Не рычите, маэстро, или счастье для Льва (СИ) - Тур Тереза - Страница 26

Боже! Какие дурацкие мысли лезут в голову, а?

- Ты о чем задумалась? – он склонился к ней.

Ирина поняла, что краснеет. И ни за что не скажет! Вот просто никогда-никогда не признается.

- Приезжайте в Москву на выходные, - тихо проговорил Лева.

Ирина улыбнулась.

- Заодно и прорепетируем твое выступление. А мы с парнями приедем поддержать тебя.

- Ты же не знаешь, какого это числа. У вас может быть выступление. Или концерт. Наверняка у вас под Новый год все по часам расписано.

- Я верю, что будет окошко. И мы будем.

Глава пятнадцатая

Ой, невроз, невроооооз.

Не неврозь меняяяяя

(С) Великий и ироничный интернет

Лева раскрыл глаза, потянулся. И понял, что выспался. Такого с ним не случалось давно. И первые мысли, которая возникла в голове, была просто паническими.

Проспал? Опоздал? Что не успел? Не услышал будильник? Почему не позвонил никто?!!

И только потом пришло осознание. Он в Питере, у Ирины. Они даже толком не поругались – что вообще замечательно. Ближайшие пару дней он свободен, а значит…

А значит, можно провести их так же сказочно, так же чудесно, как прошел вчерашний вечер.

Ему обрадовался Саша. Да так, что когда они пришли в садик, то он бросился к ним навстречу – и Лева раскинул руки, чтобы подхватить… сына. Подумать только, он первый раз с тех пор, как узнал о существовании мальчика, называл его сыном. Про себя, легко. И настолько стал счастлив от этого, что не хотелось выпускать это щебечущее воробушком создание с рук.

Тепло. Хорошо. Спокойно.

Вечер прошел так, словно он всегда приезжал в этот дом с гастролей, словно его всегда тут ждали, старались повкуснее накормить ужином. Словно всегда разгоняли спать с Сашей из-за рояля. И ворчали, что собаку со стола подкармливать категорически нельзя. И все равно, какие у нее глаза. Они переглядывались с Джесс. И оба изображали раскаяние. Ну, по крайней мере, очень старались.

И даже бытовые неприятные и ненужные мелочи не могли испортить его настроения. Пришлось отправляться в магазин хоть за какой-то сменой одежды. Потому что он все бросил… Где это было? Что-то он название последнего города, где они выступали с концертом, уже и вспомнить не сумел. Как-то все слилось перед глазами.

Ночь… Честно говоря, ему было неловко. И он ожидал этой неловкости от других. Уходить не хотелось. Но… Ирина просто подошла. И буднично протянула полотенце. Антонина Георгиевна проворчала что-то. Будем считать, благожелательное. И ушла читать Саше книгу. А сын – улыбнулся. Пожелал спокойной ночи. И просто утащил бабушку за собой.

И вот дальше он, полный великих планов и свершений, после дурацкой беседы – и кто его вообще за язык тянул, еще и Олесю приплел. Ну, не идиот ли, а… Он заснул!

Ну, вот как это, а?

Ладно, он исправится. Он будет очень-очень стараться!

Что там у остальных? До Ивана он так и не дозвонился. Остальные тоже не знали, что и как. И переживали. Что тут у нас в сообщениях.

О, тенор прорезался.

«Все норм», - гласила смска.

Уже хорошо.

«Фанаты раскопали первые, кинули Машке ссыль. Шесть лет назад. Начальнику службы безопасности стыдно. Думаем, что делать с организатором безобразия. Если есть предложение – милости прошу».

Это уже от Олеси.

«Снова как женат. Скандалим».

Артур. И куча разнообразных смайликов. Вот любопытно. Его эта ситуация огорчает или веселит?

Ладно, надо вставать – и смотреть, кто есть дома. Потому как все, скорее всего, работают.

Посмотрел на часы. Времени – почти три часа дня. Какой он ненасытный в постели, просто кошмар. Наконец-то выспался во всех позах.

Поднялся, потянулся. И… обнаружил рыжую крокодильскую бестию аккурат на его вещах, сложенных на стуле.

- Джес! – простонал он. – Вот как так-то?

Псина лениво приоткрыла один глаз. Издевательский. И вот этому созданию женского собачьего пола он вчера поверил? В ее страдания? И выдавал вкусняшку? Подпольно, рискуя поругаться с Ириной?

