Золотое рандеву - Маклин Алистер - Страница 56

После того, как радист покинет радиорубку, если мне удастся попасть в нее незамеченным, если мне никто не помешает передать радиограмму, сколько времени будет в моем распоряжении, чтобы вернуться в лазарет? Десять минут, не более десяти минут, скажем, семь или восемь минут, чтобы добраться до того места по левому борту, где я оставил три троса, привязанные к поручню пиллерса, завязать один у себя на поясе, ухватиться за второй, подать сигнал боцману, спуститься в воду и проделать, по возможности не утонув, кратный путь в лазарет. Десять минут? Восемь? Я знал, что это не удастся сделать, даже если времени будет в два раза больше. Героическое плавание от лазарета к корме едва меня не доконало, а обратный путь, против потока набегающей воды, обещал быть вдвое сложнее. Восемь минут? Все шансы были за то, что я вообще туда не доберусь.

А может, заняться радистом? Я мог бы убить его, когда он выйдет из радиорубки. От отчаяния я был готов сделать что угодно, а отчаянность давала определенные шансы на успех. Даже когда вокруг много патрульных. Если действовать так, то Каррерас никогда не получит радиограмму. Но он будет ее ожидать. Да, он будет ее ожидать. Он очень ждет последнюю уточняющую информацию, и если она не поступит в течение нескольких минут, он направит кого-нибудь разобраться, и когда этот кто-нибудь выяснит, что радист мертв или пропал, начнется светопреставление. Охранники, караульные будут повсеместно, повсюду будет включен свет, все неблагонадежные места, а это и лазарет, будут обысканы. А в лазарете Макдональд со своим пистолетом.

Был еще путь. Он давал какую-то надежду на успех, но при том очевидном недостатке, что я вынужден буду оставить те три уличающие меня троса привязанными к поручню на корме. Но это, по крайней мере, еще не гарантия неотвратимой неудачи.

Я наклонился, нащупал рукой бухту и отрезал кусок фала ножом. Один конец фала завязал булинем у себя на поясе, обмотался длинным, футов на шестьдесят, куском и заткнул второй конец за пояс. Пошарил в карманах и нашел ключ от радиорубки, который взял у покойного Карлоса. Я стоял в темноте под дождем и ожидал.

Не прошло и минуты, когда вышел радист, запер за собой дверь и направился к трапу, ведущему на мостик. Через тридцать секунд я уже сидел на месте, которое он только что освободил, и разыскивал позывной «Тайкондероги».

Я не пытался скрыть свое присутствие и включил свет. Если бы я не включил его, это вызвало бы ненужные подозрения проходящих мимо патрульных, которые услышали бы звуки морзянки, доносящиеся из неосвещенной радиорубки.

Дважды я отстучал позывной «Тайкондероги», и на второй раз получил подтверждение о приеме. Один из подставных радистов Каррераса на борту «Тайкондероги» нес свою вахту бдительно. Ничего иного и ожидать не следовало.

Радиограмма получилась краткой, внушительное вступление гарантировало ей почтительное обращение: «Срочная, внеочередная, особой важности. Получение немедленно доложить капитану». Я взял на себя смелость подписаться следующим образом: «От министерства транспорта. Вице-адмирал Ричард Ходсон, начальник отдела морских перевозок». Выключив свет, я приоткрыл дверь и с интересом выглянул наружу. Никаких любопытных, вообще никого не было видно. Я вышел, запер замок и выбросил ключ за борт.

Через тридцать секунд я был на левом борту шлюпочной палубы и внимательнейшим образом оценивал расстояние вдоль борта от того места, где стоял, до уступа на полубаке. Что-то около тридцати футов. От того же уступа в тридцати футах вперед по борту был иллюминатор лазарета. Если все так, я был сейчас как раз над ним, на три палубы выше. Ну, а если я ошибался... Лучше все же, чтобы оказался прав.

Я проверил узел на поясе, второй конец веревки продел через стойку шлюпбалки и свесил его с другой стороны. Я уже собирался приступить к спуску, когда свободный конец ударился о воду и замер неподвижно. Кто-то его ухватил и крепко держал.

