Моя любимая половина ночи (ЛП) - Лорен Кристина - Страница 35

* * *

От: Рейд К.

Отправлено: 1:28, 7 апреля

Не могу описать, как сильно я улыбался от твоего последнего сообщения. Точнее, от его конца. То, что ты описывала, смешным не было, но ход твоих мыслей действительно освежает.

Я тоже одинок. Я знаю это чувство. Порой оно кажется непреодолимым. Серьёзно, бывает так тяжело… Хотя я не считаю, что плохо прошу о том, в чём нуждаюсь. Просто я нигде этого не нахожу. Но у тебя, похоже, хорошие друзья. У меня тоже. Так что ощущение, что ты нужен, важная часть связи с людьми. Уверен, если бы ты их попросила, они бы помогли. Они могут даже удивить тебя.

И мне жаль слышать о твоём папе. Я не знаю, что делал бы, если бы что-то случилось с моими родителями. Ты потеряла маму, теперь папа болеет… Конечно, ты не можешь сдержать эмоции (хотя я не прощу тебя за эмоциональную диарею»). Пиши в любое время.

Твое сообщение перевернуло всю мою ночь, и я не знаю, что делать. Но могу всё описать. Ты всегда была со мной честной, и я буду честным с тобой.

Я был на свидании с другой женщиной. Уверен, и ты общаешься со многими тут, так что я не думал, что нужно это объяснять. Но, надеюсь, ты понимаешь, что это было не лучшее время для просмотра сообщения из «IRL» (твоего). Эта женщина, назовем её Д.Д. (бесконечные шутки), ушла в туалет и задержалась там. Я не вытерпел, стал читать твоё сообщение. Перечитывая его, я понял, что она стоит рядом. Она ждала, когда я посмотрю на неё, чтобы сказать мне, что уходит.

Ясное дело, было неловко.

А потом я отправился к моей подруге. Её уже упоминал, она одна из моих близких друзей, но за последние пару месяцев мы стали ближе, чем просто друзья. Снова буду честен. У нас был секс этой ночью, но после этого я ощущал себя не круто, а ужасно. Думаю, мои чувства к ней глубже, чем у неё ко мне. Или, может, я надеюсь, что её станут чем-то большим, но мы оба знаем, что этого не будет. Она чудесная, и мы будто знаем друг друга вдоль и поперёк, но она что-нибудь говорит, и оказывается, что я её совсем не знаю. Когда я попытался спросить её, что у нас происходит, она ответила так, как и я боялся: мы просто занимаемся сексом.

Надеюсь, что не расстроил тебя. Или хотя бы немного расстроил. Тогда это будет означать, что у тебя ко мне есть чувства, какие, похоже, есть у меня к тебе. Я хотел бы зайти дальше с той подругой, я сдерживаюсь, потому как ещё остался шанс, что ты подходишь мне лучше. Я не знаю тебя лично, и проще было надеяться, что всё разовьётся с ней, ведь её-то я знаю. А если я встречусь с тобой, и мы повеселимся, но связь через переписку исчезнет в реальности…

В конце дня (в конце этого очень длинного дня) мне нужно знать. Я хотел бы встретиться, поужинать и просто поговорить, понять, есть ли смысл надеяться. Это не ультиматум или свидание, которое должно всё решить. Мне просто нужно знать. Может, с подругой не складывается, потому что я ещё не нашёл своего человека.

Позвонишь мне?

(805) 555-8213

Рейд

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Милли

Я пялилась на телефон, пока экран не потемнел. Моё отражение глядело на меня: сдвинутые брови, опущенные уголки губ, смесь ужаса, недоумения и боли. Письмо Рейда было как эмоциональная граната, что взорвалась прямо перед моим носом.

Сейчас только шесть утра. Кофе я ещё не выпила. Голова всё кружилась. Даже не знаю, с чего начать.

Рейд чувствовал себя ужасно после нашего секса? Разве это могло не расстраивать? Признаю, между нами была неловкость, но вчера я не успела и пяти минут дома побыть после того, как все выложила Эду и Алексу, как он оказался у моей двери. Я не успела ничего обдумать. Я не знала даже, прочёл ли он моё письмо.

Знала лишь, что он не был с ней.

