Могусюмка и Гурьяныч - Задорнов Николай Павлович - Страница 26

Могусюмка почувствовал, как мурашки забегали у него по телу. Рахим трогал больные стороны его души, обильно поливал ее злом, подымал в ней бурю. Русские вырубали леса, русские завладели землей отца. Русские погубили его счастье, сожгли Куль-Тамак. Правда, виноват еще и проклятый Гейниатка.

Проповедник был в ударе.

— Мне в Мекке святые говорили. Открыта тайна. Повелели по нашей земле ходить, на государство деньги собирать. Вот посмотри. — Рахим показал на стоявшую в углу кожаную суму. Он раскрыл ее. Сума оказалась до половины наполненной серебром и медью, среди которых немало было дырявых монет, снятых с женских нагрудников. — Вот свидетельство, что народ готов жертвовать. Это деньги, пожертвованные на государство. Чтобы здесь мусульманское государство было. Каждый, кто дает деньги, будет нашим воином! Все принесут деньги, мед, шкуры. Все это на государство, не себе беру. Больно видеть эти щедроты бедняков!..

Рахим не спешил открывать главную тайну.

Тускло светила сальная свеча. Хозяина и хозяйки дома не было. На нарах, на ковре, поджав под себя ноги в белых шерстяных чулках, сидел Рахим и, обложившись красными от вышивок подушками, простирая руку, говорил и говорил...

— Тебя любит весь народ, — пристально приглядываясь к Могусюмке, продолжал Рахим, замечая с сожалением, что тот вдруг омрачился. — Ты станешь исполнителем воли аллаха. Твои подвиги известны всюду, и все пойдут за тобой. Да, тебя любит народ. Ты думаешь, я не знал о тебе прежде? О! О тебе знают и киргизские старшины, и Хива знает. Ты когда-нибудь еще будешь генералом. Первым башкирским пашой! Степь будет твоя, кони, бараны. Тысячи всадников пойдут за тобой. Под зеленым знаменем твои всадники строем скакать будут. Аллах благословит тебя. Это тайна, которая открыта мне. Ты станешь всесильным. В твоей власти будет все, целый народ. Баи и старики будут у тебя в подчинении. Старики почтенные и благородные. Есть целый заговор. В него входят разные люди. На тебя все надеются. Мне указали на тебя. Хочешь ли ты помочь общему делу?

Могусюм вдруг вспомнил Гурьяныча, завод, друзей, покойного отца своего, детство, вражду с баями и муллами, башкир и татар-офицеров, сотников, предателя Гейниатку. От русских знание, мастерство. Не глупо ли мечтать о кровопролитии? Не страшней ли темнота народа, подлость баев и мулл, неграмотность, нищета?..

— Но из русских есть очень хорошие люди! — сказал Могусюмка.

— Конечно, есть, — тонко улыбнулся Рахим.

— У меня есть друзья русские...

Рахим не ожидал, что башлык так открыто и твердо заявит об этой дружбе.

Мгновение он остро приглядывался к собеседнику. Он живо сообразил, что надо будет опять изменить тактику. Как видно, Могусюмка не из тех, кто ради славы и генеральства готов отступиться от старой дружбы.

— Конечно, хорошего человека не надо обижать. Но помни, — с восторгом заговорил Рахим, — если хочешь подвигов во имя веры, подвигов, которые помниться будут века, надо быть беспощадным и хитрым с врагами и не жалеть никого. И только тогда пойдет за тобой народ, когда все увидят, как ты станешь беспощадным со всеми неверными.

Вошел джигит со шрамом — Сахей. Он что-то тихо сказал Рахиму. Тот отвечал так же тихо.

Сахей, ссутулившись, вышел на носках.

Могусюм сидел хмурый, но едва Рахим снова обратился к нему, башлык улыбнулся.

— Может быть, тебя что-то смущает? — спросил Рахим.

— Нет, — встрепенулся тот.

— Он не решается сразу дать согласие! — проговорил старик Бегим.

— Когда ты будешь генералом, у тебя будут свои ученые, — обратился Рахим к Могусюму. — Тот, кто может посадить на кол любого подчиненного, смеет повелевать мудрецами! — улыбнулся он. — И того ученые слушаются. Их знания и мудрость будут принадлежать тебе. У нас на Востоке так. Грамотеи найдутся и сочинят за тебя все, что ты захочешь. Для войны нужен паша, а не грамотей.

