Расмус-бродяга. Расмус, Понтус и Глупыш. Солнечная Полянка - Линдгрен Астрид - Страница 12

— Я еще не совсем привык, — пробормотал Расмус, оправдываясь, он понимал, что Оскар сбавил шаг из-за него.

— Понятно, настоящим испытанным бродягой не вдруг станешь, — согласился Оскар.

И он показал Расмусу, как нужно ходить, словно непрестанно меря дорогу ровным и четким шагом.

— Однако нам ни к чему нестись вперед, будто мы должны успеть к вечеру на край земли, — сказал Оскар. — Сойдет, если мы туда поспеем завтра.

Расмус шагал, а сердце у него было переполнено благодарностью к доброму Оскару. Ему хотелось как-нибудь выразить свою благодарность, сделать что-нибудь хорошее, пожертвовать чем-нибудь, чтобы Оскар понял без слов, как он его любит.

У дороги стояла лавка, маленькая деревенская лапочка, где можно купить что угодно — от грабель, сапог и керосина до кофе и леденцов. Но этот рай был открыт только для тех, у кого есть деньги. Расмус бросил в открытую дверь вожделенный взгляд, и ноги по невольно сбавили скорость. Ему так хотелось хотя бы просто остановиться и поглядеть. Оскар уже довольно далеко ушел вперед.

Расмус со вздохом помчался за ним. И тут он сунул руку в карман и нащупал пятиэровую монетку. В эти сутки случилось так много невероятного, что он совсем забыл про нее. Почувствовав в руке монетку, он возликовал. Какой все-таки большой и прекрасный этот пятиэровик!

— Оскар, ты любишь тянучки? — спросил он с тайной радостью и дрожью в голосе.

— Ясное дело, люблю, кто их не любит! Да только сейчас у меня нет денег, так что купить их мы не можем.

— А я могу, — заявил Расмус и показал пять эре. Он боялся, что Оскар велит ему сберечь их, но опасения эти были напрасны.

— Ну раз так, беги и купи тянучек!

Расмус повернулся и пустился бежать. Вот повезло! Надо же было вспомнить про пять эре как раз возле лавочки! Хорошо, что он не истратил их раньше!

Он, ликуя, вернулся к Оскару, который стоял на краю дороги и ждал его. Какое счастье было открыть мешочек и показать Оскару пять длинных тянучек!

Оскар наклонил голову набок и с нарочито жадным видом поглядел на конфеты.

— Сейчас поглядим… Которую ж мне взять?

— Бери все! — радостно воскликнул Расмус.

Но Оскар сделал отрицательный жест рукой.

— Ну чего уж, хорошенького понемногу. Мне хватит и одной.

Такое признание повысило Оскара еще больше в глазах Расмуса. Он от всего сердца желал отдать Оскару все тянучки. Но ведь он был всего лишь человек и сам любил конфеты.

Сидеть у обочины и разворачивать бумажку тянучки — что может быть прекраснее! Обертка сильно прилипла к карамельке, пришлось засунуть в рот конфету вместе с бумажкой, чтобы она немножко намокла. А потом оставалось лишь развернуть эту прекрасную конфету и сосать ее долго-долго.

— Надо делать вот так, — показал Расмус, медленно запихивая в рот тянучку. Оскар учил его, как нужно ходить по дорогам, а Расмус показал Оскару, как едят карамельки.

Они долго сидели на солнышке и сосали карамельки, но, как ни старайся продлить удовольствие, тянучка тает, медленно, но неумолимо, и под конец во рту остается лишь вкус сиропа.

— Давай оставим вот эти на потом, — предложил Оскар. — В жизни бывают огорчения, и тогда неплохо съесть конфетку.

Оскар и сам не знал, насколько он прав в том, что скоро их поджидали огорчения.

В тот вечер они отдыхали у небольшого озера. День был жаркий и путь долгий. Расмус устал, ему хотелось лишь вытянуться на скалистом берегу и отдохнуть. Но желание искупаться победило. Он быстро разделся за кустом.

— Только не заплывай далеко, а то тебя утащит водяной.

— Уж плавать-то я умею, — заверил Расмус.

