Тайный дневник Верити - Гувер Колин - Страница 8

Кори вытирает руки кухонным полотенцем и берет с барного стула куртку.

– Случайности или нет, эта семья явно страдает невезением и глубокими эмоциональными травмами, так что будь осторожна. Сделай дело и уезжай.

– Кори, может, тебе подумать о деталях контракта? А я займусь исследованиями и написанием книги.

Он надевает куртку.

– Просто за тебя беспокоюсь.

Беспокоится? Он знал, что у меня умирает мама, и не выходил на связь два месяца. Он обо мне не заботится. Он – мой бывший парень, который рассчитывал попасть сегодня ко мне в постель, но вместо этого получил мягкий отказ и узнал, что я буду ночевать в доме у другого мужчины. Он маскирует ревность заботой.

Я провожаю его до двери, испытав облегчение, что он так скоро уходит. Я не виню его за желание сбежать. В этой квартире не самая приятная атмосфера с тех пор, как сюда въехала мама. Поэтому я даже не пыталась ее сохранить и не стала сообщать арендодателю, что через две недели у меня появятся деньги.

– В любом случае, – говорит Кори, – поздравляю. Создала ты эту серию или нет, ты будешь ее продолжать благодаря своим произведениям. И должна этим гордиться.

Ненавижу, когда он начинает говорить приятные вещи в момент моего раздражения.

– Спасибо.

– Напиши мне в воскресенье, когда туда доберешься.

– Хорошо.

– И дай знать, если понадобится помощь с переездом.

– Не дам.

Он смеется.

– Ну хорошо.

Он не обнимает меня на прощание. Просто машет рукой и пятится к двери – мы никогда еще так странно не расставались. Я чувствую, что наши отношения наконец перешли в правильное русло: агент и писатель. И больше ничего.

4

Я могла выбрать любое другое занятие на время этой шестичасовой поездки. Могла прослушать «Богемскую рапсодию» больше шестидесяти раз. Могла позвонить старой подруге Натали и попытаться наверстать упущенное, особенно если учесть, что за последние полгода я с ней ни разу не разговаривала. Периодически мы обмениваемся сообщениями, но было бы приятно услышать ее голос. Или, возможно, я могла бы использовать это время, чтобы морально подготовиться и продумать причины, по которым я буду держаться подальше от Джереми Кроуфорда во время пребывания в его доме.

Но вместо этого всего я решила послушать аудиокнигу с первым романом серии Верити Кроуфорд.

Она только закончилась. Я так крепко вцепилась в руль, что побелели костяшки. Во рту пересохло, во время поездки я забывала пить. Мое самоуважение осталось где-то в Олбани.

Она хороша. Очень хороша.

Теперь я жалею, что подписала контракт. Я не уверена, что смогу соответствовать. Подумать только, она написала уже шесть романов, и все с точки зрения злодея. Как в человеке может быть столько воображения?

Возможно, остальные пять неудачные. Можно надеяться. Тогда от последних трех книг цикла ничего особенного не ждут.

Кого я обманываю? Каждый раз, когда выходит роман Верити, он попадает на первую строчку рейтинга «Таймс».

Теперь я нервничаю в два раза сильнее, чем когда уезжала с Манхэттена.

Остаток пути я провожу, готовая поджать хвост и вернуться в Нью-Йорк, но потом снова задираю его, потому что неуверенность в себе – естественная часть писательского процесса. Во всяком случае, для меня. У меня работа над книгой всегда делится на три этапа:

1) Я начинаю книгу и ненавижу все, что пишу.

2) Продолжаю писать книгу, хотя ненавижу все, что пишу.

3) Заканчиваю книгу и делаю вид, что довольна.

В моем творческом процессе не бывает периодов, когда я чувствую, что завершила задуманное, или когда я верю, что написала нечто достойное всеобщего внимания. Большую часть времени я плачу под душем или пялюсь на компьютерный экран, словно зомби, задаваясь вопросом, как другие авторы могут с такой уверенностью продвигать свои книги. «Это лучшее, что выходило в свет с момента публикации моей последней книги! Вы должны это прочитать!»

Я – неловкий писатель, который публикует фотографию своей книги и говорит: «Это нормальная книга. В ней есть слова. Если хотите, можете прочитать».

