Подонок - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 10

– Он глухой после ранения, а она беременная. Беременные немного шизанутые все. Она мясо не ест, – соврал Демьян и пошел к столу, – меня накорми. Я ем.

– Угу… я пойду принесу пиво.

Ушла в дом и не возвращается. Пошел за ней. Отыскал где– то в коридоре, у окна. Стоит ревет. В сотовый тыкает пальцами тонкими. Когда Демьян подошел, вздрогнула, зажала телефон за спиной.

– Я… сейчас приду.

Внутри все скрутило узлом от вида ее слез, и захотелось двинуто Боде по морде за то, что не приехал.

– Та ладно. У него сборы. Приедет скоро. Бывает, их задерживают. Идем, я тебе кое– что покажу.

Никогда никого сюда не приводил. Это было его место еще с детства. На крыше у самого края. Когда жизнь казалась не просто дерьмом, а дерьмом в десятой степени, он уходил сюда и лежал, глядя в небо. Как будто всего мира больше не существовало.

– Там темно, – боязливо сказала она и посмотрела на мальчишку, – и пауки.

– Не волнуйся, они сами тебя боятся.

– Ты первый.

На сколько лет она его старше? На шесть? Но сейчас он чувствовал себя крутым и огромным, а ее маленькой и хрупкой.

– Давай руку, Мишка.

Брови девчонки удивленно поднялись вверх.

– Что? Не нравится?

– Меня отец так называл.

Подал ей руку и помог влезть на чердак. Его царство. Старые гитары, ноты, какие– то рисунки, стихи и много альбомов, которые мачеха хотела вышвырнуть, едва переступила порог дома, но Демьян выхватил из ее рук мусорный мешок и пригрозил, что, если она еще раз тронет фотографии, в мусорке окажутся все ее вещи. Для наглядности отправил туда несколько ее бл*дских платьев. На этом попытки навести порядок на чердаке закончились.

Михайлина наклонилась к гитаре и тронула ее пальцем.

– Играешь?

– Уже нет.

– Почему?

И глаза огромные в полумраке блестят. Как же одуренно от нее пахнет. Так пахнет, что ему невыносимо хочется принюхаться, зарыться лицом в ее волосы, в ее шею.

– Вдохновения нет.

Наклонилась и подняла его рисунок, потом смутилась.

– Это…это я?

– Похожа?

На альбомном листе простым карандашом набросок девушки с собакой. Она сидит на корточках и гладит пса.

– Да… я тогда в первый раз к вам пришла.

И все. И пи*дец в его жизни тут же начался. Пришла, чтоб разодрать ему сердце напополам. Пришла, чтоб брата ненавидел, себя, ее и всех вокруг.

– Челси… как жалко.

Гладит пальцем рисунок, собачью морду. Вот– вот заплачет. Он руки в кулаки сдавил и молчит. Сука– мачеха. Никогда не простит ей этого. Специально ворота открыла и дала Челси сбежать со двора. А потом…потом только тело, сбитое машиной, нашли.

– Можно я себе возьму?

Кивнул, а сам взгляд отвести не может с овала ее лица, с изгиба шеи, с длинных ног. А она вдруг альбом с фотографиями схватила и открыла первую страницу.

– Ой, а это ты? Совсем мааленький? А это кто? Красивая такая… Это мама ваша?

Отобрал альбом и зашвырнул на старый стол.

– Я тебя не в моих архивах копаться притащил. Идем.

Схватил за руку и насильно вытянул на крышу.

– Ооох ты ж! – вскрикнула, когда увидела усыпанное звездами небо. – Как здесь красиво.

Он опустился на колени, а потом улегся на спину и закинул руки за голову.

– Когда вот так лежишь, кажется, что летаешь и вокруг ничего нет.

– Да?

Посмотрел на нее и судорожно сглотнул слюну. Снизу снова были видны ее ноги, попка и даже голая спина. А она вдруг опустилась рядом и тоже улеглась на спину.

– Точно. Словно летаешь. Дём…, – вздрогнул… а вот так его мама называла. Она нарочно, да? Словно знает, куда влезть и за какое болезненное место тронуть, – а где ваша мама?

– Называй меня Демон, поняла?

– Нет, – отрицательно покачала головой, – это другие думают, что ты демон. А ты нет. Ты Дёёёёма. Просто никто не знает, какой ты.

