Мастер проклятий (СИ) - Курилкин Матвей Геннадьевич - Страница 58

— Эй, девка, выходи. Ты там одна?

— Одна, добрый доминус, — Мне приходится буквально работать суфлером, шепотом наговаривая ответы. — Я заблудилась, и подвернула ногу.

— Вот дура, — злится жандарм. — Что тебя ночью в поле-то понесло?

Придумывать ответы на ходу не так-то просто.

— Родители выгнали, — ненатурально всхлипывает девушка. — У меня любимый в соседней деревне… Узнали, что непраздна и сказали идти туда, где нагуляла…

— Тьфу, дура и есть. Сказано же по всем деревням, чтобы по домам сидели. Куда ее теперь тащить?

— Нечего ругаться, рядовой! — шикнул другой голос. — Нарушительницу поймали? Поймали!

— Да какая нарушительница… — начал было солдат, но его прервали:

— А такая! Сколько отсюда до чугунки знаешь? Наверняка под поезд намеревалась броситься. А то и вовсе, злоумышляла что. А тут мы ее поймали. Чуешь, чем пахнет?

— Слушай, сержант, а ведь ты голова, — послышался третий голос. — Этак мы и премию можем получить за поимку бунтовщика, злоумышлявшего против республики, жандармерии, а то и чистой церкви?

— Я вам о том и говорю, идиоты, а до вас все никак не дойдет!

Обсуждая предстоящую премию жандармы на месте не стояли — брели на голос Керы, которая не забывала повизгивать и похныкивать, да при этом еще и смещаться то и дело на несколько шагов то в одну, то в другую сторону. В результате этих сложных маневров, жандармы, растянувшиеся было в цепь, собрались в неопрятную кучку, и теперь приглушенно матерясь рыскали толпой в поисках неуловимой девчонки. Мы с повстанцами тоже не сидели на месте — расползались в стороны, стараясь пропустить синемундирников к Кере.

Хорошо, что жандармы оказались такие алчные, да еще не постеснялись сообщить о своих намерениях. Иначе, боюсь, ребятам труднее будет решиться напасть на ничего неподозревающих карабинеров. Впрочем, в жандармерию по большей части такие и идут. Небрезгливые. Что с того, что девчонку, которую они собираются выдать за бунтовщицу, скорее всего бросят в тюрьму? Зато отделение получит по паре сестерциев премии, а командир и того больше. Ну а ребятам теперь будет легче их убивать. Впрочем, незачем лукавить — мне тоже.

Керу, наконец, нашли. Весь десяток скучился вокруг девчонки, которая сидела с несчастным видом прямо на земле, и продолжала жалобно хныкать. Если учесть, что выражение лица у нее было при этом идеально спокойное, а одежда мало походила на обычные для селян тряпки, зрелище выбивало из колеи и даже навевало жуть. Коротким усилием я проваливаюсь в транс. Думаю, так от меня будет больше пользы.

— Эй, ты чего? — неуверенно говорит кто-то из солдат.

Мне кажется, что это неплохой момент для того, чтобы напасть. Кере, видимо тоже, потому что она вдруг взвилась в воздух прямо из положения сидя и метнулась к сержанту. Широкий мах кинжалом, и сержант отшатывается назад. Движение рефлекторное — он даже понять ничего не успел. Ниже подбородка раскрывается широченная щель, из которой потоком выплескивается красное. Минус один. Легкое усилие с моей стороны, и тело сержанта шагает чуть в сторону, попадая каблуком в норку полевки, отчего он поворачивается. Капли крови брызжут в лицо сразу двум его соседям. Отчего оба отшатываются, тянут руки к лицу.

Обычно я очень тщательно представляю себе, что и как должно произойти, но сейчас нужно торопиться. События развиваются слишком быстро, и я просто напрягаюсь изо всех сил. Пусть им не повезет.

Кера бросается к трем солдатам, левой рукой вбивая кадык в горло одному из них, а правой, в которой зажат нож, бьет другому рядовому под подбородок. Третий успевает среагировать. Он уже тянется к револьверу, но тот цепляется чем-то за кобуру и выпадает из рук карабинера. Больше ничего сделать он не успевает. Минус четыре.

