Кнут (СИ) - Демин Игорь - Страница 57

— Яра-то? — Ворот выпрямился, — Она, может, и не случайно. Ты же видел, как у них со Скалой.

Трудно было не заметить. В баре она без боязни позволила Скале себя обнять, а после разборок с Сиплым, так и вообще старалась не отходить от заместителя командира. Не преследовала, не надоедала, но если и было у нее место, то всегда получалось, что рядом с ним. Мужчина, к слову сказать, не был против и оставлял избранницу только на время решения важных вопросов.

— А что у них? Серьезно все? — Кнут и представить себе не мог, как это — отношения с женщиной, и когда они становятся «серьезными». Как определить?

Ворот явно знал, но отвечать не стал. Не хотел, видимо, сплетничать. А вот когда Яра со Скалой танцевали в лагере возле Тихого, где Тарч раздавал усиления даров, помнится, настоятель ткнул напарника в спину, мол, посмотри, какая красота.

Рейдеры тогда закатили знатную вечеринку: притащили столы, включили музыку, подвезли разбитных девчонок. И те, кто выходили танцевать, особенно не стеснялись ни своего неумения, ни того, что завтра может кто-то попрекнуть излишней развязностью.

Яра к общему веселью не вышла, сидела на рюкзаках и любовалась работой Тарча. Скала пригласил ее, когда среди танцевального угара зазвучало что-то медленное и красивое, заставлявшее рейдеров в условиях дефицита женщин, в шутку приглашать друг друга, перемежая это намеками на неправильный привод будущего партнера и ответными обещаниями порвать гузло за эти самые намеки.

Девушка, хотя и оробела от общего внимания, но ответила согласием. Вышла, влекомая мужчиной, но встала не как остальные пары, тесно обнявшись, а словно собралась вальсировать. Скала неожиданно для всех выпрямил спину, повел и, шаг за шагом, они нашли общий темп, закружились.

Заместитель командира был в полтора раза выше и в три раза шире, и все же двигался легко, уверенно направлял партнершу, способный, если понадобится, оторвать ее от земли и танцевать, удерживая на руках.

Где-то в темноте, за пределами освещенного круга, рассмеялся Кумник удивленно и добродушно, так, как смеются отцы, когда их ребенок произносит первые нецензурные ругательства.

— Смотри-ка, карась, чтоб его! Здоровенный! — Ворот нагнулся, попытался схватить рыбину. Тонкие столбики не выдержали, покосились, гвозди, державшие доски, выскочили из трухлявой древесины и настоятель, смешно взмахивая руками, плюхнулся в воду.

Кнут прыснул в кулак, боясь нашуметь. Настоятель, надувая щеки от гнева на карася, на мостки, илистое дно, самого себя и излишне мокрую речку, тоже оставил в себе немало громких ругательств, некоторые из которых, наверняка, ему и по сану-то говорить не пристало.

Выбрался на берег, отжал камуфляж, оделся в мокрое, сушить времени не было, присел, прячась за камышами от ветерка, на солнышке, согреться.

— С чего ты взял, что им все равно? Привыкли. Как тут без этого?

— Даже Грачу было все равно, хотя Атлас это его стаб…

— Тут все не так просто, парень, с этим Грачом. Что ты еще заметил?

— Он был… одинокий. Очень. Ни друзей, ни товарищей, вообще никого, о ком было бы вспомнить и позаботиться. После взрыва Беркут побежал к своим, а у Грача не было «своих», только телохранители. И когда он жалел, уже в конце, он жалел только себя и никого больше.

— Верно, парень. Я в своей жизни немало видел таких людей, и некоторые даже жертвовали деньги на церковь, но никого из них я бы не назвал хорошим человеком. Что-то там, с Грачем, было не так, парень. Вертится на языке, не пойму, прогнившее, смердящее. А ты что, когда смотрели кристалл, испугался? — Ворот по-доброму ухмыльнулся, не боясь обидеть, и, получив в ответ робкий кивок, удивился, — Ты? Испугался? С Кормчими не боялся…

— Боялся. Знал, что могу погибнуть, но понимал, за кого. За тебя, за Яру, за тех пленников. Не стоять же в стороне? А за что погибли люди в Атласе? За клан Инженеров? Так они о нем, наверное, и не знали. Просто жили рядом, а их перемололо без разбора. Знаешь, сколько раз я пытался спасти хоть кого-то там, у себя, в Октябрьском? И не сумел сохранить жизнь ни одному человеку. Понимаешь — ни одному! А только в Атласе погибло сотен шесть. И в Осиново. Ну, куда это годится? Ведь каждый из погибших — человек. После перезагрузки он выжил сам, или ему помогли, но это настоящая, непридуманная человеческая история. Плохие или счастливые, умные или глупые, но это их жизни. Почему кто-то считает, что он вправе их обрывать?

