Диана. Найденыш (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович - Страница 44

Через несколько минут она уже сидела на мешках с домашним барахлом рядом с Дианой, которая как обычно наглаживала своего кота, и оглянувшись, смотрела на удалявшийся от нее дом. Ей почему-то хотелось плакать. Но ведь принцессы не плачут! Потому она только сжала зубы и заставила себя отвернуться. Не надо оглядываться назад! Надо смотреть вперед! А впереди — новый дом со всеми удобствами, новая жизнь! Теперь они с Дианой будут зарабатывать больше, и станут жить, как… как две принцессы!

Кстати, как бы это выправить на Диану нужные документы? Мало ли как жизнь повернется, пусть она будет ее дочерью со всех сторон — в том числе и с юридической стороны. Никто ведь не может опровергнуть слова, что Диана ее родная дочь — тем более, что они с ней очень похожи. Так надо сделать ей настоящее имя! Ее имя! Имя маленькой принцессы. Кто знает, как сложится жизнь, а престолонаследие никто не отменял. И по всем законам Уна и ее дочь самые что ни на есть настоящие престолонаследники. А не эти узурпаторы, силой захватившие трон Королевства.

Нет, Уна не собиралась заниматься политическими заговорами для свержения узурпаторов. Ее вполне устраивала нынешняя жизнь. Но… пусть Диана будет принцессой, дочерью принцессы. Кто знает, как это ей пригодится…

***

Все добро Уны быстро сгрузили и растащили по закромам, благо этих закромов в доме было превеликое множество. Приятной неожиданностью стало то, что за эти три дня весь дом изнутри как следует вымыли, вычистили, белье перестирали, печь натопили, и даже приготовили праздничный ужин. Кормак постарался с его многочисленными домочадцами.

Уну и Диану встретили как долгожданную родню — обнимали, целовали, а Диану подбрасывали и хохотали. Она визжала и хихикала, а Нафаня злобно шипел, тараща желтые колдовские глаза и ревниво следил за своей маленькой хозяйкой. Она мысленно его успокаивала, сама не понимая, как это делает, и кот перестал бить хвостом и выпускать когти, а пошел по дому проверять, что изменилось и есть ли в доме порядок.

Вечером был праздничный ужин по случаю заселения Уны в новый дом. Собралась вся семья Кормаков — только детей не стали с собой брать, потому что нечего им сидеть со взрослыми за столом и видеть, как они пьют вино. Да, вино было — хорошее, настоящее южное вино. Уна давно уже его не пробовала. Она вообще давно не пила, но в этот раз нарушила свой зарок — из уважения к Главе и его домочадцам.

Впрочем, пить ее новые друзья умели — пили они со вкусом: с тостами, красиво, под хорошую, сытную закуску. Потому пьяных среди них не было — только веселые и румяные. Выпив, поев, они начали петь песни — протяжные лесорубские, веселые праздничные, и просто песни, которые слышали в своей жизни. Пели они не очень стройно, но с душой, четко выговаривая слова. А когда устали, попросили что-нибудь спеть Уну. Ее уже знали как хорошую певицу, и в каждый праздник приглашали на сбор жителей и просили попеть. И она пела.

Каждая Певица, владеющая Голосом, естественно, что умеет и просто петь. Без накачивания в голос магии. Просто надо внутри себя разделять — вот это пение, а это — Пение. Контроль нужен. Кстати, и это первое, чему Уна учила Диану — петь без накачивания голоса магией.

Уна спела одну песню — здесь любили жалостливые, протяжные, про нелегкую судьбу лесоруба, который остался инвалидом, а жена его бросила и ушла к бригадиру. А лесоруб стоит на берегу реки и поет, рассказывая реке о своей любви и о том, как в жизни у него ничего не осталось. И топится. Заканчивалась песня: «И несет река, волны плещут… и горьки эти волны как слезы!» Отвратная песня. Но ее всегда просили спеть Уну — у нее был мягкий густой голос, и получалось очень красиво. Все плакали. Как сейчас. Даже у матерого, битого-перебитого жизнью Главы Кормака предательски заблестели глаза.

Потом была еще одна песня — про девушку, которая пообещала одному, гуляла с другим, а отдалась третьему. И в оконцовке вышла за четвертого — богатого молодого купца, оставив всех в дураках — в том числе и купца, который теперь будет воспитывать чужого сына — она беременной за него вышла. Песня была из разряда юмористических, потому публика радостно смеялась.