Меня охватил страх, но инстинкт самосохранения все еще был подвластен рассудку. Сцепив руки, я ухватился за шлюпбалку. Кто бы не пытался стащить меня вниз, должен был теперь стаскивать вместе со мной и шлюпку, и шлюпбалку. Но пока веревку тянули, я не мог высвободиться, не мог даже освободить руку, чтобы развязать узел, но веревка снова натянулась. Но на мгновение, как будто ее просто дернули. Затем с короткими интервалами еще три рывка. Я почувствовал облегчение. Четыре рывка. Условный сигнал Макдональда. Я должен был знать, что с момента моего ухода Макдональд был настороже каждую секунду. Должно быть, он услышал или заметил, как веревка скользнула за окном вниз, и сообразил, что этим путем мог идти только я. Как вновь родившийся, заскользил по веревке вниз. Остановился только тогда, когда сильная рука ухватила меня за лодыжку, и через пять секунд я был уже в лазарете, на своей земле обетованной.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Веревки! — сказал я Макдональду, развязывая ту, что была привязана к моему поясу.— Еще две привязаны к койке. Прочь их! Выбрось в иллюминатор.— Через несколько мгновений исчезла последняя из трех веревок. Я закрыл иллюминатор, задернул шторы и попросил включить свет.

Макдональд и Буллен разглядывали меня без особого интереса. Макдональд потому, что знал: мое благополучное возвращение означало какую-то надежду на успех, и не хотел в этом разувериться. Буллен, убежденный, что я собирался силой захватить мостик, решил: мой способ возвращения означает неудачу, и не хотел меня смущать. Сьюзен и Марстон стояли возле двери и не пытались скрыть свое разочарование. Приветствий не последовало.

— Сьюзен, займитесь обогревателями. Включите их на полную мощность. Здесь холодно, как в холодильнике, после того, как окно было открыто так долго. Каррерас будет здесь с минуты на минуту, и это сразу привлечет его внимание. Потом дайте мне полотенце. Доктор, помогите Макдональду добраться до своей кровати. Быстрее, быстрее! И почему вы и Сьюзен не в постели? Если Каррерас увидит вас...

— Мы ожидали, что джентльмен не войдет в комнату без стука, автоматного разумеется,— напомнил мне Макдональд— Вы промерзли насквозь, мистер Картер, весь синий от холода. И дрожите, будто побывали в леднике.

— И чувствую себя так же.— Мы уложили Макдональд а, не слишком заботясь о деликатности, в его постель, укрыли простыней и одеялами. Я растерся полотенцем, но дрожь не проходила.

Ключ! — воскликнул Макдональд.— Ключ в двери!

— О, боже! — Я совершенно забыл о нем.— Сьюзен, пожалуйста, отоприте дверь. И в постель. Быстро! И вы, доктор.— Я взял у нее ключ, приоткрыл иллюминатор и выбросил его прочь. Следом полетели костюм, в который я был одет; носки, мокрые полотенца. Но прежде я догадался извлечь из кармана пиджака отвертку и складной нож Макдональда. Я вытер волосы и зачесал их так, как они могли бы выглядеть у человека, проспавшего несколько часов, и помог доктору Марстону быстро сменить пластырь на моей голове и наложить шины и свежие бинты прямо поверх старых и мокрых, которые прикрывали мои раны на ноге. Затем свет был выключен, и лазарет снова погрузился в темноту.

— Мы ничего не забыли? — спросил я.— Не покажет что-нибудь, что меня здесь не было?

— Нет, ничего,— ответил боцман.— Я уверен.

— Обогреватели включены? — снова спросил я.— Тут можно задубеть.

— Не так уж и холодно, мой мальчик,— произнес Буллен сиплым шепотом.— Это вы замерзли, в этом все дело. Марстон, нет ли у вас...

— Грелок,— выпалил Марстон.— Две штуки. Вот они.— В темноте он сунул мне их в руки.— Держал их для вас наготове. Мы предполагали, что дождь и морская вода плохо отразятся на вашем состоянии. А вот и стакан с нёсколькими каплями бренди, чтобы показать вашему приятелю Каррерасу, насколько вы плохи.

— Могли бы и полный дать.

— А я какой даю?

Я опустошил стакан. Никаких сомнений: чистый бренди обладает согревающим эффектом. Казалось, он прожег дыру до самого желудка. Но снаружи мне стало еще холоднее.

— Кто-то идет,— неожиданно прошептал Макдональд.