Четверо жандармов, что оказались дальше всего от места расправы, имеют возможность оценить ситуацию со стороны. Двое так испуганы, что предпочитают бежать, еще двое решают стрелять, один из них хватается за карабин, другой уже вскинул револьвер. Вот он взводит курок, стреляет… осечка. Он начинает судорожно проворачивать барабан, но времени на это уходит слишком много — Кера уже рядом, а острие ножа пробивает глазницу и тонкую стенку черепа за ней. Богиня не останавливается даже на секунду. Стороннему наблюдателю может показаться, что она просто пронеслась мимо стрелка, вот только ножа у нее в руке уже нет, а жандарм падает. Кера в это время бежит прямо на наставленный в ее сторону карабин. Рядовой жмет на спусковой крючок… Ничего. Он забыл дослать патрон. Это его последняя мысль — девушка одной рукой хватает карабин за цевье, другой опять бьет в горло. Карабин у Керы надолго не задерживается. Мощный взмах, и ружье разносит череп одного из беглецов. Второй падает, споткнувшись, прямо под ноги кому-то из наших.

В мою сторону тоже бегут двое. Один из них рискует чуть ли не наступить на меня. Что-то заставляет меня плавным движением подняться на ноги. Получается эффектно. Рожа у меня и так не блистает чистотой, а теперь по лицу текут сверкающие в свете налобного фонаря дорожки крови из глаз и носа. Жандарм останавливается, будто на стену налетел, пытается закричать. Лицо его мгновенно пунцовеет, и он падает. Инфаркт.

Последний не столь труслив. Или, скорее, он и вовсе не заметил этой короткой сценки. Однако его это не спасает. Он тоже спотыкается, и, насаживается глазницей на какой-то сучок.

Из состояния транса меня выбрасывает рывком, резко. Как будто стержень выдернули — я едва удержался на ногах от резкой смены ощущений.

— Все, ребята, собираемся. — Негромко командую я. — Трофеи только, не забывайте, у нас оружия мало. Пригодится.

— А с этим что делать? — голос такой неуверенный, что я даже не могу определить, кто говорит.

Я внимательнее всматриваюсь в темноту, и вижу, что тот единственный жандарм, что попал в руки моим товарищам, еще жив. Парень сидит на нем сверху и держит за руки. Честно, я чуть не зарычал от злости.

— Ну что тебе стоило, сволочь, прибить его в бою и быстро? — выругался я, подходя.

Я достало нож, и ударил жандарма под затылок. Надеюсь, он не успел ничего понять.

— Ну молодец, что, — так и тянет сплюнуть на ноги решительному бойцу, но я сдерживаюсь. — Теперь ты чистеньким остался.

Сбор трофеев уже привычен. Да и долго ли собрать все огнестрельное и патроны? Дальше мы идем в молчании. Спутники, поражены нашей с Керой жестокостью, а я просто борюсь с тошнотой и головной болью. Таким образом я свой манн еще ни разу не применял. Много воздействий одновременно, а самое главное, я не продумывал каждое в деталях, по отдельности. Я просто постарался, чтобы жандармам фатально не повезло, и у меня все получилось. Не уверен, что в ближайшее время решусь проклинать кого-то подобным образом. Это оказалось многократно тяжелее… Впрочем, буду честным сам перед собой. Тошнит меня не от этого. Убивать беспомощного оказалось невыносимо мерзко, и теперь я чувствую горечь от того, в какую тварь превращаюсь, а также дикую ненависть к этому парню, который решил остаться чистеньким за мой счет. Какая все же сволочь!

Приходить в себя времени не было — пропажа патруля будет непременно замечена, и одним богам известно, как скоро за нами пошлют погоню, так что желательно удалиться от места бойни как можно быстрее. Идти самостоятельно, я опять не мог, Доменико и Кера вели меня под руки, поддерживая с двух сторон.

— Не вини себя, брат, — шептал мне на ухо эквит. — У нас действительно не было выхода, мы не могли оставить его в живых. И на нас не обижайся, что не смогли.

Кера с другой стороны тоже не оставалась безмолвной:

— Ты мог приказать убить его мне. Мне ведь совсем нетрудно. Ты ведь не получил радости от этой смерти, я чувствую. Твое отчаяние и боль так сладки, так будоражат кровь… Их даже больше, чем дал тот смертный, которого ты прикончил. Это приятно, жаль только, вы, смертные, слишком слабы. Если ты будешь чувствовать такое слишком много, твое тело быстро износится.