Диана. Найденыш (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович - Страница 39

Уна помнила, как получила по мозгам, когда Диана уничтожала разбойников — это было сродни удару разделочной доской по затылку. И помнила, как услышала волшбу Дианы в тот момент, когда та отучала парня выпивать. И это было похоже на удар в поддых. Когда приращивали руку — Уна подготовилась, закрыла все каналы поступления магии, и даже тогда ей было не по себе — настолько могучим оказался Голос Дианы. И вот теперь…

Магия ударила Уну так, что та пошатнулась и едва не упала со стула, пальцы лекарицы вцепились в спинку стула, только так она на нем и удержалась. Низкий вибрирующий живой голос Дианы сливался с волшебным Голосом, и в воздухе запахло цветами, травой и летом. Пахло так хорошо, что Уна невольно сделала долгий вдох… и задохнулась о невероятной вони — так пахнет старая, разъеденная червями летняя падаль, любимая падальщиками вроде обычного медведя. Медведь любит заложить свою жертву куда-нибудь в укромное место, чтобы она хорошенько протухла и приобрела приятный для него вкус. Тухлятина для медведя — самое лучшее лакомство на свете.

Песня все тянулась и тянулась — сколько она продолжалась — Уна не знала. Секунды? Минуты? Женщина застыла в состоянии безвременья, а маленькая девочка продолжала петь, глядя в пространство и чуть улыбаясь пухлыми губками.

И тут Уна посмотрела на ногу больной и едва не ахнула! Опухоль почти пропала! Ушла чернота! Под ногой образовалось бурое пятно, в котором лежали кусочки «испорченной» плоти, но теперь пораженные пальцы были розовыми, а не черными!

Но Диана все Пела, и Уна боялась ее останавливать. Нельзя останавливать Певицу во время колдовского сеанса — она сама знает, когда ей следует остановиться, и все ли она сделала для лечения.

Больную девочку начало трясти, у нее изо рта пошла пена, и Уна бросилась к постели, чтобы повернуть больную на бок. Захлебнуться рвотой в в беспамятном состоянии — проще простого, такие случаи описывались не раз, и не два. Пьяницы умирали, когда начинали блевать и рвота застревала у них в глотке, забивая воздушные проходы. Так что первым делом нужно обеспечить больному доступ свежего воздуха.

Наконец, девочку перестало рвать. И тут же Диана прекратила свое пение, пошатнувшись и едва не упав на пол. Уна ее подхватила, прижала к себе. Диана уже спала, посапывая носиком и улыбаясь во сне. Уна тоже улыбнулась, погладила дочку по волосам — какое счастье! Ну какое же счастье дали ей боги! Ну какая же она славная, ее дочка!

Не спуская Диану с рук, Уна подошла к больной девочке, пощупала пульс — он был ровным, не таким как тогда, когда Уна щупала его некоторое время назад. Уна одной рукой (другой держала Диану) перевернула больную на спину (девчонка так и не очнулась, но Уна чувствовала — опасность ушла), и вытерев испачканную руку о чистое место на простыне, пошла к входной двери. Постучала — дверь тут же открылась и в комнату заглянул взволнованный, бледный как мел Кормак:

— Ну, что?! Получилось?! Что с внучкой?! Ну?!

— Получилось — кивнула Уна, и вышла из комнаты протиснувшись в щель между гигантом и дверным косяком — Отмойте ее, вычистите комнату, как девочка проснется — накормите. Только жиденьким — супчик, кашу и все такое. И кормите почаще, ей нужно теперь много еды, силы восстанавливать. И вот еще что — мне Диану нужно положить, чтобы поспала пару часов. Найдете место? Она что-то утомилась сегодня, вот и сморило…

***

Диану отнесли в комнату по соседству, уложили в постель, где она и продолжила сопеть, улыбаясь во сне своей забавной полуулыбкой — ну в точности, как сытая кошечка. Уна постояла возле кровати, глядя на дочку, вздохнула и пошла в горницу, где ее ждали мать девочки и дед с бабкой.

Мать девочки, довольно-таки симпатичная молодая женщина возраста Уны попыталась броситься на колени и поцеловать руки, но Уна досадливо отмахнулась и подняла ее с колен:

— Ну, перестань, перестань! Все хорошо! Будет жить как прежде! Если бы вовремя сказала о ране — промыли бы, перевязали, и… все, в общем-то! Не потребовалось бы таких усилий! На будущее — как видите ранку, любую, хоть маленькую, хоть большую — тут же промывайте и заливайте крепким вином, лучше тройной перегонки. Всегда имейте в доме чистые бинты и крепкое вино для обработки ран. А уж потом можно послать и за лекарем. Понятно?

