Горячий угон - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 43

В этот момент в палату вошла медсестра со шприцем.

– Очнулся? Хорошо! Сейчас введу обезболивающее, поспите еще. Из милиции приходили, но им надо с вами поговорить, так что завтра еще придут.

– А что со мной?

– Много чего… Переломы ребер, сотрясение мозга, многочисленные ушибы… Отдыхайте, организм у вас сильный, все зарастет…

Сделав укол, медсестра ушла, а Гаврош провалился в глубокий сон без сновидений.

На другой день пришел участковый – молодой лейтенант милиции в незастегнутом белом халате, накинутом на форму.

– Как себя чувствуете? – формальным тоном спросил он, присев рядом на краешек стула и достав бланк из новенькой папки. – Вас нашли в кустах Прибрежного парка, без денег и документов. Кто-то вызвал «скорую помощь». Что с вами произошло?

Деньги у него были – и те, что заплатил Лёша, и немного своих. Наверное, Лёха их и забрал. Да он же и вытащил его из «Шампуров», чтобы избавиться от лишних вопросов…

– Не помню… Гулял… Напали трое… И все…

– Вы их запомнили?

– Нет…

– Деньги пропали?

– Нет, у меня не было…

Гаврошу показалось, что лейтенант с облегчением перевел дух. Немудрено: он записывал его объяснение, положив бланк на толстую пачку каких-то официальных документов с одинаковыми резолюциями в углу. Очевидно, со всеми ему предстояло разбираться…

– А может, и нападения не было?

– Может. У меня же голова болит, в мозгах путаница…

Участковый воспрянул духом.

– Претензии имеете?

– К кому?

Лейтенант замялся.

– Ну, к кому-нибудь…

– Не имею.

– Тогда я зачитаю, что с ваших слов записал… Гуляя в парке, я упал и потерял сознание, очнулся уже в больнице. Денег и ценных вещей у меня не было, и ничего не пропало. Претензий ни к кому, в том числе и к органам милиции не имею. Все правильно?

– Да.

– Тогда подписывайте, – лейтенант дал ручку, поднес положенный на новую папку бланк с короткой записью, и Гаврош с трудом накорябал внизу подпись.

– Выздоравливайте! – лейтенант быстро направился к двери и вышел. С одним преступлением он уже разобрался, и это радовало!

«Может, деньги эти свиньи забрали… Да они меня и вытащили в кусты… Или Лёху заставили… Да какая разница… Но претензии у меня есть! И большие!» – он снова провалился в тяжелый сон.

В больнице Гаврош пролежал сорок дней. Может показаться странным, но его вылечили, поставили на ноги, и к моменту выписки о происшедшем напоминали несколько шрамов на лице, выбитый передний зуб да периодические головные боли, которые, впрочем, становились все слабее.

– Больше в такие передряги не попадай, – сказал на прощанье лечащий врач – немолодой, добродушный доктор, с небольшими усиками-сопельками, как у Чарли Чаплина, только седыми. – Не напрягайся, походи на реабилитацию, нагрузки надо увеличивать постепенно… Если есть возможность – съезди на море, отдохни, расслабься… Хотя с нервами у тебя все в порядке!

– Спасибо, доктор, – кивнул Гаврош. – Сразу и займусь реабилитацией!

Тот только хмыкнул. Чувствовал, наверное, что у него другие планы. И в этом он не ошибался.

Вернувшись в общагу, Гаврош достал со дна сумки блокнот в черном переплете. Список забитых в армии свиней он перенес сюда, поэтому общее количество уже приближалось к тремстам. Он вписал в конце еще три имени: «Пиджак, Прыгун, Друг Прыгуна». Потом отлистал назад, нашел имена по неоконченным обязательствам. Никитос и Кузнечиха – так он обозначил Нинку Кузнецову – были уже вычеркнуты, а Худой и Чага ждали своего часа.

Он вспомнил, как ночью пришел к Никитосу во флигель, как тот проснулся от скрипа половиц, встрепенулся, включил свет и замер с перекошенным лицом.

– Наполеон, ты?! Ты же в армии!

– В увольнение отпустили, с тобой переговорить, – ответил он, поигрывая штыком.

– Я-то при чём? Я твоего батю и пальцем не тронул! Это Худой и Чага!

– А кто их привел? Один раз поджечь нас, второй – убить, кого сможете?

