Отблеск безумной звезды - Тронина Татьяна Михайловна - Страница 20

— А, понятно… — неопределенно протянула Оля. Убить целый час времени на позирование?.. И еще неизвестно, какой ее изобразит Ярослав Глебович! — Я подумаю.

— Да чего тут думать! — рассердился Силантьев. — Сядете тут в саду, с книжечкой, делать ничего не надо… Или вам Эмма Петровна не разрешает со мной водиться?

— При чем тут Эмма Петровна? — Оля тоже неожиданно рассердилась. — Я взрослый, совершенно свободный человек, я сама распоряжаюсь своим временем… Ладно, я согласна!

— Мерси, — буркнул Силантьев.

Оля пошла дальше. «Может быть, я зря согласилась? Этот Силантьев такой противный, все время ругается…»

На первом этаже хозяйского дома одно из окон было раскрыто. У колышущейся белой занавески сидела Кристина, литературный секретарь старика Локоткова, и сосредоточенно печатала что-то на переносном компьютере.

Сколько Кристине лет, никто не знал. Может быть, двадцать пять, а может быть, и все сорок. У нее было странное лицо, с вечными скорбными складками возле губ, и колючий тревожный взгляд. Она была очень худа, черные волосы коротко срезаны и острыми углами лежали на щеках.

Кристина даже в жару ходила в чулках, строгой темной юбке и офисной белой блузе с бантом, всем своим видом напоминая окружающим, что расслабляться она не намерена.

— Добрый день, Кристина!

— Добрый… — та вздрогнула, оторвавшись от монитора. — Ты уже с работы, Ольга?

— Да. Ярослав Глебович попросил меня, чтобы я ему позировала, — тут же призналась Оля. — Иду вот сейчас и думаю: может, я зря согласилась?..

— Нет, не зря, — быстро ответила Кристина. — Силантьев — очень хороший художник.

— Да ну?.. — удивилась Оля.

— Я тебя уверяю, — холодно ответила секретарша, и пальцы ее принялись снова порхать по клавиатуре.

— Ты меня успокоила…

— Оля! — Кристина вдруг встрепенулась. — Ты Ивана Осиповича видела?

— Видела. Только что у ворот. Но он уже в город уехал…

— Один?

— Один. Лера тут осталась. Я ее тоже видела — они с Кириллом разговаривали у беседки.

Кристина вспыхнула, а потом побледнела. Все знали, что она влюблена в Ивана Острогина — мучительно, безнадежно, безответно и ненавидит его жену Валерию.

— Кажется, Иван Осипович собирался вернуться к ужину, — вспомнила Оля. — Ну да, он мне так и сказал — «до вечера»…

— Отлично… — пробормотала Кристина. — Он уехал, а его жена строит глазки этому мачо…

Кирилла, помощника Локоткова по экономической части, Кристина тоже ненавидела.

Днем к Степану Андреевичу приезжал какой-то чиновник из московской мэрии и они о чем-то долго и дружески беседовали.

После Степан Андреевич находился в таком благодушном настроении, что изволил спуститься к ужину.

Семейные обеды проводились обычно на застекленной веранде.

Там Мура накрывала стол.

Белая крахмальная скатерть, свечи, фрукты в хрустальных вазах, вино, привезенное с собственной винодельни в Алазанской долине. Настоящее.

Обычно все ели по отдельности на летней кухне, что на заднем дворе, каждый из собственных запасов, но общие вечера старик спонсировал сам. Это было высшей милостью, и присутствие на таких вечеринках считалось обязательным.

Оля лишний раз провела электрощипцами по волосам, выпрямляя их. Надела темно-синее платье из легкого шелка, долго трудилась над своим макияжем. Пудра, четкая линия бровей, темно-красные губы…

— Оля, ты опять опаздываешь! — заглянул к ней встревоженный Викентий.

— Нет, я уже готова… — Оля брызнула на запястья духами.

У крыльца их ждала Эмма Петровна, с усталым, недовольным лицом.

— Терпеть не могу все эти вечера… — хмуро пожаловалась она сыну. — Чем-то они мне напоминают сталинские застолья. Кеша, мальчик, ты помнишь фильм «Пиры Валтасара»?

— Мама, ну что за ерунда! — захохотал тот. — Ты, как всегда, преувеличиваешь…

— Оленька, а что это за духи? — Эмма Петровна слегка сморщила нос. — Такой тяжелый, дамский аромат… Совсем не для тебя!