Хотел возразить, ляпнуть что– то мерзкое, но она вдруг за руку его схватила:

– Смотрииии. Ты видел? Звезда упала! Тааам. Вон. Еще одна.

У нее теплые, тонкие пальцы. И от ее кожи исходят заряды электричества по всему его телу. И вдруг до дикости захотелось вот так вечно лежать с ней рядом. Чтоб волосы сплетались, чтоб пахло ирисом, чтоб она руку его держала в своей и показывала в небо.

– Мама умерла…три месяца назад.

– Она рядом. – сплела пальцы с его пальцами. Так невинно. Ничего особенного в этом жесте, ничего сексуального, а его подбросило, затрясло. – Когда папа умер… нам отдали его тело и открывать не разрешили. Я больше всего плакала о том, что последний раз видела его очень давно, и теперь он никогда не будет рядом со мной. Я ошибалась. Он всегда здесь.

Она прижала ладонь к груди, продолжая удерживать его другую руку.

– Когда я хочу увидеть его во сне, я просто зову, и он приходит.

– Мама…ушла добровольно. Вряд ли она здесь рядом. Она приняла решение рядом не быть.

Большой палец ее руки нежно прошелся по его ладони.

– Мне…жаль.

– А мне нет!

И бросил ее руку.

– Захотела уйти и ушла. Она всегда так делала. Уходила от трудностей.

– У людей бывают разные причины поступить так или иначе, а нам никогда не узнать истину. Ведь мы – не они. Моя мама после смерти младшего брата приняла решение стать живым трупом. Она не ела, не вставала, не ходила. Когда– то я злилась на нее, не могла простить. А сейчас я понимаю, что она просто слабая… она сломалась от горя.

– У тебя нет родителей?

– Нет… только сестра. Она в детском доме. Когда мы с Богданом поженимся, я смогу ее забрать….

Внизу послышался скрип покрышек, и она подскочила.

– Бодя приехал.

Да, бл*. Приехал. Музыка на всю громкость, дверцей со всей дури стукнул. Михайлина тут же вылезла на чердак, потом вниз по лестнице побежала.

А он там, наверху остался. Но голоса их слышал хорошо, отчетливо.

– Я все приготовила, как ты хотел. Я целый день занималась этим пикником. А ты не приехал!

– Я был занят.

– Я приготовила мясо, я старалась я…

– Не истери. Я реально был занят. Иди ко мне. Ко мне иди, говорю.

Дальше голоса стали слышны менее отчетливо, потом стихли совсем. Какое– то время они молчали, а он лежал, сильно зажмурив глаза и стиснув кулаки. Он знал, что они трахаются. Нутром чуял, и хотелось выть и орать.

Глава 7

Я чувствовала себя предательницей. Чувствовала, что я украла у нее кусок детства. Нет ничего ужасней, чем собственное бессилие. Я потратила более трех лет на ее поиски. Ей изменили имя, ошиблись в дате рождения и в описании цвета глаз.

Я искала Дашу, а ее звали Лера. Я искала майскую девочку, а она была записана июньской. Я искала с длинными волосами, а ее остригли еще в детприемнике. Богдан казался мне спасителем, казался принцем из волшебной сказки. У меня не было опыта отношений с мужчинами, у меня вообще не было никакого опыта. А Бодя красиво ухаживал, дарил цветы, покупал мороженое, возил на своей крутой машине, кормил в дорогих ресторанах. Он помог мне найти Дашу. Платил взятки, наводил справки в перерывах между тренировками и учебой.

Я не знала, как надо… Не знала нормальных отношений, и поэтому, когда он впервые ударил меня во время своей тренировки, решила, что это случайность. Он извинялся, целовал мой разбитый нос, купил мне новые сережки. Потом я пойму, что он сделал это специально. Ему доставляло удовольствие причинять боль, лепить из меня покорную жертву, с вечным чувством собственной вины и неполноценности. Так он ощущал себя сильнее, важнее, весомее.

– Поставь это яблоко на голову, я собью его с первого раза.

– Ты…ты промахнешься. Пожалуйста, не надо.

– Ты дура? Ты какого хера унижаешь меня при друзьях? Поставила, я сказал. Славка, записывай.

– Не надо, Бодя. Давай я себе на голову его поставлю. – Славику я нравилась, но в их дружбе доминировал Богдан, а Славик всегда уступал.

– Отвали. Мне с ней интереснее.