Я не думала, а потянула его в коридор. Я могла лишь чувствовать. Ощущать, как это правильно — быть вместе с ним, радоваться, что он сейчас рядом, и желать, чтобы он остался. И вдруг вопрос: «Что мы делаем, Миллс?». Я словно вернулась на защиту диссертации, и у меня не было ответа. Я запаниковала, и он ушёл. Даже Эмоциональный мутант Милли понимала, что это была моя вина.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

«Ты совсем не умеешь делиться личными проблемами. Знаешь, да?».

«Зачем быть такой скрытной?».

«Ладно тебе, Миллс. Мы все знаем, что ты держишь всё в себе».

Они не ошибались. Я никогда не умела откровенничать.

Мне исполнилось одиннадцать, когда мама усадила меня и Элли за мороженым и сказала, что была больна. После этого на быстро слегла. Казалось, в один день она осторожно объясняла нам, что означало слово «рак», а в другой её подключили к всевозможным трубкам и проводам. Резкий запах больницы и антисептика заменил аромат духов «Elizabeth Arden Sunflowers», которыми она брызгалась каждое утро.

Ближе к её концу папа держал нас в стороне.

— Не беспокойте маму, — говорил он нам. — Не мешайте ей.

И мы не мешали. Мы говорили, что в школе всё хорошо. Что мы счастливы, что мы любили её и ни в чём не нуждались. И я скрывала всё, что хотела ей поведать, до того времени, когда ей станет лучше. Я не беспокоила её ссорой с моей подругой Кирстен, или что мистер Донохью был самым гадким учителем в школе. Я хотела рассказать ей позже.

Но она умерла, и мне было некому это рассказывать. Было невыносимо больно от тоски по ней. Однако я знала, что жизнь продолжалась. Моя тихая правда не вырывалась наружу, меня устраивало хранить её в себе.

И стало привычным отступать и слушать. Я научилась быть прекрасным слушателем. В колледже я где-то вычитала, что, если дать кому-то долго говорить о себе, это запускало в нервной системе говорящего те же сигналы радости, как еда или деньги. И с тех пор я ненамеренно использовала эти знания.

Все, кто хотел от меня большего, сдались. Те, кто остался, смирились, что я отступала, когда разговоры становились глубокими. Зато я стала экспертом в том, когда сменить тему или пошутить.

Как удобно, наверное, это было для Дастина. Я была непринуждённой девушкой, потому что я не хотела ничего анализировать. Мы редко ссорились, потому что не были заинтересованы. Он был счастлив сохранить статус-кво, поэтому не просил меня покинуть свою зону комфорта.

Рейд, напротив, всегда был сосредоточен на мне, чем напоминал мою сестру. И настоящее свидетельство моего эмоционального уродства в том, что я могла утомить даже лучших людей.

Я перечитала его сообщение для Кэт, и стало больнее, чем должно было. Для него Кэтрин — другая женщина, не Милли. Он обсуждал это с кем-то, не со мной. У меня не было никаких обид на Рейда. Я не имела права расстраиваться, когда он решил, что ему лучше подойдёт кто-то другой. Но почему такое чувство, будто ковер выдернули из-под моих ног? Он рассказал незнакомке, что совсем меня не знал.

Могла ли я его винить?

Я вспомнила любимую улыбку у него — терпеливую, когда он был недоволен, но очарован — все равно любил меня. Я сравнила её с выражением лица прошлой ночью, когда он уходил. Утомлённые взгляд, разочарование в чертах лица… Его хмурые глаза, которые темнели и темнели, пока не огрубели и не стали незнакомыми.

Теперь он хотел встретиться с ней, и я не знала, как быть.

Я в конкретной заднице.

* * *

Район, где жил Эд, состоял из рядов маленьких коричневых домиков, каждый был копией соседнего. Парковки для велосипедов стояли на каждом углу, в каждом дворе были одинаковые кусты. Мне казалось, что это было задумано для услады глаз, но это оставалось копией кошмаром. Если я подпевала радио, не обращая внимания на дома, то оказывалась не на той улице, не понимая, нужно было повернуть у высокого дерева или у того, что стояло до него.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Как сейчас. Я объездила квартал дважды, а потом остановилась у его дома, где в тишине тикал двигатель моего автомобиля. Поездка сюда почти не успокоила меня. Я сидела в машине и желала, чтобы у меня был маховик времени, чтобы я могла сказать прошлой Милли не тупить.