Мирная стратегия. Дилогия (СИ) - Плотников Сергей Александрович - Страница 72

То есть реально вот так берет и пропускает!

Офигеть насколько глубоко прокралась бандитская зараза в самое сердце величайшего достижения межзвездной дипломатии.

«С этим точно нужно разобраться, – думаю я. – Неважно, что там по игре, но разобраться нужно…»

При этом я сам не до конца понимаю, в каком смысле я хочу разбираться: то ли выяснить все досконально, то ли решить вопрос до конца и закрыть его (например, выкорчевать организованную преступность на моей станции с корнем). То ли и то и другое сразу.

Мое изумление продолжает умножаться: за техническим лючком оказывается отнюдь не хорошо знакомая крохотная подсобка с маленьким пультом и регулирующими кранами. Там – еще более узкий лаз куда‑то вглубь стены, освещенный крохотными фонариками под потолком.

– Прошу, – говорит Вергаас.

Ну, теперь уж глупость не глупость, а я просто не могу отвертеться от этого визита. Ибо я зол. И раздосадован. И ощущаю своим долгом познакомиться с тем, что сотворили с моей станцией.

Понятное дело, игра есть игра. В ней подробно изучить какое‑то место просто невозможно: что нарисовали, там и ходишь. «Узел‑8090» уже проявил себя на удивление адаптивным, подстраиваясь и прорисовываясь согласно выбранным мною по сюжету действиям. А если где‑то и оставались белые пятна (например, как во время спасения мятежников из горящей секции станции), то это происходило так редко, что и говорить не о чем.

Но одно дело – какие‑то левые закутки, которые никто не удосужился изобразить за полной их ненадобностью. А другое дело – целая дополнительная экосистема в стенах станции! По всей видимости, моя должность капитана – действительно одна фикция, раз никто не удосужился мне сообщить об этом! Ведь по крайней мере Томирл должен был знать. А может быть, и Нирс Раал. Завхоз он или где?

Пока я киплю от возмущения, мы пробираемся на полусогнутых ногах по этому извилистому коридору, где под потолком и на стенах тянутся провода. Время от времени в стенах появляются ниши, от которых тянутся еще какие‑то коридоры, в основном уже и темнее нашего. Из некоторых тянет странными запахами. Возможности запаховой приставки капсулы ограничены, однако я понимаю, что пытались обозначить условно съедобные и условно духи. Иногда пахнет мусором.

– Большой босс должен был вам дать подключение к нашей системе, – подсказывает Вергаас.

Подключение к системе… А! Теневое зрение! Так вот как оно залегендировано. Я, помнится, почему‑то ни капли не удивился в прошлый раз, что у меня появилась такая чуть ли не сверхспособность, которая позволяла выявлять агентов мафиози на станции и связываться с ними, хотя фентези и прочей магией в игре и не пахнет. А оно вон как: мне просто дали доступ в их информационную систему.

Почему‑то ощущаю себя не настоящим руководителем, пусть даже и региональным, а таким же лидером на птичьих правах, как в целом по жизни… я имею в виду, на станции. То есть поставить‑то меня поставили, но объяснить забыли, и реальными полномочиями снабдить – тоже. Крутись как знаешь.

Тем не менее, поискав у себя меню (оно так же находится пристальным сверлением всяких неудобоваримых углов моего поля зрения), мне таки удается подключить это самое Теневое зрение. Теперь ответвления от основного коридора обретают подписи, которые словно парят над дверями: «Приют радости», «Склад № 9», «Ринг» и даже «Харчевня тетушки Мо». Все это словно (хотя почему словно?) специально сделано для того, чтобы показать мне срез деятельности преступников на станции: бордели, подпольные бои, торговля чем‑то незаконным… оружием, скорее всего, и наркотиками. Хотя, если учесть, что речь у нас идет об инопланетных контактах, на деле торговать они могут всем чем угодно, хоть плюшевыми игрушками, если на какой‑то планете они объявлены вне закона.

Больше всего удивления вызывает «Харчевня тетушки Мо»: я все понимаю, но какой смысл держать в подполье едальню? Разве не выгоднее сделать ее легально и принимать не только своих клиентов, но и левых цивилов? Или тут подают какую‑то особую незаконную еду?