— Мама, ну не надо…

— Что уж мне, и слова нельзя сказать?

Оля стоически улыбнулась.

Легкие сумерки опустились на сад.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

На веранде Иван зажигал свечи.

— Я, словно бабочка к огню, стремлюсь к тебе неодолимо… — фальшивя и перевирая слова, пел он.

Племяннику Степана Андреевича было тридцать семь, но он уже располнел и потерял изрядное количество волос — глубокие залысины тянулись у него аж до самой макушки. Невысокого роста, с добрыми близорукими глазами, в широком льняном костюме… Викентий за глаза называл его «чеховским интеллигентом».

— Ваня, пожалей наши уши… — протянула Лера, его жена, стоя у распахнутого окна. В ее длинных пальцах была зажата сигарета в длинном мундштуке — Лера Острогина с ней выглядела чрезвычайно стильно и утонченно. Впрочем, и без сигареты она была хороша — высокая, стройная, шоколадно-смуглая (заслуга солярия и частых путешествий в жаркие страны). У нее были золотисто-каштановые волосы, небрежно сколотые на затылке, и огромные, неподвижные, зеленовато-карие глаза, которые гипнотизировали каждого, на кого она смотрела.

Сейчас, на даче, она носила исключительно короткие топики и шорты и даже для этого вечера не сделала исключения.

Эмма Петровна скорбно вздохнула при виде Леры.

— Эмма Петровна, Оленька… — улыбнулся Иван при виде вновь вошедших, и от избытка чувств принялся целовать им руки. Иван практически всегда находился в прекрасном настроении, словно до того уже успел немного выпить. Леру экзальтация мужа раздражала: увидев, как тот расшаркивается перед дамами, она усмехнулась и выпустила колечко дыма.

— А где сам? — Викентий пожал Ивану руку.

— Сейчас спустится.

В распахнутое окно из сада заглянул Кирилл.

— Еще не начали? — быстро спросил он у Леры.

— Нет, тебя ждем… — засмеялась она низким хрипловатым голосом.

Кирилл подтянулся на руках и перемахнул через окно.

— Боже мой, Кирилл, как будто двери нет! — укоризненно воскликнула Эмма Петровна.

— Так это весь дом обходить надо… — беззаботно отмахнулся тот. На нем были черная кожаная жилетка и такие же брюки. Черные волосы, испанская бородка, глаза чуть навыкате… На голой груди висел огромный серебряный крест. Немудрено, что Кристина называла его «мачо» — Кирилл пользовался бешеным успехом у слабого пола.

Сама Кристина появилась практически одновременно — все в том же строгом виде офисной дамы. Мельком взглянула на Кирилла и поморщилась.

— А вот и я… Заждались, поди?.. — спустился со второго этажа Степан Андреевич в сопровождении Муры. Поддержка Муры, впрочем, была символической — патриарх прекрасно сохранился, несмотря на свои восемьдесят два. Был бодр, подтянут, как всегда, немного язвителен, что говорило о живости ума… — Ну-с, прошу к столу!

Чем-то он напоминал Кащея Бессмертного, каким того рисуют в детских сказках, — худой, лысый, с пронзительными глазками и тяжелой нижней челюстью.

Все уже расселись, как в дверь просунулась косматая седая голова:

— Что, меня не приглашают? — сварливо спросил Силантьев.

— Ну вас, Ярослав Глебович! Заходите, конечно… — хихикнул Локотков, садясь во главе стола в широкое кресло. — Ей-богу, ломаетесь, точно девочка… Когда это у нас специальные приглашения требовались?..

— Какая прекрасная погода нынче в июне! — с энтузиазмом произнес Иван, наливая в бокалы вино. — Помните, прошлым летом в это время холода стояли?.. Дядя Степа, за что пить будем?

— За погоду и будем, — заерзал в своем кресле патриарх. — Очень актуально… А то у меня от сырости ревматизм.

— Прекрасный тост! — серьезно произнесла Кристина. — За хорошую погоду…

Чокнулись бокалами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Оля посмотрела на Викентия, сидевшего рядом, — он улыбнулся ей уголками губ, словно напоминая, — «люблю». «Люблю» — она тоже улыбнулась ему в ответ.

— Думаю тот дом на Остоженке ремонтировать, — поделился Степан Андреевич. — Пару этажей неплохо бы еще надстроить… Мэрия дает добро. Ну, разумеется, и я город без поддержки не оставлю.