У него невольно сжалось сердце. Он подумал о том, как они с Гуннаром учили друг друга плавать в речке. Казалось, это было тысячу лет назад.

Вода была такая теплая и ласковая, усталость будто смыло с него. Он подплыл к кувшинкам, и они закачались на воде. Они были ослепительно белые и очень красивые. Может, это был сад водяного и он срывал кувшинки по ночам?

Расмус перевернулся на спину, полежал немного и задумчиво посмотрел на большие пальцы своих ног, торчащие из воды. Вокруг было так тихо. На противоположном берегу красиво и печально куковала кукушка, отчего человек становился как-то добрее.

— Это какая-то шальная кукушка, — сказал Оскар. — Лето кончилось, и ей пора превращаться в ястреба, неужто она этого не знает?

Оскар сидел на берегу и брился, глядя в осколок зеркала, который он достал из своего волшебного рюкзака.

— А у нас в школе учительница говорила, что это только суеверие, будто после середины лета кукушка становится ястребом, — крикнул Расмус из воды.

— А ты докажи! — предложил Оскар.

— Докажу! Ведь ты, Божья Кукушка, не становишься осенью Божьим ястребом.

— Нет, тут уж ты прав. — Оскар закончил бриться, достал латунную расческу и стал причесывать свои кудрявые волосы. — Ястребом я никак не стану. Подумать только, маленький, а какой умный!

На выгоне рядом с ними паслись коровы. Они подошли к изгороди и уставились на непрошеных гостей. Большая и грузная корова побрела к воде напиться, и ее колокольчик тихо и звонко забренчал.

«Это летний звук», — подумал Расмус. Он лежал на воде и плескался, слушая, как кукует кукушка, как бренчит колокольчик, как плещется под его руками вода. Да, все это были звуки лета.

Оскар тоже сознавал, что стоит летняя пора. Закончив причесываться, он стал рассеянно напевать себе под нос:

Потом он замолчал и скептически поглядел, хорошо ли причесался. Грива его непослушных кудрей оставалась такой же растрепанной. Он убрал расческу в рюкзак.

— Оскар, а ты не будешь купаться?

— Нет, только вымою ноги.

Он закатал брюки и стал ходить по отмели.

— Я уже купался.

— Когда?

— В прошлом году, — ответил Оскар. — В честь нашего королевского дома. Пятнадцатого мая именины королевы Софии. Вода была до чертиков холодная. С меня хватит купания. Можно мыться по частям, и будешь такой же чистый.

— А ты докажи!

— Это можно доказать таким вот способом… — начал Оскар.

Но тут он поскользнулся и шлепнулся в воду. Сидя по пояс в воде, он недоуменно огляделся. Расмус весело захохотал, а Оскар бросил на него сердитый взгляд.

— Как я уже сказал, это можно доказать таким вот образом, — повторил он сердито, с трудом поднимаясь на ноги.

Но злость у него тут же прошла. Он сел на камень, хорошенько вымыл ноги и побрел к берегу, шлепая мокрыми штанами, напевая вполголоса:

— Оскар, ты хороший! — крикнул Расмус ему вдогонку, сам не зная зачем.

Немного погодя они уселись ужинать. Оскар развел огонь на камнях, чтобы высушить брюки и отгонять мошкару.

— Вот такой же костер жгут индейцы, — сказал Расмус, придвигаясь поближе к огню.

Днем они были в большой и богатой господской усадьбе, где им дали бутерброды и молоко. Оскар играл на гармошке и пел красивые песни, за которые платят бутербродами. Он пел о могиле Иды, о невесте льва и массу других песен, которых Расмус раньше не слыхал.

Оскар развернул газету, в которую были завернуты бутерброды.

— Погляди-ка, здесь тоже написано про воров: «Никаких следов грабителей в Сандё», «Полиция прочесывает местность».

Расмус сунул газету Оскару под нос, показывая маленькую заметку.

— А далеко отсюда Сандё? — продолжал Расмус.

— Не более трех-четырех миль отсюда.

Расмус разложил бутерброды на камне.

— Вот эти с сыром, — сказал он, — бутерброды «Невесты льва», а вот эти — «Могилы Иды».

— А вот это шум водопада Авеста, — подхватил Оскар, поднося ко рту бутылку с молоком.