Мученики Колизея - Тур Евгения - Страница 9

IV

Молодой епископ

вадцать лет спустя после смерти Плакиды, в царствование того же Адриана в Колизее пострадал молодой епископ Елевферий. Он происходил от знатной римской фамилии, многие члены которой были консулами. Мать Елевферия была обращена в христианство апостолом Павлом и воспитала своего сына в святой вере. Четырнадцати лет от роду он уже был диаконом, восемнадцати лет священником, а на двадцатом году он был посвящен во епископа Иллирийскаго. Жизни он был чистой и благочестивой, знаний больших; имя его сделалось известным, ибо он проповедывал слово Христово со рвением и немало язычников обратил и вразумил. Слухи о нем дошли до Адриана; он послал к Иллирию одного из своих полководцев именем Феликса, чтобы взять и привести в Рим молодого епископа. Феликс нашел его в церкви, посреди большого стечения народа, проповедывавшего слово Божие. С гордою самоуверенностию Феликс вошел в церковь и был поражен тем, что увидел и услышал. Молодой епископ поучал народ; голос его звучный и мелодический, слова полные вдохновения, мысли высоты до тех пор неслыханной, лицо просветленное внутренним чувством, покоряли ему безмолвную и очарованную толпу. Она слушала его с благоговением и так высоко и так прекрасно было это поучение, что Феликс, объятый, как и другие, каким-то умилением, упал на колени. Толпа колыхнулась, солдаты, составлявшие свиту Феликса, изумились; молодой епископ обратил свои взоры на римского военачальника и сказал ему:

— Встань Феликс! Я знаю, зачем ты послан. Божия воля да совершится надо мною — я пойду за тобой и буду славить имя Господа повсюду.

И молодой епископ оставил паству свою и отправился в Рим. Достигнув большой реки, он заметил множество людей, которые ждали переправы, как и он сам. Он тотчас воспользовался стечением народа и стал поучать его, проповедуя Евангелие и его истины. Такова была сила и красноречие его, что все слушали его со вниманием, многие плакали, многие тут же обратились в христианство. Феликс, который в продолжение пути уже ознакомился с христианским учением, воскликнул:

— Не стану ни пить, ни есть, пока не приму святого крещения.

Молодой епископ тогда же окрестил его.

Когда оба они прибыли в Рим, их ввели в дворцовую залу, где стоял великолепный императорский трон. Император в богатой одежде, окруженный блестящею свитой, вошел и взглянув на Елевферия удивился. Красота его, благородство и достоинство в осанке и движениях говорили о его воспитании, высоком рождении, а выражение лица — о его прекрасной душе. Император знал, что отец Елевферия был три раза удостоен звания консула, что семейство его располагало богатством и могло похвалиться самым знатным родством и сильными связями. Он обратился к нему с некоторою благосклонностию и сказал:

— Каким образом могло случиться, что ты, человек знатной и богатой фамилии, одаренный, как я вижу, красотой замечательною, мог попасть в сети людей грубых, бедных и невежественных.

Елевферий молчал.

Адриан продолжал:

— Зачем молчишь ты?

— Что могу отвечать я тому, кто, не зная ничего, судит так решительно. Ты знаешь ли наше учение?

— Знать его я не хочу и презираю его, — ответил Адриан запальчиво. — Разве все вы не презираете богов, разве вы не отказываетесь поклоняться им? Разве вы не почитаете богом своим человека, справедливо за свои преступления приговоренного к казни?

— Слова твои, — отвечал ему молодой епископ, — свидетельствуют о твоем ослеплении и невежестве. Не могу я научить тебя, если ты не хочешь учиться, не могу просветить тебя, если ты хочешь оставаться во мраке.

— Не стану я входить с тобою в спор, — сказал император без гнева, — поклонись богам, и я оставлю тебя при почетной должности во дворце моем.

Но молодой епископ отверг с пренебрежением предложение императора; тогда приказано было отдать его палачам. Еще при императоре Августе казнь преступника должна была быть оглашаема в городе для того, чтобы народная толпа была свидетелем мучительной смерти осужденного. Глашатаи обошли Рим, призывая народ быть свидетелем казни христианина, привезенного из Иллирии. Стечение народа было большое и амфитеатр залит был зрителями сверху до низу. Император Адриан также находился в цирке. Елевферия ввели в арену отягченного цепями. Его красота и молодость тронули сердца многих зрителей, но что значило сострадание нескольких десятков лиц в сравнении с жаждой жестоких зрелищ, к которым привыкла римская чернь и все римское развращенное общество.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Елевферия приковали к решетке и должны были сжечь живым, но Елевферий не смущался предстоявшим ему мучением.

