Почти такие же - Стругацкие Аркадий и Борис - Страница 3

– Привет от Лианта, – сказал Панин. – Быстров, оказывается, еще жив. Странно.

Он посмотрел на Кондратьева и хлопнул его ладонью по спине. По коридору пронеслось трескучее эхо.

– Перестань молчать, – сказал Панин.

– Не надо, Борька, – сказал Кондратьев.

Они спустились по лестнице, миновали вестибюль с большим бронзовым бюстом Циолковского и вышли в парк. У подъезда какой-то второкурсник поливал из шланга цветы на газонах. Проходя мимо него, Панин с неумеренной жестикуляцией продекламировал: «Без Копылова жизнь не та, люблю, привет от Лианта». Второкурсник смущенно заулыбался и поглядел на окна второго этажа.

Они пошли по узкой аллее, обсаженной кустами черемухи. Панин начал было громко петь, но из-за поворота навстречу вышла группа девушек в трусах и майках. Они возвращались с волейбольной площадки. Впереди с мячом под мышкой шла Катя. «Этого только не хватало, – подумал Кондратьев.

– Сейчас она уставится на меня круглыми глазами. И начнет говорить взглядом». Он даже остановился на секунду. Ему ужасно захотелось перепрыгнуть через кусты черемухи и залезть куда-нибудь подальше. Он покосился на Панина. Панин приятно улыбнулся, расправил плечи и сказал бархатно:

– Здравствуйте, девушки!

Факультет Дистанционного Управления удостоил его белозубой улыбки. Катя смотрела только на Кондратьева. «О господи», – подумал он и сказал:

– Здравствуй, Катя.

– Здравствуй, Сережа, – сказала Катя, опустила голову и прошла.

Панин остановился.

– Ну что ты застрял? – сказал Кондратьев.

– Это она, – сказал Панин.

Кондратьев оглянулся. Катя стояла, поправляя растрепавшиеся волосы, и глядела на него. Ее правое колено было перевязано пыльным бинтом. Несколько секунд они глядели друг на друга; глаза у Кати стали совсем круглые. Кондратьев закусил губу, отвернулся и пошел, не дожидаясь Панина. Панин догнал его.

– Какие красивые глаза, – сказал он.

– Круглые, – сказал Кондратьев.

– Сам ты круглый, – сказал Панин сердито. – Она очень, очень славная девушка. Подожди, – сказал он. – Откуда она тебя знает?

Кондратьев не ответил, и Панин замолчал.

В центре парка была обширная лужайка, поросшая густой мягкой травой. Здесь обыкновенно зубрили перед теоретическими экзаменами, отдыхали после тренировок на перегрузки, а летними вечерами иногда приходили сюда целоваться. Сейчас здесь расположился пятый курс Штурманского факультета. Больше всего народа было под белым тентом, где играли в четырехмерные шахматы. Эту высокоинтеллектуальную игру, в которой доска и фигуры имели четыре пространственных измерения и существовали только в воображении игроков, принес несколько лет назад в школу Жилин, тот самый, который работал сейчас бортинженером на трансмарсианском рейсовике «Тахмасиб». Старшекурсники очень любили эту игру, но играть в нее мог далеко не каждый. Зато болельщиком мог стать всякий, кому не лень. Орали болельщики на весь парк.

– Надо было ходить пешкой на е-один-дельта-аш…

– Тогда летит четвертый конь.

– Пусть. Пешки выходят в пространство слонов…

– Какое пространство слонов? Где ты взял пространство слонов?! Ты же девятый ход неверно записал!

– Слушайте, ребята, уведите Сашку и привяжите его к дереву! Пусть стоит.

Кто-то, должно быть один из игроков, возмущенно завопил:

– Да тише вы! Мешаете ведь!

– Пойдем посмотрим, – сказал Панин. Он был большим любителем четырехмерных шахмат.

– Не хочу, – сказал Кондратьев.

Он перешагнул через Гургенидзе, который лежал на Малышеве, завернув ему руку до самого затылка. Малышев еще барахтался, но все было ясно. Кондратьев отошел от них на несколько шагов и повалился на траву, потягиваясь всем телом. Было немного больно напрягать мускулы после перегрузок, но это было очень полезно, и Кондратьев сделал мостик, потом стойку, потом еще раз мостик и наконец улегся на спину и стал глядеть в небо. Панин уселся рядом и стал слушать вопли болельщиков, покусывая травинку.

