Тонкая структура (СИ) - Хьюз Сэм - Страница 49

Два

— Я думаю, Пауль Клик был прав.

Чэн поднимает голову и виновато оглядывается по сторонам. Их столик в Хорнпайпере выглядит вполне уединенным. Скорее всего, никто ничего не слышал. Чэн делает глоток из своего поллитрового бокала, ставит его на стол, а затем, медленно и тщательно продумывая слова, отвечает:

— Пауль Клик — величайший виновник массовых убийств за всю историю человечества. Гитлер, Сталин и Пол Пот не действовали в одиночку. У них были союзники. А Клик погубил восемьсот девяносто девять тысяч человек при помощи одного-единственного устройства, которое он собрал собственными руками. Мало того, он за долю секунды уничтожил больше человек, чем когда-либо умирало на планете в любой конкретный момент. Он был сумасшедшим. Ты мой друг. Но такое тебе нельзя говорить даже мне. Да и вообще кому угодно.

Майк Мёрфи долго разглядывает свой бокал.

— Я не думаю, что он убил кого-то из этих людей, — наконец произносит он более тихим голосом. Он достает из кармана несколько листков бумаги. — Посмотри, над чем он работал, когда умерла его жена.

Чэн бросает беглый взгляд на формулы. Они, без сомнения, основаны на данных Эка, но выглядят довольно сложными. Запросто их прочитать он не сможет.

— Мне придется заниматься расшифровкой, или ты сам объяснишь, что все это значит?

— Ты веришь в Бога?

— Если под этим ты подразумеваешь, верю ли я в существование многомерных существ, которые наделены колоссальными размерами и интеллектом, населяют высшие плоскости реальности, обладают силами и возможностями, которые в масштабах нашей Вселенной приближаются к настоящему всемогуществу — существ, которые могут с высокой точностью предсказать поступки человека и для которых наша Вселенная, во всей своей протяженности, со всем своим прошлым, настоящим и будущим, не более, чем ничтожная нанотехнология, — то мой ответ «да». Зеф с одним из таких встречается. Если ты спрашиваешь, верю ли я в то, что кто-либо из них проявляет активный и мотивированный интерес к жизни конкретного человека или людей вообще, в духе авраамического Бога…, то нет. Я знаком только с одним богом, и для остального мира он выглядит, как самый обычный человек. Я не вижу убедительных доводов в пользу того, что остальные из ему подобных питают к нам что-то помимо безразличия. Как я и говорил. Нанотехнология. Кто станет проявлять активный интерес к конкретному электрону?

— Возможно, Бог и проявляет, — отвечает Мёрфи. — Нельзя же сказать, что открытие Структуры сокрушило бы библейское учение сильнее, чем гипотетическое обнаружение инопланетян. Или открытие эволюции, или движение Земли. Значит, его Творение больше, чем мы думали. Это чудесно. Это говорит о его мощи.

— Ты когда-нибудь занимался теорией множеств? — спрашивает Чэн. — Он переворачивает подставку для пива и пишет на обратной стороне несколько чисел: 0, 1, 2, 3, 4, 5, 6,… Затем он обводит цифру 3 в кружочек и подписывает его «ты здесь». В конец последовательности, сразу после многоточия, он добавляет строчную греческую букву омега, «ω». Он обводит букву в кружок и подписывает «Бог». Дав Мёрфи пару мгновений, чтобы ухватить суть, он добавляет после Бога «ω + 1,…». Затем он обводит последнее выражение и помечает его знаком вопроса.

— Не знаю, что ты хочешь этим сказать, но убедительным доводом мне это не кажется, — говорит в ответ Мёрфи.

— Если Структура хоть немного напоминает арифметику ординалов, — объясняет Чэн, — то всегда будет существовать Бог еще бóльшего масштаба. На вершине никого нет. Как нет и самой вершины. У этой последовательности есть только один конец — нижний, где мы и находимся. — Он замалевывает написанное. — Но устроена она, понятное дело, совсем не так. Структура, я имею в виду. В общем, забудь. Я немного поглумился, только и всего. Мой ответ — не знаю. Почему ты спрашиваешь?

— Вот это уравнения Клика. |[]| —математический оператор, который измеряет уровень разумности в пределах заданного объема — по аналогии с массой или электрическим зарядом. Буква «A» обозначает нашу Вселенную… — Мёрфи описывает свой разговор с Кликом, который состоялся незадолго до его смерти. Он объясняет, что такое инфолектрическая гиперсистема, и как в общих чертах выглядит топология дыры, которую Клик проделал в ткани реальности. А затем он рассказывает, чем, по его мнению, является инфолектрическая гиперсистема, и куда, с его точки зрения, в действительности вела эта дыра. Он медленно и терпеливо продолжает свои объяснения, в то время как Чэн начинает испытывать все большее неудобство и все сильнее сомневается в его словах.

