Польские народные легенды и сказки - сказки Народные - Страница 79

Вечером вернулся кучер, идет к ксендзу и говорит:

— Там они, да беда, святой отец, что вы денег мало дали; еще столько же надо, уж я их ночью обязательно приведу. Только пусть пан ксендз пораньше спать отправляется, тогда они не будут бояться.

Пошел, взял из сусека святых, поставил их на алтарь, там они и стоят.

Утром рано спешит ксендз в костел и видит с радостью, что Шимон и Юда — опять на алтаре, на своем месте.

Развеселился ксендз и велел на радостях сделать себе крест с надписью: «Я живу без заботы».

А в Ольштыне был королевский маневр, выехал туда король на прогулку со своими офицерами. Увидел он надпись и думает: «Я — король, и то у меня полно заботы, а тут ксендз — и живет себе без забот!»

Велел позвать ксендза на двор и говорит ему:

— В воскресенье будешь читать проповедь, да так, чтобы одна половина людей в костеле смеялась, а другая — плакала, и скажешь, как высоко до неба и как глубоко Дивиское озеро.

Ксендз в горе вернулся домой, а кучер его спрашивает:

— Что пан ксендз так опечалился?

— Еще бы. Нужно мне в воскресенье читать проповедь и сказать, как высоко до неба и как глубоко озеро. А главная беда не в том — проповедь-то нужно так прочесть, чтобы половина прихожан плакала, а половина — смеялась.

А кучер и молвит:

— Это пустяки, отец-благодетель. Скажите, что до неба только одна дорога, а озеро такую глубину имеет: как кинешь камень в воду, он и падет до самого дна. Ну, а проповедь пусть пан ксендз сам выучит как следует, вот и будут люди плакать, а чтобы другие смеялись — об этом уж я позабочусь.

Поставили амвон посредине, чтобы людей разделить — тут половина и тут половина. Ксендз хорошую приготовил проповедь девкам и бабам — вовсю плакали. А кучер взял ножницы и вырезал ксендзу сзади дыру, так что всю мягкую часть видать голую. Которые были сзади — смеялись, а которые стояли спереди — плакали. Король плакал, потому что тоже слушал проповедь. А после проповеди король похвалил ксендза и сказал:

— Твоя правда, пусть стоит крест.

На том и конец.

126. Как мельникова дочь вышла за пана Исуса

Была у мельника дочь, звали ее Кася. Ни за кого другого замуж идти не хотела, только за пана Христа или за святого Петра. Два парубка, порядочных плута, прознали об этом, нарядились святым Петром и паном Исусом, накупили в городе вина несколько бутылок и хлеба и пошли на мельницу свататься. А там у мельницы был пруд. Вот опустили они вино в воду, а хлеб спрятали в кусты. А как пришли на мельницу, их там и спрашивают, кто такие. А парни отвечают:

— Пришли сватать вашу Касю.

— Эй, так она ни за кого другого идти не хочет, только за пана Христа или за святого Петра.

А тот, что был святым Петром, тогда и показывает на другого:

— Вот это и есть пан Исус Христос.

Тут все встали и крестятся на него.

А пан Исус говорит:

— Сходи-ка, Петр, за вином на пруд да в кусты за хлебом.

«О! Раз так, это в самом деле Исус Христос», — подумали все.

Вот. Святой Петр пошел за вином и хлебом, принес. Напились все, наелись. А пан Исус потом говорит:

— Ну, теперь пойдем, Кася, на небо!

Мельник, мужик богатый, собрал приданое, дал денег, одежку — что мог. А пан Исус говорит:

— Как увидите, светит на той горе (была там недалеко гора, вот как наш Хишпак), молитесь тогда; это значит — мы на небо отправились.

Ну, а парни — те насобирали сначала сухой пихты, вереску и, как пришли под гору, сложили костер и подожгли. А на мельнице в это время крестились и радовались:

— Эй, наша Кася идет на небо! Наша Кася идет на небо!

А те пройдохи у огня поснимали с Каси наряды да как начали лупить Касю! Отлупили, деньги забрали, Касю прогнали домой, а сами пошли.

Уже ночь была, на мельнице спят, а тут кто-то тут-тук в окно. Мельничиха проснулась:

— Это ты, Кася?

— Я, я, пустите скорей!

— Ты, стало, не пошла на небо? Не пустили тебя? А мы-то как молились да радовались за тебя!

— Ага, вас бы самих так порадовали палками, так вы бы и домой не дотащились.

127. Капуцин с козлиной бородкой

Однажды бородатый ксендз — видно, капуцин — читал в костеле проповедь об отпущении грехов. И нельзя сказать, чтобы так уж хорошо читал.

Вдруг видит: стоит какая-то баба и как посмотрит на него — сразу в плач. Ужас как плачет.

Ксендз с бородой подумал, что это он в проповеди сказал что-то такое, отчего баба совсем размякла. Велел он костельному позвать бабу, чтобы подошла она к нему. Очень уж хотелось ксендзу узнать, какое слово в проповеди так ее растрогало.

Пришла баба, а ксендз ее спрашивает:

— Дорогая моя, отчего вы так плакали, когда я читал проповедь?

А баба опять в слезы.

Долго ксендз допытывался, в чем дело. Только через некоторое время она сказала:

— Ой, батюшка! Как посмотрю я на вас, так сразу и слезы. Был у меня козел, но разорвали его волки. У него такая же была бородка, как и у вашей милости. Взгляну на вас и сразу о козле своем вспоминаю, от жалости и плачу.

128. Про солдата, который просил у бога денег

Как-то раз ночевал солдат у одного хозяина. Поднялся он среди ночи и стал просить милостивого бога, чтобы послал он ему сто бумажек. Именно сто: если не будет хватать хоть одного крайцера[14], солдат не возьмет.

А хозяин с хозяйкой спали на чердаке. В потолке была дырка, и они все слышали. Разобрало их любопытство: неужто солдат и вправду не возьмет сто рейнских без одного крайцера? Было у них восемьдесят рейнских — выручка за волов, вот они и спустили их в дырку.

Солдат взял деньги, поблагодарил бога, потом зажег свет и считает:

— Это еще что такое?! Ведь я тебя, боже, просил о ста рейнских, а ты даешь мне восемьдесят?!

Швырнул он деньги, но через минуту стал рассуждать вслух:

— Э, видно, пан бог ведает, что делает. Может случиться, что нужда в деньгах будет у меня еще больше, вот тогда он мне и добавит! — сказал это и спрятал бумажки в карман.

Наутро хозяин требует, чтобы солдат вернул его деньги. Тот признался, что получил восемьдесят рейнских, но от пана бога, а не от хозяина.

Пошли они к старшине. Тот рассудил, что деньги принадлежат солдату: он просил их у пана бога — бог ему и прислал.

— Лично не мог принести, так через вас передал.

Тем бы дело и кончилось, если бы у солдата в кармане лежало целиком сто рейнских! А так ждет он, ждет, а пан бог все не присылает добавки. Что ж тут делать солдату?

Встречает он как-то монаха и спрашивает:

— Это ты — слуга господний?

— Я, — отвечает монах.

— Ага! Видишь ли, мне пан бог должен двадцать рейнских, и я никак не могу их получить; а ты, как слуга его, с ним должен встречаться. Дай мне эти двадцать рейнских, а с него их получи. Я-то ведь еще никогда его не видел.

Монах стал оправдываться, но что с того! Солдат вынул меч и пригрозил, что убьет. Хочешь не хочешь, а пришлось монаху отдавать двадцать рейнских…