Бес в ребро - Шаргородский Григорий Константинович - Страница 31

Я с сомнением посмотрел на уже ставший родным артефакт.

А может, барон прав и мои успехи в освоении магической штуки обусловлены не умом носителя, а доброй волей всего лишь кажущегося бездушным девайса, начавшего доверять новому хозяину?

Тьфу ты, чертовщина какая! Чего только в голову не придет после рассказов этого сказочника и третьей кружки пива…

С легким раздражением я сунул диадему в шляпу и вернул головной убор на предназначенное ему место.

Как это обычно бывает, из-за информационного токсикоза способность к анализу начала буксовать. Лучшее лекарство от этой беды — расслабление и смена темы:

— Кстати, господин барон, не подскажете, откуда в славном городе Купферштадте появилась столь колоритная дама, как фрау Катарина?

— О, — оживился старик, — это дивная история!

При этом он почему-то покосился на Тадеуша, который опять обрызгался пивом.

И тут барон поведал нам романтически-юмористическую историю о том, как одна веселая вдовушка решила, что ей суждено стать женой отважного разбойника по прозвищу Стальной Тедди. Кто бы сомневался, что Катарина, не получив желаемое с наскока, организовала грамотную осаду, которая длится уже пятнадцать лет.

Вот она какая, по-настоящему немецкая любовь!

Когда мы обсуждали артефакты, охрана барона не очень-то прислушивалась к нашим разговорам, предпочитая пожирать мясо и хлестать пиво, но, когда речь зашла о фрау Катарине, народ тут же навострил уши.

Тадеушу это конечно же не понравилось, и он погнал подчиненных обратно к наполовину разделанной туше единорога. Немцы — народ рачительный, и у меня не было ни малейших сомнений в том, что вскоре на месте схватки человека и монстра останутся только потревоженная земля и совсем уж ни на что не годные ошметки.

Привлеченные запахом крови и непонятной суетой, к месту событий начали подтягиваться окрестные хищники, так что охота продолжилась, и даже мне пришлось немного пострелять.

В итоге все остались довольны — поохотились, сожрали чуть ли не половину единорога, выпили бочку пива и, что важнее всего, обменялись информацией.

Солнце клонилось к закату, так что засобирались домой.

На станции Гена со свитой барона продолжили застолье и параллельно принялись делить охотничьи трофеи. В этом деле мой друг понимает куда лучше меня, так что я не стал мешать и повел Карла на кухню, дабы перекусить и выпить по пятьдесят граммов коньяка. После этого мы разошлись кто куда: он — в комнату для гостей, а я — заниматься делом. Но перед этим барон предупредил меня, что завтра уезжает очень рано, как только караваны покинут станцию, и было бы неплохо, если бы я в это время не дрых, а проводил дорогого гостя. Так что пришлось ставить будильник на несусветную рань.

В принципе, можно было и не ложиться — такое впечатление, что будильник начал орать, как только я коснулся головой подушки. Умывание холодной водой ситуацию не особо исправило, так что в рассветные сумерки я выходил сонным, вялым и недовольным жизнью.

Охранники барона, как и Гена, тоже не источали оптимизма, но у них ведь на то имелись серьезные причины в виде вечерней пьянки. А вот сам барон и Тадеуш были свежи как огурчики.

И все же меня немного насторожила серьезность лиц этих персонажей. Опасение усилились, когда двое охранников барона вывели из купола станции Руперта и его ручного мага, но я все рано оказался не готов к тому, что произошло дальше.

Без единого слова, просто по кивку хозяина два бойца подскочили к сонно моргавшему магу и лихо завернули ему руки за спину, да так, что бедолага вскрикнул от боли и наклонился вперед.

Все так же молча, барон подошел ближе, а за ним шагнул Тадеуш и откинул крышку тубуса, на который я только сейчас обратил внимание.

Сонливость и недовольство тут же слетели с меня, а за ними вдогонку по спине побежали ледяные мурашки. Из открытого тубуса выглядывала рукоять, и что-то мне подсказывало, что это знаменитый кацбальгер Головоруба.