Словно бы специально чтобы удовлетворить мое любопытство, к харчевне мы и сворачиваем.

Внутри оказывается неожиданно уютно: низенькие столики на японский манер, возле них вместо сидушек раскиданы мягкие подушки. Столиков, кстати, очень немного – штук пять в маленькой комнате, которая по размеру скорее напоминает квартиру, чем заведение общепита. Впрочем, говорят, в тех же азиатских странах и поменьше харчевни бывают. Правда, сам не видел.

Мы рассаживаемся друг напротив друга и Вергаас говорит:

– Ну вот, теперь можно и обсудить все спокойно… Вас интересовало, зачем мы за тем Превосходным хмырем гонимся?

Киваю.

– Мы хотели извлечь из него яйца зогг, – объясняет Вергаас.

– Зачем вам эта пакость? – удивляюсь я.

– Кто сказал, что пакость? – хмыкает Вергаас. – Самый что ни на есть мягкий наркотик, а заодно лекарство от депрессии. Одна сплошная польза и никакого вреда! А эти нытики, межзвездные медики, зачем‑то взяли и запретили.

– Допустим, – говорю я с самым серьезным видом. – И зачем вы хотели захапать этого голубого рогача – чтобы безвозмездно нести людям радость?

– Почему безвозмездно? За хорошую деньгу. Этих зогг в природе днем с огнем не сыщешь, большая удача, что они тут у вас завелись.

– Если верить нашему главному врачу, их тут скоро будет даже в избытке.

Вергаас фыркает.

– Небось, у этой вашей гнорр свой интерес. Зогг быстро размножаются, да, но они вне родной среды не могут нормально выживать. У них как заряд кончается. Вырождаются с каждым поколением. Десять‑двадцать поколений – и все. И еще многое зависит от того, какое поколение в неволе был самый первый зогг… Их только поэтому не разводят.

Ну и ну, думаю я, неужели у Сонг в самом деле свой интерес? Почему она подала мне новость об этой эпидемии как о катастрофе, если на самом деле нужно просто подождать, и бедные инопланетные черви, лишенные возможности копошиться в родной грязи, вымрут строго самостоятельно?

С другой стороны, математика – не самая моя сильная сторона. Надо прикинуть: если речь идет о геометрической прогрессии, десять‑двадцать итераций – это, походу, охрененно много. У нас в самом деле вся станция в оранжевой слизи утонет.

– Ладно, – говорю я, – то есть вы хотели поймать этого зогг, потому что считаете, что он – один из представителей первого поколения?

– Примерно, – хмуро кивает Вергаас. – Мы его вычислили. А теперь все пропало! Он к саргам унесся, просить у них убежища.

– Политического? – удивляюсь я.

Превосходный, который просит политического убежища у саргов, – это даже не анекдот. Это просто что‑то за гранью. В принципе, Превосходный, который просит у кого‑то политического убежища, – та еще шутка, даже без дополнительных уточнений. Превосходные слишком горды для этих политических игр. Но если еще учитывать своеобразную психологию саргов, то вообще получается что‑то очень странное.

– Нет, натурщиком к ним попросится, – фыркает Вергаас. – Ну, типа того… Сарги по доброй воли заражать себя яйцами зогг не будут. Да и вроде бы на них они слабее действуют, чем на многие другие расы. Но они же слабые телепаты… или эмпаты, бездна их знает. В общем, если у кого другого от эйфории башку снесет – им приятно рядом находиться. Вдохновенно, как они сами говорят.

Растерянно хмыкаю на этой новости о том, что сарги, оказывается, практикуют непрямую наркоманию. И о том, что они телепаты заодно. В описаниях это нигде впрямую не говорилось, но надо было, наверное, догадаться: раз у саргов коллективный разум, а друг к другу они никак физически не подключаются, в отличие от ацетиков, значит, какой‑то вариант ментальной связи там есть.

– Понятно, – говорю, – ну да еще найдете. Если верить доктору Сонг, на станции сейчас этих зогг около двадцати.

– Найдем, – серьезно кивает Вергаас.

– Но я хотел поговорить немного о другом, – усилием воли перевожу фокус своего внимания с оранжевой слизи и таинственной эйфории от заражения подкожным инопланетным паразитом к гораздо более скучным делам. – Докеры. Если помнишь, я тебя просил с ними разобраться.