Моя любимая половина ночи (ЛП) - Лорен Кристина - Страница 47

— От тебя пахнет пивом, — я подняла его запястье и посмотрела на часы. — И вы все не спите и пьёте за полночь? Мои герои.

Эти прекрасные мужчины взяли отпуск, чтобы побыть в Сиэтле с их безнадёжной замкнутой подругой Милли. Из всего, что мы делали вместе — турниры по корнхолу, онлайн-знакомства, аренда лимузина и поездка туда, где мы дышали одним воздухом с Бараком Обамой — эта неделя была лучшей. Я могла помириться с семьей, а они проверяли пиво в всём Сиэтле.

Крис прошёл на кухню и вытащил что-то из духовки. Вернувшись, он поставил передо мной тарелку: лосось на гриле, поджаренная брюссельская капуста и дикий рис.

Пока он был тут, все считали, что он будет готовить — потому что Крис готовил лучше всех нас, вместе взятых. Каждый вечер я возвращалась, и он припасал мне тарелку, зная, что я ещё не голодна, когда отец ужинал в полпятого. В конце поездки я хотела наградить его комплектом для гольфа с темой петухов.

— Ты. Просто. Потрясающий.

Он кивнул мне в подтверждение.

— Я знаю.

— Я уловила жуткий запах, когда вошла, — я ткнула брюссельскую капусту. — Испугалась, что готовил Эд.

Эд хотел что-то возразить, но, понимая, что оно того не стоит, передумал.

Я узнала тепло, растущее в своей груди. Хватило ума понять, что это — благодарность. Но я старалась чаще выражать такое словами. Комнату охватила выжидающая тишина.

— Спасибо за ужин, — сказала я Крису. — Как обычно, очень вкусно.

Он кивнул, но тишина осталась. Мы знали, что дело было не в моей благодарности за ужин.

— Я поговорила с папой сегодня, — начала я, — о том, что хотелось бы быть ближе к нему.

— И? — спросил Рейд. Он знал, как я нервничала из-за тяжёлых разговоров с папой.

— Он сразу понял, что я хотела сказать, — я прильнула к Рейду, меня успокаивал его широкий вес за мной, то, как его руки крепко обвили мою талию. — Он говорил, и очень открыто, о том, каково ему стало после смерти мамы. Очень тяжело, потому что я понимала, каким грузом мы были… Хотя он никогда этого не говорил. Папа был сломлен и знал, что подводил нас, — я прижала ладонь к своей щеке. — Я и не думала так раньше. Но я сказала ему: «Посмотри на Элли. Посмотри на меня. Мы в порядке. Мы успешные, счастливые и не убийцы».

— Видите? — вмешался Эд. — Повёрнутая на убийствах.

— Во всяком случае, он это понял, — сказала я. — Думаю, он рад, что я в порядке и не стала психом.

Алекс кашлянул.

— Не стала полностью.

Рейд тихо заговорил у моей головы:

— Безумнее всего в роли родителя то, что это огромный эксперимент, и ты не узнаешь, успешен ли он, пока не пройдут десятки лет.

Я развернулась и поцеловала его.

— Ты такой пафосный дурачок.

Все притихли на пару секунд. Представляю, как странно им было видеть меня такой. Наверное, мне стоило сказать, как мне нравилось, что они были тут и что вот так с семьёй я была впервые в жизни. Но тут Алекс издал вонючую отрыжку, Крис со стоном пошёл открывать окно, а Эд стал бить Алекса маленькой трубочкой в шутку. У меня мелькнула мысль: «Вот идиоты».

Рейд прижал ладони к моим рёбрам с тихим намёком. Мне нравилось, когда он широко расставлял пальцы, словно хотел прикрыть меня как можно больше. Жар собрался в моём животе, хотя в остальной комнате разразился хаос с отрыжками, возмущениями и шутками про трубочки.

— Я тобой горжусь, — тихо сказал он.

— И я собой горжусь, — сказала я. — И мне нравится, что ты здесь.

— Думаешь, мы сможем улизнуть незаметно? — спросил он, нежно прижав губы к моему уху. — Я бы хотел заняться сексом.

Я кивнула.

— На счёт три.

— Раз, — начал он.

— Два, — продолжила я.

— Три.

Мы встали и медленно попятились. Алекс зажимал рукой голову Эда. Крис высунулся из оконного проёма и пытался достать ботинок, который Алекс запустил наружу.

Мы с Рейдом на цыпочках пробирались по коридору к главной спальне, когда наше отсутствие заметили.

— Мы всё видели! — заорал Алекс.

— Мы сделаем музыку громче! — сказал Эд. — Без странностей!

— Мы постараемся! — отозвалась я.

Прошлой ночью я лаяла как собака, только чтобы запугать их.

Этой ночью мы могли изображать громкие шлёпки.

Но мы заберёмся под одеяло, накроемся им с головой, включим фонарик и будем смешить друг друга глупыми историями, которым не было конца. Я скажу ему, что люблю его много-много раз, и он поцелует меня, чтобы я замолкла. Затем наступит тишина и станет намного слаще, чем я когда-либо могла представить.

У нас была вся ночь — каждая ночь до конца жизней, если мы захотим — и на эти чудесные восемь часов мы могли забыть обо всех в доме, городе, мире.