— Понятно! — закивала женщина, утирая слезы с глаз.

— Все, Герда, иди! Мне с Уной потолковать нужно — кивнул Кормак. Дождался, когда женщина уйдет, и продолжил:

— Уна… все останется между нами… не обращай внимания на мою супругу, она как я, нема, как рыба. Считай, мы единое целое. Это ведь дочка колдовала, да?

Уна чуть не подавилась, закашлялась, и долго не поднимала взгляда на Главу. Вот же проклятый демон! Он что, мысли читает?!

— Я подслушивал — ухмыльнулся Кормак — У меня слух очень тонкий, а если еще приложить уху к дверной щели…

— Как не стыдно! — искренне возмутилась Уна — А еще взрослый человек!

— Я же должен знать, что происходит у меня в доме! — снова ухмыльнулся Кормак — Ни чуточки не стыдно! Я не обещал не подслушивать! Я обещал не входить и никого не пускать!

Уна не выдержала и хихикнула — и правда, обыграл старый пень! Не обещал, точно.

— Ну, так что — она? — кивнул Кормак.

— Она… — вздохнула Уна — Голос у нее прорезался, да такой, что мне и не снилось. Боюсь за нее. Узнают люди — представляю, что начнется!

— Ты что, такая наивная? — прищурился на Уну Кормак — Неужели думаешь, что удержишь слухи? Если ты попустила — значит, все. Дело сделано. Ну скажу я, чтобы молчали — и что? Думаешь, люди глупые, не сложат два и два? Восемь лет ты особо себя не проявляла, сидела тихо, не высовываясь. Потом вдруг у тебя появилась пятилетняя дочка — и это притом, что ты некогда сказала, что не можешь иметь детей. А как только появилась дочка — пошли чудеса на уровне магистра магии. И значит… что это значит? Значит, кто-то из вас двоих умеет колдовать как настоящий магистр! Кто? То-то же…

Он задумался, помолчал секунды три, и продолжил:

— По большому счету все не так и плохо, если забыть о том, что ты боишься огласки и кого-то опасаешься. Если кто-то тебя и разыскивал, за те восемь лет, что ты сидишь в лесу, о тебе давно уже забыли (Уна снова чуть не поперхнулась). Ну а то, что люди сюда потянутся лечиться — так нам это даже на руку. Будет заработок, деньги пойдут в кассу общины. Приезжие платят за постой, за продукты — нам хорошо! Опять же — может что-то и купят из наших изделий. Так что нам сплошная выгода. Только скорее всего, ты здесь долго не просидишь, тебя потянет в столицу. По тебе видно, что ты птица не здешнего полета. Там и заработки выше. Только одно тебе скажу: здесь большинство будет за тебя. Если что — я сам прибегу с топором и бошки негодяям поотшибаю — если тебя посмеют обидеть. А там, в городе… там каждый сам за себя. Вот чем и отличается община от города. Мы, какие бы ни были — держимся друг друга. Иначе ведь не выжить. Там… ну, ты поняла. Потому предлагаю тебе хорошенько подумать, и жить здесь — спокойно, без проблем. По крайней мере, до тех пор, пока твоя девочка не станет взрослой. А научить ты ее и так научишь — твоих знаний, уверен, хватит чтобы обучить всех детей в округе. Ведь так?

— Так… — кивнула Уна, слегка растерявшаяся от навалившейся на нее новой информации. Голова шла кругом! За эти дни ей столько пришлось перенести, столько узнать — за восемь лет и части подобного не происходило! Убийства, например! Здесь последнее убийство произошло пять лет назад, когда подрались и порезали друг друга пьяные сезонные лесорубы.

Каждую зиму в село приезжали наемные работники, и население Шанталя увеличивалось процентов на двадцать за счет этих мужиков. Само собой — они вечерами напивались, случались и драки, но в основном обходившиеся без смертоубийства. Местные жители не любили поножовщины, и на следующий сезон любитель хвататься за нож мог больше не рассчитывать. Как и на работу сейчас. А условия у лесорубов были достаточно выгодные — крыша над головой, питание, плюс заработная плата, зависящая от производительности бригады. За сезон можно было неплохо заработать.