Негритюд в багровых тонах (СИ) - Птица Алексей - Страница 39

В центре большого, похожего на шатёр с высоким потолком, помещения стоял трон, сделанный из слоновой кости и дерева. На нём сидел колоритный чернокожий человек с лицом, испещрённым многочисленными шрамами. Король Иоанн Тёмный, а это был он, был закутан в хламиду, покрытую яркими синими, чёрными и красными узорами.

На его голове прочно сидела железная корона, между острых зубцов которой отблёскивали в солнечных лучах плохо обработанные чёрные алмазы. В руках он держал жезл, отдалённо похожий на скипетр, вершину которого украшала искусно сделанная голова кобры, из зелёного камня.

Вглядевшись, князь Иосиф с интересом узнал в материале очень дорогой жадеит, который поначалу принял за банальный малахит. На правой руке вождя болтался широкий медный браслет, украшенный алмазами, которых было так много, что они полностью покрывали всю поверхность браслета, будучи закрепленными на нём с помощью простейших зубчиков.

В левой руке он держал большое копьё, с бунчуком из шкур разнообразных змей, скаливших свои клыки в саркастической усмешке превосходства мёртвых над живыми. Высушенные змеиные головы внушали к себе почтение и после смерти. А глядя на хозяина этого копья, не сильно и хотелось с ним связываться.

— С чем пожаловали ко мне, почётные посланцы русского императора, — прогудел на чистейшем русском, в почти пустом шатре дворца, голос короля.

Князь Иосиф Андроников, поразившись этому, вышел вперёд и произнёс.

— Мы прибыли к тебе, король, по повелению нашего императора, узнавшего о тебе из газет.

— Акулы пера банкуют, — непонятно выразился король.

— Мой император, — между тем продолжил князь, не обратив внимания на эту фразу, — увидел твой портрет, напечатанный в газете, и поразился тому, что в Африке есть христианский правитель, принявший православие.

— Да, — ответил Иоанн Тёмный, — мне приснился сон, в котором неведомый и красивый голос белого человека в белых одеждах, призвал меня обратиться к коптской вере и осенил меня крестом, — и король широко размахнувшись, перекрестился, приоткрыв при этом, ненароком, татуировку коптского креста на запястье.

— Ээээ, — поразился этому грузинский князь. — Весьма, я бы даже сказал, очень весьма, интересное событие. Мой император будет извещён о столь замечательном проявлении божественной сути нашего Творца, наставляющего на путь истинный рабов божьих.

Услышав эти слова, чёрный король ощутимо нахмурился. По его жестокому лицу, с изуродованным шрамом левым глазом, проскочила судорога. Рот искривился в недовольной гримасе, обнажив в некрасивом оскале крупные белые зубы.

— Мы не рабы, рабы не мы, — громко и с негодованием проговорил он давно позабытую советскую речевку, неведомым образом всплывшую у него в голове.

— Я не это имел в виду, — ощутимо испугался князь, глядя на руку короля, судорожно сжавшуюся на копье.

— Мы так говорим, когда имеем в виду преклонение перед божественной сущностью Бога.

— Я не знаю, что вы имеете в виду, но я такого обращения к себе не потерплю, — снова непонятно выразился он, — я вижу, вы пришли ко мне с пустыми руками, — переключился на другую тему Иоанн Тёмный.

Вместо ответа, князь дал знак хорунжему и подхорунжему и те, кивнув в знак понимания, быстро вышли из шатра. Через несколько минут, прошедших в тягостной тишине и под прицелом чёрных глаз, как короля, так и его подданных, в шатёр был внесен небольшой, окованный железными полосами, сундучок.

Открыв его, князь торжественно стал вынимать подарки. Их было немного, но зато какие! Первой была извлечена деревянная кобура, в которой оказался покрытый серебряной насечкой пистолет, настоящий немецкий маузер в классическом исполнении. Следом на свет африканского солнца был извлечен горский кинжал, ножны и рукоять которого были украшены изящной золотой чеканкой.

Последней была торжественно извлечена отлитая из серебра личная королевская печать, с выгравированной головой вождя, сделанной по фотографии, которую окружала надпись русскими буквами «Иоанн Тёмный — король Буганды». Прямо под портретом размещалось изображение коптского креста. Этот подарок был сделан по личной просьбе императрицы.

