Остролист (В трех ветках) - Диккенс Чарльз - Страница 7

— Пленительная Нора, поцелуйте меня, не то я сейчас брошусь в пруд вниз головой.

И коридорный не сомневается, что так он и сделал бы, откажись она исполнить его просьбу. В общем, видя все это, коридорный чувствовал, что он и сам влюблен… только он хорошенько не знал, в кого именно.

— Кобс, — сказал мистер Гарри как-то вечером, когда Кобс поливал цветы, — в конце июня я поеду в гости к своей бабушке, в Йорк.

— Вот как, сэр? Надеюсь, вам там будет весело. Я сам поеду в Йоркшир, когда уволюсь отсюда.

— Вы тоже поедете к своей бабушке, Кобс?

— Нет, сэр. У меня ее нету.

— Нет бабушки, Кобс?

— Нет, сэр.

Мальчик некоторое время смотрел, как Кобс поливает цветы, потом сказал:

— Я очень рад, что поеду туда… Нора тоже едет.

— Значит, вам там будет хорошо, сэр, — сказал Кобс, — потому что ваша милая будет у вас под боком.

— Кобс, — воскликнул мальчик, вспыхнув, — я никому не позволю насмехаться над этим!

— Я не насмехался, сэр, — смиренно объяснил Кобс, — и не думал вовсе.

— Тем лучше, Кобс, потому что вы мне нравитесь, и вы будете жить у нас… Кобс!

— Слушаю, сэр.

— Как вы думаете, что подарит мне бабушка, когда я к ней приеду?

— Не могу догадаться, сэр.

— Пятифунтовая банкнота Английского банка, Кобс.

— Фью! — свистнул Кобс. — Это изрядная сумма, мистер Гарри.

— На эту сумму можно многое сделать, ведь правда, Кобс?

— Еще бы, сэр!

— Кобс, — сказал мальчик, — я открою вам один секрет. В Нориной семье Нору дразнят мною, вышучивают нашу помолвку… высмеивают ее, Кобс!

— Такова, сэр, — изрек Кобс, — испорченность человеческой натуры.

Мальчик — сейчас он был вылитый отец — немного постоял, обратив пылающее лицо к закату, потом ушел, сказав на прощанье:

— Покойной ночи, Кобс. Я пойду спать.

Если я спрошу коридорного, как случилось, что он тогда собирался уволиться, он не сможет ответить мне толком. Пожалуй, он мог бы остаться там и до сих пор, только пожелай. Но он, видите ли, был тогда молодой, и ему хотелось чего-то нового. Да, этого только ему и хотелось — перемены. Мистер Уолмерс сказал Кобсу, когда тот предупредил о своем уходе:

— Кобс, — говорит, — вы чем-нибудь недовольны? Я спрашиваю потому, что, если кто-нибудь из моих слуг имеет основание быть недовольным, я по мере сил стараюсь выполнить его пожелания.

— Нет, сэр, — говорит Кобс, — благодарю вас, сэр, мне здесь у вас так хорошо, как нигде не будет. Но, сказать правду, сэр, хочется мне пойти поискать свое счастье.

— Ах, так, Кобс! — говорит он. — Хочу верить, что вы его найдете.

Ну, коридорный может меня заверить — да и заверил, приложив к голове сапожную щетку и как бы отдавая честь в соответствии со своей теперешней профессией, — что он все еще не нашел своего счастья.

Так вот, сэр! Коридорный покинул «Вязы», когда срок его службы кончился, мистер Гарри уехал к старой леди в Йорк, а старая леди была готова вырвать все зубы у себя изо рта (будь у нее зубы) ради своего внука, так она его обожала. И что же сделал этот младенец — а младенцем вы вполне можете его назвать и будете правы, — что же он сделал? Да сбежал от старой леди со своей Норой и отправился в Гретна-Грин жениться!

Да, сэр, коридорный служил вот в этом самом «Остролисте» (он несколько раз уходил отсюда, ища места получше, но по той или другой причине всегда возвращался), как вдруг в один прекрасный летний день подъезжает почтовая карета, а из кареты выходят наши ребятишки. Кондуктор и говорит хозяину:

— Не могу понять, кто они такие эти маленькие пассажиры; но молодой джентльмен сказал, что их обоих надо везти сюда.

Молодой джентльмен выходит; помогает выйти своей леди; дает на чай кондуктору и говорит нашему хозяину:

— Мы будем здесь ночевать. Отведите нам гостиную и две спальни. Отбивные котлеты и вишневый пудинг на двоих! — И тут он берет под ручку девочку в небесно-голубой мантильке и входит в дом смелей смелого.

