Начало пути (СИ) - Шу Алекс - Страница 3

Собираю сумку. Достаю плечики с выглаженной школьной формой. Спустя пару минут я уже одет.Темно-синий пиджак сидит на мне относительно свободно, только рукава смешно топорщатся на локтях и значок «ВЛКСМ» задорно поблескивает на лацкане.

«Настоящий комсомолец», - ирония просто переполняет меня. Еще ощущаю себя 31-летним мужиком, по недоразумению попавшим в детский сад. В прихожей обуваю туфли, хватаю с тумбочки ключи, и прощаюсь с мамой. Выхожу на улицу, и мое настроение поднимается. Снова здравствуй родной Новоникольск. Здесь в тихом подмосковном райцентре я прожил с родителями несколько счастливых лет, пока не закончил школу.

Знакомые с детства силуэты домов, простые и открытые лица людей, спешащих на работу, приветливое солнце, игриво стреляющее теплыми лучиками мне в лицо, деревья еще с распущенными листьями, наполненными сочной зеленью, – ощущение счастья теплой волной окатывает мою душу.

Останавливаюсь и задумчиво смотрю на залитое синевой небо с неторопливо проплывающими белоснежными облаками.

«Я снова в СССР. Никаких конфликтов, путчей, безработицы, инфляции, войны в Приднестровье, горящего Белого Дома, трупов. Я молод, и со мной мои родители. Спасибо Господи, или кто там, что дал мне второй шанс. Клянусь, я использую его лучше, чем в прошлый раз».

- Лешка, ты чего стал? – увесистый предмет хлопает меня по спине.

Разворачиваюсь. Вижу россыпь веснушек, которую природа щедрой рукой бросила на лицо Паши Амосова. Одноклассник, улыбаясь и покачивая на плече портфелем, смотрит на меня.

Не удерживаюсь, и от избытка чувств отпускаю ему сочный щелчок по большому лбу.

- За что? – бурчит Паша, потирая голову.

- В следующий раз не будешь портфелем по чужим спинам бить, - наставительно объясняю товарищу.

Мы идем в школу. Паша что-то рассказывает мне о Малышевой из «десятого Б», закатившей истерику из-за четверки по самостоятельной, нашей классной, обещавшей свозить желающих на осенние каникулы в Тбилиси, трудовике, за шиворот выкинувшем из класса «Бидона» - известного хулигана из 9 Б. Слушаю его вполуха.

Вместе доходим до школы. У ворот уже бурлит поток гомонящей детворы. Толкаясь в переполненной раздевалке, освобождаемся от туфель, и натягиваем на ноги сменную обувь.

Первый урок у нас история.Поднимаемся по широкой лестнице на второй этаж и останавливаемся перед приоткрытой дверью с большой табличкой. На ней крупными черными буквами выведено «Кабинет Истории». Из класса доносится веселый смех, шум и крики.

- Чего застыл? Пошли, - Паша решительно проходит в класс.

Следую за ним. Разглядываю своих одноклассников. В компании девочек заразительно хохочет, демонстрируя красивые белые зубки, смуглая Инга Писарская. Сосредоточенно зубрит параграф в учебнике, шевеля губами Наташа Бойко. Что-то рассказывает, цедя слова сквозь зубы, угодливо хихикающим Полякову и Лесенко Антон Недельский – любитель блатной романтики, чудом оказавшийся после 8 класса не в ПТУ, а в школе.

Раздается пронзительная трель звонка. Одноклассники, не торопясь, рассаживаются по местам. Присаживаюсь на предпоследнюю парту, рядом с Аней Николаенко. Девочка бросает на меня удивленный взгляд из-под длинных ресниц. Видимо, не туда сел. Ну и плевать.Замечаю пару любопытных взглядов одноклассников, переглядывание и хихиканье девочек. Показательно их игнорирую.

В класс заходит «историчка» Вера Ивановна. Класс дружно встает, приветствуя учителя.

- Садитесь, - командует Вера, и мы послушно плюхаемся задницами на стулья. «Историчку» мы уважаем. Полная женщина лет 50-ти, всегда серьезная и сосредоточенная. Свой предмет она обожает, и искренне старается привить любовь к нему ученикам.

- Открываем третий параграф, - раздается в тишине голос учительницы.

