Наш общий друг. Том 1 - Диккенс Чарльз - Страница 100

— Оставьте ее в покое, — сказал незнакомец. — Мы с ней разговаривали. Какая в этом беда?

— Оставить в покое? — возмутился мистер Райдергуд, оглядывая его с головы до ног. — А вы разве не знаете, что она моя дочь?

— Знаю.

— А то, что я не позволю своей дочери болтать, как попугай, тоже знаете? И не только ей не позволю, а и никому другому. Да вы, собственно, кто такой? Да вам, собственно, что здесь надо?

— А вы замолчите, тогда я скажу, — резко осадил его незнакомец.

— Ладно, — сказал мистер Райдергуд, несколько струсив. — Помолчу — послушаю. Только не болтайте, как попугай.

— Выпить хотите? — посмотрев на него в упор, также резко отчеканил незнакомец.

— Еще бы! — воскликнул мистер Райдергуд. — Будто я когда отказывался от выпивки! (Нелепость вопроса возмутила его.)

— Что будете пить? — спросил незнакомец.

— Херес, — в тон ему ответил мистер Райдергуд, — если вас на это хватит.

Незнакомец сунул руку в карман, вынул полсоверена и попросил мисс Райдергуд не отказать в любезности принести бутылку хереса. — Не раскупоренную, — добавил он, выразительно поглядев на ее отца.

— Об заклад готов побиться, что вы стреляный воробей! — пробормотал тот, кривя губы в хмурой улыбке. — Видел я вас раньше или нет?.. Н-нет, не видел. Незнакомец ответил:

— Да, не видели. — И они продолжали угрюмо смотреть друг на друга до тех пор, пока Плезент не вернулась.

— Достань рюмки с полки, — приказал дочери мистер Райдергуд. — Мне дай ту, что без ножки. Человеку, который добывает хлеб в поте лица своего, и такая сойдет. — Эти слова, казалось бы, свидетельствовали о скромности и самопожертвовании, но, как не замедлило выясниться, ставить безногую рюмку с вином на стол было нельзя, ее приходилось опоражнивать сразу после наполнения, вследствие чего мистер Райдергуд ухитрялся пить втрое больше гостя.

Держа свой Фортунатов кубок[75] наготове, он сел за стол ближе к огню, незнакомец занял место напротив, а Плезент устроилась на табуретке между ним и камином. Фон этой мизансцены — шейные платки, шляпы, куртки, рубашки и прочее тому подобное старье «из закладов» — чем-то смутно напоминал подслушивающих людей, особенно в том углу, где висела блестящая клеенчатая куртка и шляпа, — ни дать ни взять какой-нибудь неуклюжий матрос, который так заинтересовался беседой за столом, что замер на месте спиной к обществу, успев только просунуть руки в рукава и поднять плечи до самых ушей.

Для начала гость поднес бутылку к свече, посмотрел вино на свет и обследовал пробку. Удостоверившись в ее целости, он медленно вынул из внутреннего кармана куртки заржавленный складной нож, открыл в нем штопор и откупорил бутылку. Потом опять обследовал пробку, вывинтил из нее штопор, положил то и другое на стол и протер горлышко изнутри уголком платка, завязанного у него узлом на шее, — все это обстоятельно, не спеша.

Глядя на своего неторопливого гостя, поглощенного всеми этими манипуляциями, Райдергуд сначала сидел спокойно, вытянув руку с зажатой в ней наготове безногой рюмкой. Но вот мало-помалу рука его стала тянуться назад, рюмка опускалась все ниже и ниже, и, наконец, он поставил ее на стол, донышком вверх. Также постепенно вниманием его завладел складной нож. И когда незнакомец поднял бутылку, готовясь наполнить рюмки, Райдергуд встал, нагнулся над столом, чтобы разглядеть нож как следует, и потом перевел взгляд на своего гостя.

— Что такое? — спросил тот.

— А нож-то знакомый! — сказал Райдергуд.

— Еще бы не знакомый!

Он мотнул головой, показывая Райдергуду на рюмку, и наполнил ее до краев. Райдергуд выпил все до капли и снова начал:

— Этот нож…

— Подождите, — сдержанно проговорил незнакомец. — Я хочу выпить за вашу дочь. Будьте здоровы, мисс Райдергуд.

— Этот нож я видал у одного матроса, у Джорджа Рэдфута.

— Правильно.

— Этого матроса я хорошо знал.

— Правильно.

— Какая же его постигла судьбина?

— Его постигла смерть. Жестокая смерть. Смотреть на него после этого, — ответил незнакомец, — было страшно.

— После чего «после этого»? — спросил Райдергуд, сдвигая брови.

— После того, как его убили.

— Убили? Кто убил?

Вместо ответа незнакомец пожал плечами, наполнил безногую рюмку, и Райдергуд, выпив ее, перевел изумленный взгляд с дочери на гостя.