За этой песней была еще песня, еще, и еще… пока Уна не выдохлась и не охрипла. Пришлось ей налить разбавленного ледяной колодезной водой вина, и она стала с наслаждением прихлебывать едва розовую жидкость, благодатным дождем пролившуюся в пересохшее нутро. Хорошо! Тепло, сытно, хорошая компания — что еще нужно для счастья?

И тут случилось то, чего Уна совсем не ожидала. Кормак хитро, с прищуром взглянул на Диану, которая сидела рядом с Уной и держала своего любимого кота, и с ехидной ухмылкой сказал:

— А теперь нам пусть младшая чего-нибудь споет, уважит гостей!

— Да! Да! Пусть споет! — загомонили и мужчины, и женщины, а Диана очнулась от полудремы и посмотрела на них расширенными от испуга глазами — Дайна, спой нам! Спой! Уважь гостей, а то обидимся!

— Я Диана, а не Дайна! — рявкнула девочка, испуганно оглянувшись на мать. А Уна только лишь вздохнула и попросила:

— Спой, милая. Как умеешь, так и спой. Это хорошие люди, они нам помогают. Уважь их. Не бойся, никто тебя не заругает, если плохо споешь.

— Не заругаем! — захохотали гости, а сын Кормака подмигнул — Мы еще хуже поем. Честно говоря — так отвратно поем, что кошки пугаются! Так что давай, не стесняйся!

— Неправда! — серьезно ответила девочка — вы поете хорошо! Особенно, все вместе! Когда вместе — и не слышно, как вы фальшивите!

Гости грохнули смехом так, что задребезжала посуда. Кормак хохотал басом вместе со всеми, а отсмеявшись, сказал, вытирая слезы:

— Обожаю ее! Она всегда говорит то, что думает? Правдолюбка какая!

— Всегда — улыбнулась Уна — Никак не научу ее врать! В нашем мире без вранья не выживешь.

— Это точно — посерьезнел Глава, и подняв руку остановил веселье — Тише! Дайте девочка споет! Спой, птичка. Порадуй нас!

И тут же добавил, с какой-то расслабленной, задумчивой улыбкой:

— Давно так хорошо не сидели! А все ты, лекарка! Спасибо тебе за мою девочку… век буду за тебя богов молить!

— Спой, Дианочка — попросила Уна — Как можешь, так и пой. Что хочешь.

И Диана запела. Только запела ТАК, что Уна закусила губу от страха — она как-то и не подумала, что ТАКОЕ может быть! Она ЗАБЫЛА, кто такая Диана, и откуда та взялась! Ей казалось, что сейчас девочка споет что-то из песен, которые только что слышала — благо, что память у девочки абсолютная, она запоминает все, что слышит и навсегда. Но нет! Диана запела на неизвестном языке, на том языке, на котором она говорила, когда появилась в доме Уны! И как теперь объяснить — что это за язык?! Как объяснить тот факт, что девочка говорит на неизвестном языке?! Ох, Тьма, Тьма… да что же это делается… только что все было так хорошо!

Пела Диана низким, очень низким голосом. Таким низким — что казалось, поет взрослая, видевшая жизнь женщина. Уна и не слышала у Дианы такого голоса! Он проявился только сейчас, впервые! И ощущение такое, что девочку кто-то учил петь — профессионально, днями и днями оттачивая ее мастерство. Уна пела хорошо, она это знала, но от пения Дианы мурашки пробегали по коже, холодело внутри, а на глаза накатывались слезы. Ее голос проникал до самых глубоких глубин мозга, который просто растворялся, терялся в этой музыке, в этом голосе!

И еще — пение было НЕ ЧИСТЫМ, Тьма ее задери! Диана, сама того не осознавая, подпускала в пение чуть-чуть магии, которая усиливала эффект многократно, так усиливала, что терпеть это все было совершенно невозможно. Протяжная, странная песня, явно рассказ о чем-то грустном, о чем-то нелегком. И куда там песне про утонувшего лесоруба — после этой песни можно впасть в такую грусть, что захочется повеситься!

Когда Диана закончила петь, в комнате было тихо-тихо, только потрескивали дрова в огромной печи, да сопел у нее на коленях свернувшийся калачиком Нафаня. Ему было плевать на все песни в мире.