Демократия по чёрному (СИ) - Птица Алексей - Страница 31

До него в тот день очередь не дошла. Трупов было много, а могильщиков слишком мало. Он очнулся ночью, от прохлады, накрывшей его росой, выступившей на запекшихся от крови губах. Облизав живительную влагу шершавым от сухости языком, он смог сдвинуть с места своё тело.

Всю ночь он полз, собирая росу со всего, чего только можно. Страшно хотелось есть. Ему повезло, он нашёл порванную и затоптанную в пыль суму одного из защитников города, в которой был кусок высохшего сыра, жёсткая сухая лепёшка, с куском вяленого мяса, и тыквенная бутыль с водой.

Насытившись и напившись, он пополз дальше, и своим телом нащупал закопанный в землю метательный африканский нож, с причудливыми отростками лезвий. Утром он затерялся в сухой жухлой траве саванны, постепенно переходящей в полупустыню, и снова потерял сознание до ночи.

Так он и двигался дальше понемногу, питаясь пойманными мелкими животными, ящерицами и змеями, а также найденными яйцами страуса. На третьи сутки, он смог встать и двигался пешком, пока не добрался до небольшого ручья, чьё русло густо заросло колючим кустарником, ставшим ему надёжным убежищем на многие месяцы.

Через полтора месяца, когда его раны, изуродовавшие всё тело, зарубцевались, он отправился в город, чтобы найти тело сестрёнки и увидеть, что стало с городом.

Его и раньше жилистое тело, стало высохшим, как у отшельника, ведущего полуголодный образ жизни, или как у узника концлагеря. Только бешеный огонь в глазах, больше похожий на блеск глаз сумасшедшего, выдавал в нём живого человека, выжившего там, где все остальные погибли.

Всё о чём он думал, это была месть. Только месть двигала его вперёд, только ради неё он жил, только она служила ему пищей. Его сердце умерло, а тело его не волновало вообще. Только мозг, анализируя полученную информацию, работал в экстренном режиме, направляя тело и волю в нужное русло.

До города он добрался через сутки. Стоя на пепелище, глядя на остатки когда-то высоких стен, стоявших здесь ещё со средних веков, он не плакал. Дикие звери давно уже растащили остатки несчастных, которые не были вовремя захоронены. И его тело, не найденное утром, также посчитали утянутым дикими зверями.

Сестрёнка погибла, так же, как погибли и все его родные, удобрив сухую африканскую землю своею кровью и плотью. Настал и его черёд поливать её… но не своей, а уже чужой кровью. Ему нужна была пища и оружие. С одним ножом, он мог убивать только мелкую дичь, крупная была ему недоступна.

Копаясь в развалинах, он надеялся найти что-нибудь из оружия, думая, что воины Рабиха, и так были нагружены награбленным добром, чтобы тщательно просеивать землю и искать потерянные в битве клинки.

Он был прав. Двое суток он тщательно обыскивал место, бывшее когда-то столицей султаната Борно. Его добычей стало широкое лезвие от копья, два ножа, кинжал и старый бронзовый хопеш, брошенный, вероятно, из-за того, что был никому не нужен, после получения гораздо лучшего оружия.

Забрав все находки, а также, чудом оставшиеся целыми, глиняные чашки и несколько высохших бутылочный тыкв, он засобирался обратно, в свои кустарники. Воевать со змеями и тушканами, и учиться убивать. Так жил он полгода.

Благодаря звериной интуиции, и поистине железному здоровью выжившего вопреки всему, он значительно окреп, и уже не походил на ожившую мумию, сходство с которой придавали ему давно истлевшие на нём тряпки, бывшие когда-то дорогой одеждой.

Его бурнус был потерян ещё в бою, может он и смягчил удар сабли, как и плотный халат из верблюжьей шерсти. Остальная одежда давно развалилась, и он ходил в травяной юбке.

Его чутьё охотника обострилось до невозможности, так, что он даже слышал полёт мухи це-це, готовившейся его ужалить, и шуршание королевского скорпиона, пробиравшегося по земле в поисках своей добычи. А ведь мухи це-це летают, практически, бесшумно, в отличие от обычных домашних мух, которые своим надоедливым жужжанием выводят из себя людей.

