Мученики Колизея - Тур Евгения - Страница 3

— Кто ты? И как осмелился ты не только ослушаться приказаний наших, но еще совращать других и губить их вместе с собою. Ты дух зла и безбожия!

Игнатий ответил:

— Дух зла и безбожия не имеет ничего общего с духом христианства и с тем, кто носит в своем сердце истинного Бога!

— Кто тот, кто носит в сердце истинного Бога! — спросил Траян.

— Всякий, кто верует в Сына Его Иисуса Христа и верно служит ему.

— Так стало-быть ты не веришь, что боги с нами, что они покровительствуют нам и еще недавно, по их велению, славная победа над врагами досталась нам.

— Ты ошибаешься, — ответил Игнатий, — называя богами своих идолов. Есть Бог единый, создавший землю и небо и все что на ней и в нем; есть Сын Божий Иисус Христос и я молю Его ежечасно, да сподобит Он меня войти в его царствие.

— Иисус, сказал ты; говоришь ли ты о том человеке, который был распят Пилатом.

— О Нем говорю я, — ответил Игнатий.

— И ты носишь Его в своем сердце? Как же это? — спросил Траян в раздумье.

— Да, ибо Он сказал нам в своем св. учении: «Они во Мне пребывают и Аз в них».

Траян задумался; он очевидно не понимал слов глубоко верующего епископа, но он видел пред собою великую силу духа, великую силу убеждения, великую бестрепетную осанку, внушающую невольное удивление. Он колебался и не знал не отослать ли его, не сделав ему ни малейшего зла, но устрашился порицания язычников, его окружавших. Не по убеждению, а из страха общего порицания Траян встал и сказал сурово:

— Приказываю, чтоб этого человека, носящего с собою распятого Христа, заключили в оковы и отослали в Рим. В амфитеатре скоро начнутся зрелища и Римскому народу будет приятно видеть, как он погибнет, растерзанный зверями!

Игнатий упал на колена и воздев руки, воскликнул в припадке торжественной радости:

— О, Господи, благодарю Тебя, что Ты в своем милосердии выбрал меня и дозволил мне идти по стопам апостола Павла, что и я вступлю в Рим, как он, отягченный оковами!

В продолжение своего путешествия из Антиохии в Рим, которое длилось несколько месяцев, ясность духа и дивное спокойствие не покидали Игнатия. Когда его везли через Смирну, он мог свидеться со св. Поликарпом, учеником апостола Иоанна. Из дома Поликарпа, где ему дозволено было пробыть несколько дней, он написал ко многим лицам своей паствы трогательные письма, в которых умолял их не предпринимать ничего для его спасения и оставить его умереть за веру. В одном письме находились следующие строки, свидетельствующие о великих им претерпенных мучениях. «Когда я ехал из Сирии сюда и землей, и морем, ночью и днем я был отдан в жертву десяти леопардам, которые терзали меня. Я говорю о моих стражах, которые заковали меня в тяжелые оковы и были тем беспощаднее в отношении меня, что ожидали для себя богатых наград. Я принимаю это и переношу, как спасительное испытание, ибо мне далеко до совершенства».

Из Остии сопровождавшие Игнатия спешили в Рим, чтобы застать там празднества, называемые Sigillaria. Христиане, узнавшие о приезде Игнатия, поспешили ему навстречу; со слезами упав на колена, встретили они его у того места, на котором построена теперь церковь св. Павла, которая находится почти за городом. Игнатий утешал всех и просил сносить безропотно все, что Богу угодно допустить в жизни всех нас.

20 декабря 107 года по Рождестве Христове Игнатия отягченного оковами привели в Капитолий. С самых ранних лет он жаждал увидеть Рим, великую столицу великой империи, и теперь она явилась его удивленному взору во всем своем великолепии, позлащенная лучами яркого солнца. Пред ним расстилался великий город со своими дворцами, садами, храмами, памятниками и гробницами, белоснежными мраморами и громадными, казалось несокрушимыми постройками. Повсюду блистали в лучах солнца мрамор и золото. Игнатий прослезился и молил Господа просветить светом евангельского учения великий город, столицу великой империи.