— Ты и правда в это веришь, — говорит Чэн.

— Так и есть.

— …Ты пытаешься примирить два непримиримых понятия. Два понятия, которые примирять не следует в принципе. Методологию, основанную на сборе и воспроизведении наблюдений, ты пытаешься увязать с системой убеждений, центральная идея которой состоит в том, что эти убеждения не поддаются проверке. Тебя не поддержит ни один ученый. И ни один христианин.

— Любой, кто входил внутрь сферы…, — начинает Мёрфи.

— Умирал!

— Обретал свободу, — повторяет Мёрфи.

— Это выглядит ненормально — от и до. Если они освободились, то что помешало им вернуться обратно и обо всем нам рассказать? Представь, что ты только что воспарил из нашей Вселенную в окружающий ее космос. И увидел нечто, напоминающее твои представления о рае. Разве ты не спустился бы обратно на землю, чтобы рассказать об этом другим людям? Заверить их, что они на самом деле не умрут? Убедить их последовать за тобой?

— Может быть, они не смогли вернуться.

— Тогда что ты понимаешь под «освобождением»?

— Может быть, они испытали такое блаженство, что просто не захотели возвращаться.

— И бросили свои семьи на Земли, чтобы те умерли по-старинке? Это эгоизм. А не рай.

— Пауль Клик был рациональным человеком. Он был ученым. Не убийцей.

— Он потерял рассудок от горя. — К этому моменту Чэн уже ознакомился с его блогом. Как и практически весь западный мир. — Я даже и близко не могу описать его потерю. Я готов признать: он действительно верил, что поступает правильно. Так думает любой убийца. Но он ошибался. Должен был ошибаться. Мы даже не знаем, что именно было в той шкатулке. Мы не знаем, как работала его машина, потому что ее больше нет. Все, что у нас есть — это теория.

— Но ведь Рецепт изменился. Подобное нам доводилось видеть и раньше. Мы не первый раз сталкиваемся с этой закономерностью. Рецепт изменился, заблокировав конкретно эту теорию. И как только это изменение вступило в силу, шкатулка перестала работать. Разве это недостаточно убедительно?

Вполне вероятно. Более, чем вероятно. Сделав еще один глоток и немного обдумав сказанное, Чэн вынужден согласиться с Мёрфи.

— Возможно, это и правда доказывает, что… берлинцы не погибли на месте, а просто куда-то переместились. Но даже если мы примем это в качестве допущения, что если человеческий разум не в состоянии выжить в более высоких измерениях без должной защиты? Мы не можем жить в космосе. Не можем жить на Солнце или на дне океана, мы даже одного жаркого дня в пустыне не протянем. Комфортные для нашего существования условия доступны лишь…, не знаю…, в… в одной вигинтиллионной доле этой Вселенной!

— Возможно, наверху все иначе, — замечает Мёрфи. — Калрус говорил, что там действуют другие правила. Среда, в которой мы живем, плохо подходит для развития и поддержания разумной жизни. Возможно, мы могли бы это смоделировать?

— Возможно. Можешь попробовать, если хочешь. В моей жизни и без того хватает сложностей. Кроме того. У этой ситуации есть еще одна сторона. Что, если ты прав? Люди исчезли. Как и технология. Что, если ты прав, и все это — не что иное, как научное воплощение твоей веры? Если все было именно так, как ты думаешь, то… либо Пауль Клик придумал, как убить бессмертную душу, либо единственный — я повторяю, единственный, — вход на небеса был открыт исключительно восьмого августа 2008 года, в окне размером пять километров на шестнадцать часов. И в будущем туда уже никто не попадет. Как не попадут и миллиарды людей, которым не посчастливилось умереть слишком рано. Ведь тогда все куда хуже! Это не должно иметь никакого значения. Это, — добавляет Чэн, — не более, чем клочок бумаги с написанными на нем уравнениями. Все это… не более, чем наблюдения. Верить во что-то — значит быть уверенным, несмотря на отсутствие доказательств. Ни одного наблюдения, ни одной конкретной, проверяемой гипотезы — только внутреннее чутье. И по сути в тот день ничего не изменилось. Дверь открылась, дверь закрылась. Мы вернулись к тому, с чего начинали. И что дальше?