Я раскрываю «Историю СССР 10 класс», нахожу указанное место, и читаю:

«Расширение братской семьи советских республик. С победой социализма в нашей стране был успешно решен национальный вопрос. Преодолена экономическая отсталость национальных республик, обеспечено фактическое равенство всех народов, населяющих Советский Союз в политическом, экономическом и культурном отношении. Укрепилось социалистическое братство и единство всех народов Советского Союза».

И тут меня накрывает. Вспышка в мозгу подобна ослепляющему взрыву. Поток хлынувшей на меня информации оглушает и ошеломляет. Пенсионеры, энергично копающиеся в мусорных ящиках. Изнеможенные лица беженцев, покидающих азиатские республики. Поток наркотиков, хлынувший из Афганистана. Вайнахи, деловито отрезающие головы живым русским солдатам. Бандиты, деловито избивающие ногами непослушных коммерсантов. Взрывы в метро и разбросанные по подземному переходу куски окровавленного человеческого мяса. Захваченный роддом в Буденновске, и почти две сотни расстрелянных детей Беслана. Упыриное лицо Березовского с алчным блеском в глазах, дирижирующий оркестром пьяный Ельцин, сытые довольные рожи олигархов, за бесценок приватизировавших советскую промышленность, пронзительные взгляды маленьких голодных попрошаек – я нахожусь в состоянии «грогги», как после тяжелого нокдауна. Это непостижимо и невероятно, но я вижу и знаю, что произойдет в ближайшие два десятка лет после распада Союза.

Чувствую, что шок от обрушившейся на меня информации может привести к потере сознания. Меня мутит. Кровавая капля летит из носа, расплываясь на учебнике уродливой бесформенной кляксой.

- Шелестов, тебе плохо? – краем сознания замечаю встревоженный взгляд «исторички», - Немедленно к врачу. Амосов, проводи его до медкабинета.

Под сочувствующими взглядами одноклассников, поддерживаемый Пашей за руку, медленно выхожу из класса. Амосов судорожно вцепился в мой локоть. Боится, наверно, что грохнусь в обморок. Раздается негромкий хлопок закрывающейся за нами двери. В оглушительной тишине он звучит как выстрел, и заставляет меня вздрогнуть.

«Совсем нервы ни к черту стали», - констатирую факт. Последние события в Белом Доме, моя смерть, и этот перенос в детство все-таки немного выбили меня из колеи.

- Да отпусти ты меня, - злобно выдергиваю свой локоть из Пашкиной ладошки, - сам дойду, не калека.

Бодро шагаю в медкабинет. Слава богу, помню еще, где он находится. Чуть сзади плетется Паша.

Через пару минут, после небольшого осмотра, я уже лежу в медицинском школьном кабинете с градусником под мышкой. Здесь все стерильно, и сверкает белизной. Моя тушка вольготно развалилась на накрахмаленной простыне, наброшенной на белоснежный топчан, готова удобно устроилась на подушке, похожей на большой ком снега, глаза невольно устремлены на меловой потолок. Недалеко, в хрустящем новеньком халате ослепительно молочного света за коричневым столом (единственный предмет мебели другой расцветки, слава богу) сидит и что-то сосредоточено пишет на листке полная женщина лет 35-ти. Это Зинаида Павловна – наша школьная медсестра. Она откладывает ручку, и прикладывает к поверхности бумаги печать.

Заметив мой взгляд, она поворачивается ко мне.

- Ну что Шелестов, как самочувствие? – интересуется медсестра.

- Нормально, - отвечаю я. Я действительно в порядке. От шока, вызванного неожиданным информационным ударом, оправился полностью. Но идти обратно на уроки я не хочу. После всего произошедшего нет желания сегодня сидеть за партой, и отвечать на глупые вопросы одноклассников. Лучше домой пойду. Мне есть о чем поразмыслить. Поэтому страдальческая гримаса лица просто вопиет, что я нагло обманываю простодушную добрую женщину, и мне на самом деле ужасно плохо.

Медсестра берет у меня градусник и задумчиво его рассматривает. 36 и 6. Норма.

- Ладно, Алексей, - в глазах Зинаиды Павловны мне чудится огонек усмешки, - я тебя освобождаю от занятий на день. Можешь сказать классному руководителю, что я тебя отпустила. Полежи дома, восстановись. Но завтра, чтобы был в школе как штык. Договорились?

- Договорились, - вздыхаю я.

- Вот и хорошо, - кивает медсестра, - всего доброго.