Скоро пред его глазами появилось новое чудесное здание. Он вступил в Колизей. Рыкание львов и рев диких зверей, рукоплескания и неистовые крики несметной толпы оглушили входившего в Колизей Игнатия. В Колизее происходило зрелище…

Сквозь пурпуровую занавесь, заменявшую потолок, солнце лило лучи свои и они, приняв розовый оттенок, удваивали очарование. Лучи эти, как розовая заря, красили в пленявшую зрение краску толпы людей и обливали их с ног до головы розовым сиянием. Император на троне под богатым балдахином на пурпуровом седалище занимал свое место. Близ него весталки, одетые в белые туники с венками белых роз на голове, прельщали зрителей и красотой, и нарядом своим. Всадники в белых туниках, префекты, учредители, воины, посланники от различных стран, покоренных Римом, блистали в своих праздничных одеждах, разукрашенных золотом и каменьями. За ними виднелись несметные толпы народа и дальше всех женщины, отделенные от мужчин, скученные вместе, толпой пестрой и разнообразной; белокурые пришельцы с дальнего севера, черноокие, чернокожие и бронзовидные жители Азии и Африки, смуглые Арабы и курчавые Эфиопы, Египтяне и Самаритяне. Стотысячная, возбужденная толпа народа ревела в огромном здании, жестокая жажда крови владела этими десятками тысяч разнородных, вместе сошедшихся с разных краев мира людей.

Внезапно гул толпы замолк и все взоры обратились к восточной двери, в которую солдаты ввели престарелого, слабого до изнеможения человека. Белые, как снег, волосы его спадали с головы на бледное истощенное лицо; но взор его был тверд и ясен, движения медленны, но исполнены величия. Он шел тихо к императорской галерее. Главный председатель игр цирка, лицо важное, взглянув на Игнатия, поддался невольному чувству удивления. Он сказал ему почти благосклонно:

— Удивляюсь, что ты еще жив после столь тяжкого путешествия в кандалах, изморенный голодом. Согласись поклониться богам и я прикажу тотчас расковать тебя и возвращу тебе свободу.

Игнатий со спокойным величием взглянул на знатного представителя императора.

— Я не боюсь смерти, как бы ужасна ни была она, и не соглашусь ни за какие земные блага изменить моему Богу. Он есть Единый и Великий, Ему одному поклоняюсь и Его единого до последнего моего вздоха буду благодарить и славить.

Председатель обратился к страже и сказал повелительно:

— Привязать гордеца этого и спустить на него двух львов.

— Римляне, — воскликнул Игнатий, — я не совершил никакого преступления, я умру за истинную веру, а вы сморите и помните, что Бог посылает силу погибнуть лютою смертию тем, которые знают Его, поклоняются Ему одному и возлюбили Его одного.

Сказав это, он упал на колена, скрестил руки на груди и возвел взоры свои к небу. Решетки заскрипели; два громадные, голодные льва прянули из-под темного подземелья на залитую полуденным солнцем арену и остановились, неподвижно вдыхая теплый воздух и щуря глаза от внезапного света.

Гробовое молчание царило в амфитеатре; не переводя духа, жадный до жестоких зрелищ люд ожидал кровавой развязки. Осмотревшись и завидев жертву, оба зверя бросились разом на старца…

Тих был цирк и пустынен. Бледные лучи луны проникали свободно на его галереи, арки, арену. На потолке уже не было пурпуровой ткани.

Три тени, крадучись, подвигались по темным сводам и наконец вышли на арену. Посреди нее, ближе к императорскому месту, они стали на колена, разостлали белую пелену и благоговейно собрали в нее кости и песок, пропитанный кровию — все, что осталось от Игнатия. То были три христианина, которые сопровождали Игнатия из Антиохии в Рим и старались всячески по мере возможности усладить путь его. Их звали: Карион, Филон и Агафон. Вблизи от Колизея находился дом Климента, третьего после Петра епископа Римского; Климент принадлежал к благородной фамилии Флавиев. Туда отнесли останки замученного Игнатия, христиане толпились около и провели всю ночь в молитве. Ночью, по словам одного из них, сладкий сон нашел на них, и все заснувшие видели один и тот же сон. Игнатий прощался с ними и потом поднялся и вошел в светлый сонм блаженных духов, в вечное блаженство. Когда они проснулись, то со слезами благодарили Бога, уверенные, что Он послал им сон этот, чтоб утешить их, и возвестить, что душа Игнатия спасена и что пред ней открылись светлые двери рая.