«Может быть, пойти к Кану? – подумал Сережа. – Пойти к нему и сказать: «Товарищ Кан, что вы думаете о межзвездных перелетах? Нет, не так.»Товарищ Кан, я хочу завоевать Вселенную'. Фу ты, чепуха какая!» Сережа перевернулся на живот и подпер кулаками подбородок.

Гургенидзе и Малышев уже кончили бороться и подсели к Панину. Малышев отдышался и спросил:

– Что вчера было по ЭсВэ?

– «Синие поля», – сказал Папин. – Транслировали из Аргентины.

– Ну и как? – спросил Гургенидзе.

– Могли бы и не транслировать, – сказал Панин.

– А, – сказал Малышев, – это где он все время роняет холодильник?

– Пылесос, – поправил Панин.

– Тогда я видел, – сказал Малышев. – Нет, почему же, фильм неплохой. Музыка хорошая. И гамма запахов хороша. Помнишь, когда они у моря?

– Может быть, – сказал Панин. – Только у меня смелфидер испорчен. Все время разит копченой рыбой. Это было особенно здорово, когда она там заходит в цветочный магазин и нюхает розы.

– Вах! – сказал Гургенидзе. – Почему ты не починишь, Борька?

Малышев задумчиво сказал:

– Было бы здорово разработать для кино методы передачи осязательных ощущений. Представляешь, Борька, на экране кто-то кого-то целует, а ты испытываешь удар по морде…

– Представляю, – сказал Панин. – У меня уже так было однажды. Без всякого кино.

«А потом бы я подобрал ребят, – думал Сережа. – Для этого дела уже сейчас можно подобрать подходящих ребят. Мамедов, Валька Петров, Сережка Завьялов с инженерного. Витька Брюшков с третьего курса переносит двенадцатикратные перегрузки. Ему даже тренироваться не надо: у него какое-то там особенное среднее ухо. Но он малек и еще ничего не понимает». Сережа вспомнил, как Брюшков, когда Панин спросил его, зачем ему это нужно, важно надулся и сказал: «А ты попробуй, как я». «Малек, совершенно несъедобный, сырой малек. Да в общем-то все они спортсмены – и мальки, и выпускники. Вот разве Валя Петров…»

Сережа снова перевернулся на спину. «Валя Петров.»Труды Академии неклассических механик', том седьмой. Ну, Валька Петров спит и ест с этой книгой. Но ведь и другие ее читают. Ее ведь постоянно читают! В библиотеке три экземпляра, и все замусолены, и не всегда их возьмешь. Значит, я не один? Значит, их тоже интересует» Поведение пи-квантов в ускорителях' и они тоже делают выводы? Поймать Вальку Петрова, – подумал Сережа, – и поговорить…»

– Ну что ты на меня уставился? – сказал Панин. – Ребята, что он на меня уставился? Мне страшно!

Сережа заметил, что стоит на четвереньках и смотрит прямо в лицо Панина.

– Какой ракурс! – сказал Гургенидзе. – Я буду лепить с тебя «Задумчивость».

Сережа встал и оглядел лужайку. Петрова не было видно. Сережа лег и прижался щекой к траве.

– Сергей, – позвал Малышев. – А как ты все это прокомментируешь?

– Что именно? – спросил Сережа в траву.

– Национализацию «Юнайтэд Рокэт Констракшн».

– «Данную акцию мистера Гопкинса одобряю. Жду следующих в том же духе. Кондратьев», – сказал Сережа. – Телеграмму послать наложенным платежом, валютой через Советский Госбанк.

В «Юнайтед Рокет» хорошие инженеры. У нас тоже хорошие инженеры. Самое время сейчас им всем объединиться и строить прямоточники. Все дело сейчас за инженерами, а уж мы свое дело сделаем. Мы готовы». Сережа представил себе эскадры исполинских звездных кораблей на старте, а потом в Пространстве, у самого светового барьера, на десятикратных, на двадцатикратных перегрузках, пожирающих рассеянную материю, тонны межзвездной пыли и газа… Огромные ускорения, мощные поля искусственной гравитации… Специальная теория относительности уже не годится, она встает на голову. Десятки лет проходят в звездолете, и только месяцы на Земле. И пускай нет теории, зато есть пи-кванты в суперускорителях, пи-кванты, ускоренные на возлесветовых скоростях, пи-кванты, которые стареют в десять, в сто раз быстрее, чем им положено по классической теории. Обойти всю видимую Вселенную за десять – пятнадцать локальных лет и вернуться на Землю спустя год после старта… Преодолеть Пространство, разорвать цепи Времени, подарить своему поколению Чужие Миры, вот только скотина-врач запретил перегрузки на неопределенный срок, черт бы его подрал!..