— Римляне, — воскликнул он, — слушайте, что я скажу вам. Есть один Великий, Всемогущий Бог! Его вам называли, о Нем вас учили великие апостолы Петр и Павел. Я буду служить Богу, а муки, которыми вы мне грозите, считаю ни во что; мне сладко умереть за моего Спасителя.

Огонь разожгли, но он не сжигал молодого епископа.

— Слыхали вы, — продолжал он, обращаясь к зрителям, — о трех юношах, брошенных в пещь огненную? Огонь пылал, а они пели хвалу Богу истинному, невредимые и исполненные веселия. Вот и я, с детства поклонявшийся Богу, я, епископ, знаменую себя крестным знамением (и он перекрестился) и призываю на себя Божие благословение и Божию защиту.

В это мгновение огонь погас, и молодой епископ, невредимый и спокойный, встал с раскаленной решетки.

Все зрители и сам император были поражены, но нашли объяснение этому чуду, как все люди неверующие.

— Он маг и чародей. Восток славится своими колдунами издавна, — заговорили в толпе.

Император приказал взять Елевферия и заключить его в тюрьму. Префект Корив обещал приготовить такие орудия казни, что никакое чародейство и колдовство не спасут Елевферия от смерти. Но напрасно ухищрялся префект, напрасно злобствовал Адриан. Чудом спасал Бог от смерти молодого епископа. Префект, бывший свидетелем всякий раз его чудного спасения, уверовал сам.

— О великий император, — воскликнул он, увидя опять молодого епископа здравого и невредимого, — уверуем в Того, Кто спасает этого юношу от неминуемой и страшной смерти. Я верю, что он служитель истинного Бога! Жрецы Юпитера, Юноны и Геркулеса не пошли бы на верную, жестокую смерть, а если бы были преданы огню, горячей смоле, зверям, как этот праведник, то давно бы погибли.

Слова префекта поразили императора Адриана; он вознегодовал и разгневался.

— Как? — воскликнул он в неописанном раздражении, — и ты осмеливаешься говорить так, и ты, префект, изменяешь и мне, и нашей религии? Я осыпал тебя милостями, а ты теперь принимаешь сторону ненавистных христиан, презренных невежд и нищих? Ты умрешь смертию, которая всех их ожидает.

— Великий император, — сказал префект, — выслушай меня. Пока я не верил, я был верный исполнитель твоих приказаний, но как могу я поступить против моей совести? Я предпочитаю умереть, но не буду кривить душой. А ты подумай, за что ты казнишь стольких невинных. Кого они обидели? Кому сделали зло? У кого что отняли? Напротив, их закон есть любовь, и они делятся с бедными тем, что имеют. Посмотри, с каким смирением они выносят все бедствия, с какою кротостию переносят оскорбления, с каким мужеством принимают мучительную казнь!

Император не отвечал ни слова, но подал знак рукой, и ликторы бросились на префекта; но он освободился от рук их и упал к ногам молодого епископа.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Моли за меня Бога твоего, да спасет Он душу мою и помилует ее. Его одного я исповедую и умру за мое убеждение с радостию.

Молодой епископ, проливая слезы радости, благословил его и возблагодарил Бога за его обращение. Ликторы схватили префекта и, по приказанию императора, вывели его на средину арены и отрубили ему голову.

Елевферия отвели в темницу. Она была ужасна; это была темная, смрадная яма, в которой едва можно было поместиться. В этой ужасной темнице погибли многие от болезни и голода, многие сошли с ума от отчаяния. Но отчаяние не могло коснуться души молодого епископа; любовь к Богу, уверенность, что он переносит краткое земное испытание, давали ему ясность душевную и мир сердечный, а с этими великими благами человек не может быть несчастлив. Ясность души и мир сердца суть великие нравственные силы. Они порождают и укрепляют непоколебимую решимость погибнуть без трепета за правду. Когда железные двери тюрьмы затворились за Елевферием, он упал на колени и в молитве вознес душу свою к Богу; в этом умилении не чувствовал он страданий тела, но испытывал восторги души, призывая на себя великость Божией благодати. Сила молитвы бесхитростной и горячей велика. Она наполняет сердце умилением и мужеством. Его оставили без пищи, и когда чрез несколько дней, по приказанию императора, стражи вошли в темницу, то, к крайнему своему изумлению, они нашли Елевферия здоровым и столь же непоколебимым, как и прежде. Адриан был раздражен, приказал привязать его к лошадиному хвосту и выпустить на волю дикую лошадь.