– Они и предложили… Они сами…

– Видишь, какая ты гнида?! Ты же про пацанскую верность рассказывал, говорил, что блатной кореша никогда не сдаст, наоборот – за него под пули пойдет… Ну, доставай, что у тебя под подушкой!

– Нет ничего! Посмотри сам – ничего нет!

– Тем хуже для тебя…

Гаврош говорил негромко, спокойным тоном, не угрожал и не матерился. Наверное, вначале Никитос думал, что всё обойдется. И вдруг понял, что это не шутки, не пугалки, а серьезная предъява, и сейчас придется держать ответ по полной…

– Я своих позову! – заорал он во все горло, но Гаврош навалился сверху, зажал рот и приставил к груди штык, испивший кровь ста восьмидесяти трех свиней.

Через приоткрытое окно в комнату общежития с улицы лилась доносимая издалека порывами ветра музыка. Не раздражающая. Тихая и печальная, как скрип карусели из детства. На миг она вырвала Гавроша из прошлого, но страшные воспоминания тут же втянули его обратно.

Он вспомнил бешено бьющееся под рукой сердце, вытаращенные в ужасе глаза, выступивший на свиной харе липкий вонючий пот… Он надавил на рукоятку, штык провалился как всегда легко, и обязательство было выполнено, но он довел процедуру забоя до конца, а потом, не оглядываясь, вышел и тщательно прикрыл за собой дверь.

А Нинка… Он уже раздумал мстить ей и, вернувшись, собирался вычеркнуть «Кузнечиху» из списка. Но, наверное, черный блокнот обладал сверхъестественной силой: стоило вычеркнуть лжедесантника дядю Вову Комарова – и тот остался жив! А не вычеркнул Нинку, и она встретила его на тихой и всегда пустынной ночью сельской улице, на которой ни её, никого другого быть не должно… Веселилась в какой-то компании, изрядно выпивши, поссорилась со всеми и, пошатываясь, шла домой. Они столкнулись почти лицом к лицу недалеко от дома разделанного, как свинья, Никитоса… И что ему оставалось делать?

В эту ночь Гаврош почти не спал. Мешала не музыка, а воспоминания о прошлом и мысли о будущем.

Проспав до обеда, он поджарил на сковороде три яйца с помидором, вскипятил чай, позавтракал, направился к остановке и сел в автобус. «Протазана» в Тиходонске знали все. Точнее, все знали бизнесмена Семена Павловича Дергунова – крупного торговца металлом и активного участника в общественной жизни города. Рекламы его фирмы висели повсюду, от ее названия и пошло прозвище, которое ходило в специфических кругах. И Гаврош много раз видел из окна автобуса огромный баннер не стене дома: «ООО “Протазан”» – скупаем металлолом дорого. Бесплатный вывоз цветного лома – от 300 кг, чёрного лома – от 900 кг. Телефон… Адрес…» Ни номера телефона, ни адреса Гаврош не помнил – такие вещи без необходимости люди обычно не запоминают. Сейчас необходимость возникла.

Баннер был на месте, хоть и изрядно выгоревший на солнце. Краска местами облезла, но нужную информацию Гаврош сумел рассмотреть. Оказалось, что офис «Протазана» располагался в здании отеля «Аксинья» на четвёртом этаже. Гаврош отправился туда.

Он дошёл по лестнице до четвёртого этажа и уже приготовился искать среди множества других офисов нужный, как с удивлением обнаружил, что вход на этаж закрыт. На черной металлической двери блестела лаконичная табличка: «Протазан».

«Не слабо! – отметил про себя Гаврош. – Полностью весь этаж заняли».

Домофона на двери не было, но в левом верхнем углу лестничного пролёта Гаврош заметил камеру видеонаблюдения. Глядя в нее, он дважды нажал на кнопку звонка, и почти сразу щёлкнул электронный замок – за посетителем наблюдали. Он вошёл в отделанный деревянными панелями коридор, и дверь за спиной закрылась.

– Здравствуйте! Чем могу помочь? – встретил Гавроша рослый охранник.

Он был одет так же, как и те двое в шашлычной: чёрный костюм, белая рубаха, галстук. Вдобавок в ухо вставлен наушник, от которого витой провод уходил под пиджак, а в руке зажата портативная рация.

– Мне нужен Сысоев Владимир, – сказал Гаврош.