Еще с тех давних времен, когда арабы во имя аллаха завоевывали страну за страной, среди приверженцев ислама сохранилось глубокое убеждение в своем всесилии и превосходстве.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Рахим, как и многие ненавистники России, был глубоко убежден, что это хотя и огромная, но слабая страна, что большинство ее населения составляют угнетенные и подавленные магометане, что их большинство, а русских горсть.

Незадолго перед этим русские нанесли сильнейший удар по соседям Хивы — пала Бухара. Перерезанными оказались старинные караванные пути. Русские взяли Самарканд. В Хиву и Афганистан хлынули беженцы из завоеванных русскими областей. Там замышляли священную войну, желали возвращения утерянных владений, пытались заключить союз мусульманских государств против России. Но среди хивинцев не было единогласия, начались раздоры, споры. Одни требовали «священной войны», другие желали мира и дружбы с Россией. Английские резиденты на Востоке обещали мусульманам помощь. Шах Афганистана тоже обещал помочь.

Во все соседние с Хивой области были посланы лазутчики. По Бухаре поползли слухи, что скоро вернется старая власть. В киргизскую степь под видом мулл пошли шпионы, возбуждая ненависть к русским. Кое-где в степи заволновались мусульмане. Несколько лазутчиков посланы были на Южный Урал, к башкирам. Среди них Рахим. Он давно мечтал побывать здесь — на родине своих предков. Его мать была дочерью башкирина, бежавшего когда-то после восстания на Восток.

Рахим побывал в степи и кое в чем преуспел. Там нет русских поселений, про русских слышали, но не знают их. «Все ваши беды и несчастья от русских», — говорил им Рахим.

И вот он впервые оказался среди мусульман, живущих уже давно вместе с русскими.

На Востоке представляли, что люди тут страдают от русских особенно сильно и должны глубоко ненавидеть их.

Но здесь Рахим понял, что отношения русских и башкир сложны, и он стал осторожнее, беседовал лишь с немногими.

— К русским мы будем милосердны, — говорил он Могусюму, — зачем же всех убивать? Только чиновников и попов, и военных на колья посадим. Некоторых баб и девок себе возьмем...

Лицо Рахима приняло жесткое выражение, и он заговорил быстро и восторженно, скаля зубы, с каким-то яростным сладострастием.

— Мы русских не обидим. Пусть примут нашу веру. Они будут благодарить, хвалить. Ты спасешь их! Я сам знаю, как это сделать, мы все это давно обдумали. Русским будет хорошо, лучше, чем теперь! Русские кланяться тебе будут, подарки дадут, в страхе перед твоим могуществом приведут тебе своих белых девок, у тебя гарем будет... — сощурился он, и его черные глаза подернулись маслом.

Рахим охотно говорил о женщинах. К тому же он хотел знать склонности Могусюма, чего тот желает: стать богачом? Властелином? Обладателем гарема? Любит ли он наслаждения? Тут все средства надо перепробовать, обещать все радости и удовольствия. Или мстить? Жечь? Убивать? Лить кровь? Скакать верхом на шее пленника? Может быть, издеваться? Стать купцом? Хозяином караванов? Но Могусюмка, как замечал он, опять стал мрачен и холоден.

— А знаешь, как выгодно на Востоке можно девок продавать? Когда в России мусульманское государство установим, мы целые караваны этого товара туда с тобой отправлять станем. Знаешь, как там все любят женщин с белыми волосами? Богачи сидят в кофейнях и только и говорят, как бы купить хорошую девушку с севера.

Но у Могусюма не было этой изощренной страсти к белокурым женщинам, как у хозяев восточных гаремов. Он вырос вместе с русскими девчонками, навидался их с детства. «А что, если Зейнап во власти сладострастника? Ведь она тоже красавица», — подумал он, и на миг ненависть явилась в его глазах.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Русские люди будут жить в нашем магометанском государстве так же, как сейчас башкиры живут в русском, — продолжал Рахим. — Хан, все чиновники, беки, военачальники, все купцы самые богатые, конечно, будут магометане. А права башкир сохраним, они в военном сословии останутся. Только мусульмане начальниками будут. А потом заставим всех русских принять магометанскую веру, и счастье наступит на земле. А твоих русских друзей обязательно сделаем начальниками над русскими.