— Вы что же, так прямо и заявляете мне, честному человеку… — начал было он, сжимая в кулаке пустую рюмку, как вдруг куртка гостя приковала к себе его взгляд. Он навалился на стол, стараясь разглядеть ее поближе, дотронулся до рукава, отвернул обшлаг, посмотрел подкладку (незнакомец терпел все это с полным хладнокровием) и воскликнул: — Сдается мне, что куртка тоже Джорджа Рэдфута!

— Угадали! Он был в ней в тот последний раз, когда вы его видели, но больше вам не придется его видеть на этом свете.

— Сдается мне, что вы попросту признаетесь в убийстве! — воскликнул Райдергуд, но тем не менее позволил налить себе вина.

Вместо ответа незнакомец снова пожал плечами, не проявив ни малейшего замешательства.

Райдергуд с минуту смотрел на своего гостя во все глаза, потом выпил вино залпом и пробормотал:

— Убей меня бог, не знаю, как мне быть с этим молодчиком! Ну, выкладывайте карты на стол! Скажите что-нибудь повразумительнее!

— Скажу, — негромко, но веско проговорил его гость, наклоняясь к нему через стол. — Вы лжец!

Неподкупный свидетель вскочил со стула и взмахнул рукой, точно собираясь швырнуть рюмку незнакомцу в лицо. Тот даже бровью не повел, а только многозначительно и строго погрозил Райдергуду пальцем, после чего этот образец неподкупности сразу одумался, сел на место и поставил рюмку на стол.

— Признавайтесь, когда вы явились к тому адвокату в Тэмпле со своими выдумками, — продолжал незнакомец так уверенно, что это хоть кого могло вывести из себя, — у вас были сильные подозрения насчет вашего дружка? Признавайтесь, ведь были?

— У меня — подозрения? Насчет какого дружка?

— Повторите, чей это нож? — потребовал незнакомец.

— Этот нож принадлежал тому и был собственностью того, кого я вам назвал. — Райдергуд не мог придумать ничего умнее, как обойти в своем ответе имя убитого.

— Повторите, чья это куртка?

— Эта носильная вещь тоже принадлежала тому и ею владел… тот, кого я назвал, — тупо, точно на допросе в Олд-Бейли[76], повторил Райдергуд.

— Я подозреваю, что вы приписали убийство ему и решили: вот хитрец, как он ловко выпутался! Но для того, чтобы выпутаться таким способом, большой хитрости не требовалось. Он поступил бы гораздо хитрее, если бы встал из могилы на одну-единственную минуту.

— Нечего сказать, в хорошем положении я очутился! — пробормотал мистер Райдергуд и поднялся из-за стола, готовый защищаться до последнего. — Всякие наглецы напялят на себя куртку с покойника, с его собственным ножом в кармане, приходят в дом к живому честному человеку, который добывает хлеб в поте лица своего, несут бог весть что, возводят на честного человека бог весть какую напраслину! Почему это я должен был его подозревать?

— Потому, что вы знали, — ответил гость, — потому, что вы с ним действовали заодно, и потому, что вас своей личиной он не обманывал. Потому, что в ту ночь, в которую по вашим соображениям и произошло убийство, он явился сюда прямо с корабля и спрашивал у вас, где бы ему найти комнату. Разве с ним не было другого человека?

— Был, да не вы! Под присягой готов подтвердить, — ответил Райдергуд. — Вы меня запугиваете, а, на мой взгляд, дело-то против вас оборачивается. Джордж Рэдфут, видите ли, пропал без вести, и никто его не хватился! Да разве с матросами так не случается сплошь и рядом? На больший срок пропадают, и то ничего. Записываются в команду под чужой фамилией, уходят в дальнее плавание, да мало ли что! А потом, глядишь, опять появился на свет божий, и никто этому не удивляется. Спросите мою дочь. Без меня вы с ней, как попугаи, болтали. Пусть теперь этот попугай вам ответит. Вы меня заподозрили, будто я его заподозрил! А, думаете, я вас ни в чем не подозреваю? Вы говорите, что Джордж Рэдфут убит. Так будьте любезны ответить, кто его убил, и откуда вам известно, что он убит? У вас в кармане его нож, а на плечах его куртка. Будьте любезны ответить, как они к вам попали! Дайте мне бутылку! — Тут мистер Райдергуд, по-видимому, впал в искреннее заблуждение, сочтя вино своей собственностью. — А ты! — Он повернулся к дочери, наливая херес в безногую рюмку. — Вот только доброго вина жаль, а то швырнул бы в тебя бутылкой! Настрекотала ему с три короба! Много ли такому надо, чтобы заподозрить невинного? Послушал попугая, и готово дело. А уж если я кого в чем заподозрю, так сумею доказать, я человек честный, добываю хлеб в поте лица своего, как все честные люди. — Он снова налил себе хересу, отпил половину, подержал вино во рту, прежде чем проглотить, и, заглянув, в рюмку, медленно всколыхнул ее содержимое, а Плезент, прическа которой после такой отповеди немедленно пришла в беспорядок, стала закручивать волосы на затылке, как закручивают хвост лошади, прежде чем вести ее на ярмарку.