Сапфир. Сердце зверя (СИ) - Синякова Елена "(Blue_Eyes_Witch)" - Страница 24

Те, кто назывались «подругами», широко улыбались и восторженно тратили мои деньги, видели во мне стерву, которая не заслуживала ничего из того, что имела, давясь своей желчью и не представляя о том, что я никогда не мечтала о деньгах и фото в газетах, предпочитая нашему особняку маленький домик в горах, где не было даже связи.

Коллеги отца окидывали красноречивыми вожделенными взглядами, явно давая понять, что я не была уродиной, и кое кто из них мечтал не только раздеть меня до гола, но и уложить на лопатки, не позволяли вольностей лишь по той причине, что боялись папу до приступа икоты …мерзкие типы.

Но какой я была настоящей, когда оставалась одна в своей комнате с видом на кромку океана, устав от лжи и лицемерия, облачаясь в старый растянутый папин свитер и теплые носочки, чтобы убирать волосы в хвост и глядеть в ночь, такую же темную и бесконечную, какой была моя жизнь?

…лишь с этим мужчиной я терялась и не могла найти ни одной из своих масок, за которой могла бы спрятаться от его глаз!

Его злоба. Его ярость. Его жар.

И эти глаза, которые смотрели с такой ненавистью и жаждой, что я не могла понять, хочет ли он придушить меня или…сделать своей?

Рядом с ним я чувствовала себя кроликом, который бегает по бесконечному кругу от безжалостного хищника, пока тот забавляется происходящим – огромный, самодовольный и надменный – в страшном ожидании дня, когда это ему надоест, и круг превратиться в прямую дорогу на пути к моей гибели…

5 глава.

Сапфир.

Кровь – это жажда.

Кровь – это страсть и вожделение.

Кровь – это жизнь…и вместе с этой алой липкой жидкостью уходили мои силы, но только не воля и врожденное упрямство.

Меня поймали, как зверя.

Как зверя держали в цепях, пытаясь сделать покладистым и смиренным с помощью пыток и боли.

Вот только эти глупые жалкие людишки не понимали, что своими методами пробуждали во мне лишь еще больше ярости, загоняя все светлое, что еще оставалось во мне, в такие дальние и темные углы души, что пути обратно уже просто не было.

Подвешенный за руки над потолком в особенных широких наручниках, внутри которых были стальные шипы, что впивались в плоть, обескровливая, я потерял счет дням и ночам, потому что здесь всегда было темно.

В подвале, где любые шаги отдавались глухим эхом от каменных стен и железных лестниц, пахло кровью моих братьев. Тех, кого я не видел, но ощущал их незримое присутствие через нашу кровь. Пусть не родные, они были здесь до меня, так же истекая кровью в бесконечных попытках освободиться и понять, что от нас хотели.

И даже если их кровь вымывали хлоркой и какими-то ядовитыми препаратами, я ощущал ее все равно, словно моя собственная кровь, стекающая в воронки и решетки на полу, оживляла боль и ярость тех, кто был здесь до меня.

Эти люди знали, что делали.

Я не был первым, и последним стать не смог.

Они работали всегда слаженно, быстро и по-своему профессионально, никогда не подходя близко, до тех пор, пока сверху на меня не оседал вязкий удушливый дым, путающий разум и выбивающий из сознания настолько, что я проваливался в темноту, обездвиженный и почти парализованный, не в состоянии уже отбиваться, когда появлялись люди в белых халатах и ставили мне какие-то уколы.

Если бы не этот дым, я бы не оставил на этом месте и камня!

Уничтожил всех с огромным ни с чем не сравнимым удовольствием от понимания того, что ни один человек не сравнится со мной ни в силе, ни в скорости, какое бы оружие в руках у него не было!

Только об этом я мечтал, когда мысли начинали приходить в норму, болтаясь на цепях и уже, не ощущая собственного онемевшего тела.

Только этого жаждал больше всего на свете, сквозь ресницы наблюдая во тьме за передвижением людишек, и пытаясь найти уязвимое место этой отлаженной системы.

Здесь никто никогда не разговаривал, очевидно, понимая, что я могу уловить гораздо больше из того, что могут сказать простые слова. Никто не обращался ко мне, не пытался узнать хоть что-нибудь.

Меня просто дрессировали быть послушным и ходить по вольеру так, как это было нужно им.