Боюсь, конкретно этот писательский опыт окажется даже хуже, чем я представляла. Мои книги почти никто не читает, и я не страдаю от избытка негативных отзывов. Но когда выйдет моя работа с именем Верити на обложке, ее прочтут сотни тысяч читателей с конкретными ожиданиями от книжной серии. И если я облажаюсь, Кори узнает, что я облажалась. Издатели узнают, что я облажалась. Джереми узнает, что я облажалась. И… В зависимости от ее состояния… Верити тоже может узнать, что я облажалась.

На встрече Джереми не уточнял, какие именно травмы получила его жена, и я понятия не имею, способна ли она общаться. В интернете очень мало информации про ту аварию, лишь несколько невнятных заметок. Вскоре после происшествия издательство опубликовало сообщение, что жизни Верити ничего не угрожает. Две недели назад оно опубликовало новое сообщение, где говорилось, что она мирно выздоравливает дома. Но ее редактор, Аманда, сказала, что они хотят сохранить подробности ее травмы в тайне от СМИ. Так что возможно, они преуменьшают информацию.

Вполне понятно, почему они хотят непременно добиться завершения цикла. Издательству невыгодно, если основной источник дохода иссякнет. И даже если мне оказали честь и предложили завершить серию, вовсе не обязательно, что я захочу оказаться в центре всеобщего внимания. Когда я начинала писать, то не преследовала цели стать знаменитой. Я мечтала о жизни, где мои книги будет покупать достаточно людей, чтобы я могла оплачивать счета, и никогда не желала становиться богатой и знаменитой. Подобного уровня успеха достигают очень немногие писатели, и я никогда не предполагала, что такое может случиться со мной.

Я понимаю, что если мое имя появится в этом цикле, то резко возрастут продажи всех предыдущих книг, и появится гораздо больше перспектив в будущем, но Верити неимоверно успешна. Связав свое настоящее имя с серией ее книг, я обреку себя на внимание, которого боялась большую часть жизни.

Мне не нужна минута славы. Мне нужны деньги.

И я их очень жду. Я потратила почти все оставшиеся средства на аренду машины и размещение вещей на складе. Я внесла залог за квартиру, но до следующей недели она готова не будет, или, возможно, даже до следующей, а значит та небольшая сумма, что у меня осталась, уйдет на оплату отеля, когда я уеду от Кроуфордов.

Ну и жизнь у меня. Почти бездомная, живу с чемоданом, всего полторы недели после того, как умер мой последний близкий родственник. Могло ли быть хуже?

Я могла быть замужем за Амосом, так что всегда могло бы быть хуже.

– Господи, Лоуэн.

Закатываю глаза из-за собственной неспособности осознать, сколько писателей готовы убить за подобную возможность, а я сижу и думаю, что достигла самого дна.

Прежде всего, это неблагодарность.

Пора прекратить смотреть на жизнь сквозь стекла очков моей матери. Когда я получу аванс за романы, все начнет налаживаться. Мне больше не придется скитаться между квартирами.

Я повернула к дому Кроуфордов несколько миль назад. Навигатор ведет меня по длинной, извилистой дороге, вдоль которой растут цветущие кусты кизила и стоят дома, которые становятся все больше и отдаленнее друг от друга.

Когда я наконец добираюсь до места, я паркую машину на стоянке и замираю, любуясь входом. Две высокие кирпичные колонны возвышаются по обеим сторонам от подъездной дороги, которая кажется бесконечной. Я вытягиваю шею, пытаясь определить ее длину, но темный асфальт извивается среди деревьев. Где-то там стоит дом, а внутри этого дома лежит Верити Кроуфорд. Интересно, знает ли она, что я приеду. Ладони начинают потеть, я отрываю их от руля и подношу в решетке вентиляции, чтобы высушить.

Въездные ворота открыты нараспашку, я нажимаю педаль газа и медленно проезжаю мимо прочного кованого железа. Твержу себе, что бояться нечего, даже когда замечаю, что повторяющийся орнамент на железных воротах напоминает паутину. Дрожа от волнения, еду по извилистой дороге, деревья становятся все гуще и выше, и наконец впереди появляется дом. Забираясь на холм, сначала я замечаю крышу: синевато-серую, как свинцовая грозовая туча. Через несколько секунд показывается остальная часть дома, и у меня перехватывает дыхание. Передняя часть дома облицована темным камнем, и лишь кроваво-красная дверь ярким пятном выделяется в этом сером море. Левая сторона дома заросла плющом, но выглядит это не очаровательно, а угрожающе, словно медленно растущая опухоль.