- Вот что ты сделала! Это ж была чистая одежда! У меня другой нет!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Собака зевнула во всю пасть, явно намекая на то, что «Любовь сэра Генри…» И так далее по тексту.

Что мы имеем на три часа послеобеденного утра?

Один комплект одежды изумительно несвежий. Другой – пахнет собачатиной. И… Лева решительно согнал собаку на пол, тихонько сказав с совершенно Ириной интонацией: «Вниз».

Джес тут оказалась на полу. И уже оттуда посмотрела на человечка укоризненно. Вот, дескать, ты тут, чтобы со мной играться. И меня баловать. Что ты изображаешь?

Одежда не только пахла. Она еще и была в рыжей короткой шерсти.

Лева выразительно зарычал. Собака плюхнулась кверху пузом.

- Ну уж нет!

Он отряхнул водолазку – черную. Когда-то. И джинсы. Натянул, поморщился. И отправился в ванну, со вчерашним полотенцем, чтобы хоть как-то привести в порядок себя и одежду. А вот бритву, кстати, он купить забыл.

По ходу решил, что этот день ему никто! Даже наглая рыжая собака! Не испортит. Вышел – и отправился на поиски людей.

В коридоре услышал женские голоса.

Он уже собрался пойти, поздороваться. Обнять Ирину – пусть и на глазах бабушки. Страсти-то какие. Он размышляет об одобрении профессора филологии. Жуть. Дожил.

На этому понял, что губы растягиваются в счастливейшую улыбку. Но вот фраза, что донеслась до него, заставила замереть.

- Ира, - говорила бабушка. – Очнись. Ты же не считаешь, что все происходящее – всерьез.

Он ждал возмущения от Ирины. Не дышал, просто молясь о том, чтобы прозвучало: «Да ты что!» А еще лучше: «Я его…» Неужели он хотел услышать «Люблю»?

Но слышал только лишь тишину.

- Саша принял его, - снова раздался голос бабушки. – Безоговорочно. Даже ничего не спрашивая. А ты ничего не объясняешь ему. Ты вообще собираешь что-то говорить?

И снова молчание. Как будто Антонина Георгиевна разговаривала сама с собой.

«Может быть, так оно и есть?» - промелькнула мысль. Он прислушался. Нет. Рядом с госпожой профессором дышит еще один человек. И это Ирина.

- Как к этому всему относится? Просто как к мужчине, который вдруг стал у нас ночевать, как будто гостиниц в городе нет? Или?

«Ответь… Пожалуйста».

Секунды складывались В долгие и пустые минуты.

Вздрогнуть от тишины. Пройти в прихожую. Надеть пальто. И уйти.

Как он того и хотел, день удался.

…

Как ни странно, его пуховик, специально купленный для того, чтобы на гастролях пережить сибирские морозы, не околеть и главное, не потерять голос, совершенно не грел его на питерском ветру, щедро приправленным снегом и дождем.

Он бы отдал все на свете, чтобы сейчас оказаться даже не на вокзале и не поезде – сразу в кабинете около рояля, в квартире, куда ходу не было никому, где все было обустроено именно так, чтобы ему было удобно, комфортно. Чтобы погрузиться в звуки. И играть, играть, играть. До изнеможения, путая мелодии, небыли, были. Себя и женщину, что будила какие-то непонятные, но просто сносящие чувства.

Он бежал и бежал куда-то. Пока наконец не осознал, что замерз. Да так, что зуб на зуб не попадал.  И к тому же, особо не отошел от дома Ирины. Вон он, там, за двумя поворотами, если идти прямо.

А сам он… Около какого-то моста, на набережной. Правильно. А вон стройка века. Откуда он звонил Олесе.

Сюр какой-то!

Рассмеялся. Остановился. Выдохнул.

Вот ведет он себя, честное слово, странно. Как истеричная барышня-хористка.

«А я институтка, я дочь камергера… Я кто-то то там, - слова он как обычно забыл, но мурлыкал старательно, хоть и не раскрывая рта, - я летучая мышь…»

Продрогшая, дурная на всю голову. Промокшая летучая мышь… Которая бегала по кругу, пытаясь что-то понять для себя. Мда. Похоже, он третий или четвертый раз просто обежал квартал вокруг волшебной Глухой Зеленина. Улицы, что то не желала находиться, то не хотела отпускать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Что тут скажешь. Только в очередной раз удивиться. Городу. Себе.