Они еще не знали, что нет такой боли, которая способна сломать Кадьяка!

Скорее я полюблю боль, скорее буду получать удовольствие от пыток, нежели они получат мою душу и смирение!

- Еще пару дней и он будет нам бесполезен, - шептал голос человека, который осмелился подойти настолько близко ко мне, что даже сквозь дурман этого проклятого удушливого дыма, который делал из меня пустую марионетку без способности двигаться и понимать, что происходит вокруг, я ощущал его запах и эмоции.

Он был расстроен тем, что вот-вот потеряет весьма ценную игрушку.

 А еще глубоко внутри себя он прятал восторг от нахождения рядом со мной.

Вероятно, именно подобное ощущают глупые мелкие люди, находясь в одной клетке с хищником, который способен убить двумя пальцами, даже не напрягаясь.

- Но что мы можем сделать? Сам видишь, мы не можем сломить его!

Вожделение заполучить меня было сродни сорвавшемуся оргазму, от которого нет разрядки, одно лишь чувство недовольства и обиды, что все пошло не так радужно, как планировалось.

Если бы только я был в состоянии пошевелиться, то рассмеялся бы от души прямо им в лицо, отправив дрочить за темным углом, а вместе с этим натужно рыдать оттого, что их надеждам не суждено было сбыться.

Я скорее сдохну, чем поддамся им, кем бы они не были!

- Надо менять схему. Срочно! Когда он будет без сознания, поменяйте наручники. Вы достаточно пустили крови, чтобы его силы уменьшились! Не убейте его ради всего святого! Зверолюди этой породы особо ценны! Заполучить их получается один раз из тысячи!

Мысленно я хищно усмехнулся, снова слыша в голосе первого говорившего неприкрытый экстаз и восхищение. Эти извращенцы определенно знали, что я был не совсем человек. Понять бы еще, что именно им было от меня нужно.

- Этот ведь не лесной…

- Да какая разница, где мы его поймали! Лесной или городской – это не важно! Ты только посмотри на него! Какая мощь и выдержка! Он прекрасен даже в таком беспомощном виде…

-…смотри не кончи от восторга, -  прохрипел я, не в состоянии даже толком открыть глаза, но с огромным хищным удовлетворением ощущая волну паники и страха, такого огромного, что смог даже усмехнуться, ощущая на своих потрескавшихся губах запекшуюся кровь, и слыша как тут же раздался истеричный и резкий топот нескольких десятков тяжелых ботинок, в которых обычно ходят военные.

Все они неслись ко мне, внутренне содрогаясь оттого, что я мог прийти в себя и обратить это место в прах, а их - в горстку костей и пару литров крови.

О даааааа, черт бы их всех побрал!

Я определенно хотел сбросить с себя эту пелену, чтобы разорвать не только свои цепи, но и всех их! Догнать каждого и разорвать на тонкие полоски, чтобы затем найти тех, кто был здесь до меня…если только мне подобные были еще живы, ибо как бы я не прислушивался к собственным ощущениям, но не мог уловить ни одного из них.

- Быстро из клетки! БЫСТРО! – рявкнул кто-то близко, но все, что я мог рассмотреть это всего лишь неясные темные силуэты, потому что толком не получалось даже удержать голову в поднятом состоянии. Она болталась, словно тряпичная, не позволяя зрению сконцентрироваться хоть на чем-нибудь одном.

Людей я распознавал лишь по их чувствам, в которые окутался страстно и яростно, потому что они были единственными яркими пятнами в этом черном мире мрака, где меня окружала лишь моя кровь и отголоски прошлой боли в гниющих ранах.

Снова шаги.

Быстрые, резкие, захлебывающиеся.

Лязганье железа и скрип ключей, когда пахнуло паникой, страхом и звенящими от напряжения нервами тех, кто обязан был защитить тех двоих от меня.

Военные против зверя на защите хлюпиков с очками – практически классика жанра.

- Не смейте его трогать снова! – завопил словно подкошенный тот самый первый голос, от которого и сейчас через ужас происходящего во все щели сквозил практически эротический восторг видимо оттого, что даже после стольких дней непрекращающихся пыток и вливания литров какой-то хрени, от которой я был не в состоянии держать собственный мозг в узде, я все еще был способен что-то слышать, понимать и даже отвечать.