Настоятель поежился. Напарник вообще разговаривал не часто, а уж на такие темы и подавно.

— Они заигрались, — попробовал объяснить, — Как только жизнь налаживается, людям становится… скучно. Они начинают искать проблемы, создавать их из собственных желаний и страстей, столь же необузданных, насколько щедр и одновременно жесток мир, в котором они живут. Вот, получил человек много денег в руки, например, заработал или украл, и не знает, что с ними делать. Ведь если честно жить — вовек их не потратишь. И начинается: роскошь, казино, разврат и вседозволенность. Новые друзья и связи, дарящие все больше извращенных удовольствий. Имея богатство и влияние, каждый встает перед выбором: жить как прежде, или взять себе чуть больше прав и возможностей, чем есть у остальных людей. Заканчивается это, как правило, весьма печально. В Стиксе же человек получает не просто деньги. Ему дается дар отнимать жизнь. И каждый понимает, что однажды его использует не только на благое дело, но и ради корысти. Никто этого не избежит, просто не сможет удержаться от соблазна. А здесь таких убийц — каждый второй.

— Они возомнили себя богами, — отрезал Кнут, — Они бессмертны и могущественны, они используют людей так, как им угодно, и любого, кто смеет противиться, убивают.

— У тебя странное представление о Боге.

— Мы уходим или остаемся? — Кнут начал собирать наполненные бутылки. Какое бы решение ни было принято, в лагерь за своими рюкзаками возвращаться все равно придется.

— С отрядом сейчас безопаснее, чем без них. Да и мы кое-чем им обязаны.

— Все равно мне не нравится этот их клан.

— Клан как клан, чего ты привязался? Взрослей, парень. Люди везде одинаковые. Нет такой земли, чтобы ее сыны были все умными и хорошими. Как и нет такой, где рождаются одни дураки и злодеи. В любом обществе то же самое. Что вот ты думаешь — все попы веруют? Ох! Бывают и карьеристы, бывают — и воры, что из церковной кассы деньги тащат. Ничего, всех терпят, пока пользы от их работы больше, чем вреда.

Ворот вскинул на плечи рюкзак.

— Пока остаемся. Присмотримся получше, что за люди и стоит ли рядом с ними быть, а там, глядишь, и сами научимся жить, без подсказки.

— Я умею без подсказки, — Кнут использовал свой последний аргумент, — Я умею очень хорошо прятаться, и тебя спрячу тоже.

— Нельзя всю жизнь прятаться. Пошли.

Не успели выйти за полосу камыша, как из воды показалась небольшая голова, лысая, обтянутая серой скользкой кожей. Кнут пихнул Ворот в бок: «Смотри!» — и настоятель, неловко сбрасывая рюкзак, потянулся за автоматом.

Голова высунулась полностью, продемонстрировала широкий, плоский, почти слившийся со скулами нос, узкий рот с блеклыми губами и частыми треугольными зубами. За головой шли широкие покатые плечи и раздутая, как бурдюк, грудная клетка. В руках существо держало того самого карася, что пытался выловить Ворот, или другого, но такого же крупного.

«Стрелять?» — Ворот неуверенно глянул на напарника.

Чудище начало выбираться на берег, протягивая рыбину. Настоятель, хотя и опустил ствол, взять рыбу не решился.

— Э! — отмахнулся автоматом. На звук из воды показалась втораяголова. На ней были волосы, редкие, как у лысеющего старика, свалявшиеся в грязные сосульки. Рот еще скрывался под водой, но по рисунку морщин на скулах можно было опознать широкую улыбку. Не поднимаясь, голова вытянула из воды руку, с вполне человеческими ногтями. В тонких цепких пальцах трепыхался еще один карась, только меньше и светлее окрасом.