Я даже рта открыть не успел, как барон кошачьим движение выхватил меч и ударил практически без замаха. Перед самым ударом на мече засветились руны. С вызывающим тошноту стуком голова упала на асфальт, а фонтан крови из обрубка шеи забрызгал серую поверхность метров на пять.

То, что произошло дальше, испугало меня едва ли не так же сильно, как сама казнь. Спокойно, словно прибирающая на кухне домохозяйка, барон поднес ладонь к ране. Полыхнуло красным, тошнотворно завоняло паленым мясом, и труп перестал кровоточить.

Пока подручные Головоруба паковали тело в специальный мешок и смывали кровь водой из шланга для мойки фур, сам барон приступил к воспитательному процессу.

Оценить его старания мне было не суждено, потому что говорил старик на немецком, но то, как Руперт зафонил не просто страхом, а каким-то животным ужасом, показало, что внушение проходит успешно.

Мы с Геной наблюдали за этим, как два болванчика. Даже мой много что повидавший в жизни друг пребывал в легком шоке, что уж говорить обо мне. А барон, милашка такая, закончив читать нотации, подошел ко мне и протянул руку, которую я, честно говоря, не осмелился бы отвергнуть, даже поселись в голове такая дикая мысль. От его доброжелательной улыбки мурашки на спине забегали интенсивнее.

— Простите, друг мой, за этот неприятный инцидент, но так было нужно. Надеюсь, наша дружба со временем будет только крепнуть. Не забывайте о нас и почаще навещайте. Вы всегда будет дорогим гостем в Купферштадте.

Я лишь кивал головой и через силу улыбался, не находя слов для ответной любезности.

Так и попрощались — три броневика с тихим шелестом укатили по дороге, а мы с Геной оторопело смотрели им вслед. Заливая окрестности сиренево-алым светом, над этим странным миром поднимался его величество Ярило. Опять накатило ощущение нереальности происходящего.

— Япона икебана… — наконец-то выдохнул я.

— Не, — мотнул головой Баламут, — это не Япония, а намного хуже. Это — Беловодье, детка.

ГЛАВА 9

После того как мы с Геной в два лица вылакали последнюю бутылку коньяка и немного поспали, мир начал казаться уже не таким мрачным. Этому способствовало то, что не осталось практически никаких следов творившегося здесь поутру безобразия. Даже влажное пятно было заботливо высушено жарким летним светилом.

Перед тем как выпустить Златку на свежий воздух, я прошелся по территории станции. Да уж, это действительно немцы — матерые, классические, можно сказать, кондовые. Они не только тщательно замыли кровь проштрафившегося мага, но и место, где разделали тушу единорога, блистало чистотой и порядком. Стена была восстановлена, а инструменты разложены по своим местам.

Больше всего поражало то, что барон ничего не боялся.

Ведь остались же записи с камер слежения! А он даже не намекнул, что не мешало бы уничтожить улики.

Весело тут живут удельные бояре… Нет, в Купферштадт, я конечно же буду наведываться по случаю, но о том, чтобы остаться там зимовать или переселить туда Гену с внучкой, даже речи быть не может.

В Китеже нам тоже придется несладко, но там хоть какие-то законы работают, а здесь, похоже, в чести только воля хозяина окрестных земель.

Какими бы тягостными ни были мои мысли, но размеренно текущая жизнь на станции, веселое летнее небо и доброжелательное отношение окружающих постепенно улучшили настроение. Днем потренировались с Баламутом, затем под недовольное ворчание тетушки Пин бухнулись в Златкин бассейн. Старая кореянка не преминула заметить, что после двух потных бугаев для купания ребенка придется менять воду.

Златка ее убеждения не разделила и тут же полезла к нам. Визгу и смеха было выше крыши, так что и строгая няня постепенно подобрела, а Кнопка тут же заявила:

— Нужно попросить деда Андрея сделать бассейн побольше, чтобы все влезли.

Я представил себе эту картину и сразу перехотел купаться.

На охоту не ходили, потому что морозильники были забиты мясом. А у меня образовался определенный принцип — убиваем только то, что собираемся съесть или продать. Как ни странно, отбивная из единорога пошла на ура — жалость к зверушкам куда-то испарилась. Вот какие мы человеки — черствые и эгоистичные.