Коридорный предоставляет мне судить, до чего были удивлены все в гостинице, когда эти малютки одни, без старших, поднимались наверх и в особенности когда он, коридорный, уже увидевший детей, хотя они его еще не видели, сообщил хозяину свое мнение насчет той экспедиции, которую они предприняли.

— Кобс, — говорит хозяин, — если так, придется мне отправиться в Йорк и успокоить их родственников. А тебе придется их сторожить и развлекать, пока я не вернусь. Но, прежде чем мне за это браться, Кобс, надо тебе самому убедиться, правильно ты догадался или нет.

— Слушаю сэр, — говорит Кобс, — будет сделано сию минуту.

И вот коридорный идет наверх и видит, что мистер Гарри сидит на грома-аднейшем диване (а диван и так-то большой был, но в сравнении с этими крошками казался Великой Уэйрской кроватью[15]) и вытирает глаза мисс Норе своим платком. Ножонки их, конечно, не доставали до пола, и коридорный прямо не в силах выразить, до чего маленькими казались ребятишки.

— Это Кобс! Это Кобс! — кричит мистер Гарри, подбегает к коридорному и хватает его за руку.

Мисс Нора подбегает к нему с другой стороны, тоже хватает его за руку, и оба прыгают от радости.

— Я видел, как вы выходили из кареты, сэр, — говорит Кобс, — и мне показалось, будто это вы. Потом я решил, что не ошибся — узнал вас по росту и по фигуре… По какому делу вы едете, сэр?.. По брачному?

— Мы хотим обвенчаться в Гретна-Грин, Кобс, — отвечает мальчик. — Потому мы и убежали. Нора немножко приуныла, Кобс, но теперь она развеселится, раз мы узнали, что вы нам друг.

— Благодарю вас, сэр, и благодарю вас, мисс, за ваше доброе мнение обо мне, — говорит Кобс. — У вас есть с собой багаж, сэр?

Быть может, я поверю коридорному, если он даст мне свое честное слово, что маленькая леди взяла с собой зонтик, флакон с нюхательной солью, полтора круглых ломтика поджаренного хлеба с маслом, восемь мятных лепешек и головную щетку — на вид совсем кукольную. Джентльмен вез ярдов десять веревки, ножик, три-четыре листа почтовой бумаги, сложенных в несколько раз, апельсин и фарфоровую именную кружку.

— Как вы намерены поступить, сэр? — спрашивает Кобс.

— Утром уехать, — отвечает мальчик (храбрый он был прямо на удивление!), — и завтра обвенчаться.

— Отлично, сэр! — говорит Кобс. — Вы согласны, сэр, чтобы я сопровождал вас?

Когда Кобс сказал это, дети снова запрыгали от радости и закричали:

— О да, да, Кобс! Да!

— Так вот, сэр, — говорит Кобс, — простите, если я осмелюсь высказать свое мнение, но вот что я вам посоветую. Я знаю одну лошадку, сэр, которую можно запрячь в фаэтон, — а фаэтон взять напрокат, — и эта лошадка очень быстро довезет вас и миссис Гарри Уолмерс-младшую до места (причем я буду сидеть за кучера, если разрешите). Я не вполне уверен, сэр, что эта лошадка будет свободна завтра, но если бы даже вам пришлось прождать до послезавтра, стоит все-таки взять именно ее. Что касается счетика, сэр, то если даже все деньги у вас выйдут, не беспокойтесь: я совладелец этой гостиницы, так могу и подождать с оплатой.

Коридорный уверяет меня, что, когда они захлопали в ладоши и снова запрыгали от радости, называя его «Добрый Кобс!» и «Милый Кобс!», а потом потянулись друг к другу через него и поцеловались от восторга, переполнившего их доверчивые сердечки, он решил, что поступает как самый подлый негодяй — до того совестно ему было обманывать их.

— Не нужно ли вам чего-нибудь, сэр? — спрашивает Кобс, до смерти стыдясь самого себя.

— После обеда нам хотелось бы пирожных, — отвечает мистер Гарри, сложив руки на груди, выставив вперед ногу и глядя в лицо Кобсу, — и еще два яблока… и варенья. К обеду подайте нам сухарной водицы. Хотя Нора привыкла пить поллафитника смородинной наливки за десертом — и я тоже.

— Я закажу все это в буфете, сэр, — говорит Кобс и уходит.

Коридорный и сейчас уверен, как был уверен тогда, что он лучше сразился бы с хозяином в бокс, лишь бы не вступать с ним в заговор, и что он всем сердцем желал, чтобы нашлось где-нибудь такое немыслимое место, где эти малютки могли бы заключить немыслимый брак и потом веки вечные наслаждаться немыслимым счастьем. Однако все это было невозможно, поэтому он выполнил приказание хозяина, и хозяин спустя полчаса уехал в Йорк.