Окрепнув, он покинул безлюдное место, мимо которого не проходили люди. Вся окрестная местность обезлюдела, благодаря опустошениям, нанесённым войском Рабиха. И он пошёл в сторону, в которую ушли его кровные враги. Ноги его не знали усталости, а мозг выдумывал кары и казни, которым он был готов подвергнуть своих врагов. Руки делали и сооружали различные ловушки, которые подсказывал ему его изощрённый мозг.

Кат шёл, скрываясь и буквально растворяясь в саванне. За время дикой жизни, он многому научился, а особенно, прятаться. Дойдя до одного из селений, в котором находилась застава воинов Рабиха, он затаился, рассматривая их жизнь, а потом стал нападать.

Нападал он, как правило, ночью. В селении стали пропадать, один за одним, воины. Их находили, но без головы, с отрубленными конечностями, с вырванным сердцем, почками и печенью.

Одному повезло, он остался жив, хоть и был сильно ранен, его просто вовремя спохватились, но рассказать он всё равно ничего не смог. Уходя, Кат отрезал ему язык. Оставшиеся в живых, воины попытались устроить облаву на неизвестного врага.

Их было десять, а он один. Но все они погибли, преследуя его. Кто-то оступился, попал в яму и сломал ногу, и был добит позже. Кто-то поранился о ядовитый дротик, внезапно вылетевший из кустов, кто-то попал в волосяную петлю и погиб, пытаясь сбросить её, поранившись об острые ядовитые шипы, разбросанные рядом. Оставшиеся впали в панику, и были уничтожены, когда бежали в ужасе назад, ударами в спину.

Собрав их оружие и вещи, Кат ушёл. Вскоре, по окрестным деревням, а потом и в близлежащем небольшом городе, стали поговаривать о безвестном мстителе, убивавшем с особой жестокостью воинов Рабиха.

Раббих вызвал к себе Аль-Максума.

— Что творится в моих землях, Максум? Или я больше не хозяин их? Тысячу дней я потратил в бесполезных усилиях по завоеванию этих земель, и теперь безвестный демон, в обличье человека, посмел бросить мне вызов.

— Возьми две сотни воинов и выследи его. Поймай и приведи мне его живым или мёртвым, но только не отрезай его голову, это удовольствие оставь мне. Ты слышал, Аль-Максум?!

— Да, мой господин, я услышал вас. Слушаюсь и повинуюсь. Да продлит Аллах ваши дни! О… повелитель!

Собрав воинов, Аль-Максум отправился на поиски мстителя. Искать его долго не пришлось, и вскоре они уже загоняли человеческую дичь. Шакал долго сопротивлялся, и был уже почти пойман, когда, вдруг скатившись на дно небольшой ложбины, он исчез, как будто, сквозь землю провалился.

Они искали, пока не опустилась ночь, и заночевали недалеко. Продолжив наутро поиски, они смогли найти небольшую, хорошо замаскированную, лёжку, выкопанную в земле, но враг бесследно ушёл, оставив на память двух мёртвых часовых, убитых ножом. Рядом с их телами, лежали аккуратно прислонённые к телу их отрезанные головы.

Порыскав по округе, и неделю пылая от ярости, они ни с чем вернулись обратно.

Дождавшись ночи, Кат покинул заготовленное заранее убежище. Он давно ждал, когда его начнут искать, а дождавшись, ловко ушёл от преследования, и отправился на юг, к Мамбе. Он тоже ненавидел Рабиха, по крайней мере, он так слышал, значит, мог ему помочь в отмщении. Вскоре его следы затерялись между линией горизонта и вечерним африканским небом.

Когда Момо доложили о прибывшем неизвестном воине, он изрядно удивился. Увидев того, кого к нему привели, он был поражён его спокойно— бездушным видом. У этого человека было не затравленно-испуганное выражение лица, как у гонимого охотниками дикого зверя, скорее, это был философски настроенный, по отношению к окружающему миру, монстр, желающий только одной цели. И этой целью была — месть.

Человек, по имени Кат, пришёл в Банги не просить о помощи. Он пришёл предложить свои услуги по уничтожению отрядов Раббиха, круживших вокруг границ территории Банги. Момо со скептицизмом смотрел на одинокого воина, вооружённого старым кавалерийским карабином, неведомыми путями попавшим в руки одного из солдат Рабиха, а потом и в руки Ката.