Печать растрогала короля и обрадовала. Маузер вызвал восторг, а кинжал в дорогих ножнах был тщательно им осмотрен и тут же пристроен на пояс. Выражение лица вождя из недовольного изменилось на очень доброжелательное. Даже ослепительно белая улыбка появилась на его губах, на мгновение, осветив лицо, показав всё человеческое, что в нём было.

В ответ, каждый из присутствующих был одарен африканским оружием, ритуальными масками и походными мешками, из отлично выделанной кожи крокодила. Кроме этого, они получили ещё и по шкуре леопарда.

— Я благодарен русскому царю за такие ценные для меня подарки, — сказал король, перебирая в руке пачки патронов к маузеру, вручённые ему вместе с пистолетом.

— Когда вы будете отбывать обратно, я передам с вами мои дары императору.

На этом церемония приема послов была закончена. Князь передал письмо от императрицы, изрядно заинтригованной чернокожим королём из далёкой Африки. Император не стал писать в её письме ни поскриптума, ни обычных слов приветствия, всё отдав на откуп своей любимой супруге. Передав письмо Мамбе, русская делегация удалилась в предоставленную им для проживания хижину.

Глава 18 Отдарки

Вчера меня посетила новая мысль, а также плохой сон. После потери любимой, я считал, что у меня не осталось близких людей, кроме двух дочерей. Но сон, этот гадкий сон, развернул мои мысли в другую сторону.

Мне снилась океанская вода. Широкая полоса прибоя плевалась пеной, отбрасываемой волнами, накатывающимися на плоский песчаный берег. Дикий штормовой ветер бросался на прибрежные пальмы, обрывая их кроны, сбрасывая с них плоды, кружа в безумном танце разрушения сорванными с них листьями.

Мёртвые рыбы, медузы, ракообразные вяло шевелились, будучи выброшенными штормом на берег. Совсем рядом с линией прибоя гремел сухими винтовочными выстрелами, прерываемыми стаккато пулемётных очередей и криками сражающихся, отчаянный бой.

Пошатываясь и тяжело опираясь на плотно растущие пальмы, вышел человек. Океанский берег, заливаемый яростными волнами, был весь покрыт пеной и мусором. Человек был ранен. Держась рукой за простреленный бок, где сочилась прорывающаяся из раны кровь, темнея на разорванной рубашке, он сделал два шага в сторону прибоя и упал на влажный песок, составив компанию выброшенным на берег и умирающим морским обитателям.

Он тоже умирал, рана его была тяжела. Простреленное лёгкое выталкивало кровь, пузырившуюся на губах кровавой пеной. Следом за ним выбежали два человека, лиц я не разобрал.

— Хватай его, хватай. Потащили, ещё есть шанс спасти его. Держись, Луиш, держись!

Я проснулся, как от толчка. Из тесного помещения душной хижины я вышел подышать свежим воздухом. Внутренние часы подсказали мне время, примерно три часа утра. Самое унганское время, когда каждый сон несёт в себе то, что объяснить не всегда удаётся. Можно бесконечно спорить о вещих снах, но то, что они бывают у многих людей (не у всех, а у многих), это факт.

То, что Луиш описывал в своём письме, не могло не насторожить. В Габоне постепенно заваривалась грандиозная каша, и я не хотел в ней участвовать, до поры до времени. Пусть сцепятся друг с другом, а я добавлю, когда смогу, свой бочонок дёгтя. Но Луиш в опасности. Предотвратить этого я не мог, а спасти его, при условии вовремя доставленного лекарства, очень может быть.

Всё решив для себя, я стал разводить костёр для приготовления целебных снадобий, переполошив, при этом, всю охрану, в недоумении наблюдавшую за производимыми мною действиями. Пусть смотрят. Их король в состоянии работать днём и ночью, в отличие от них, лодырей.

Вскипятив воду, я бросил туда лекарственные травы, обладающие обезболивающим эффектом, добавил укрепляющие иммунитет и регенерацию, и оставил медный котелок бурлить. Достал из мешка серебряную чашу. Хотелось бы верить, что это Грааль. Но, увы, возможно, такой чаши в природе не существует, я не знаю. Чем бы ни была эта чаша, но попав ко мне из глубины веков, она явно не была обычной.