Враг мой, любовь моя (СИ) - "Лайа Дало" - Страница 14

— С чего нам начать?

Кхай пожал плечами:

— С начала. С Первого Круга.

Хм, прямо в унисон с Девятым Хранителем.

— Регалия в Библиотеке?

— А разве это не официальная резиденция Тхеф?

— Скажи еще, что они держат ее на самом видном месте!

— А почему бы и нет? — спокойно ответил на подначку Лицедей, — все это так давно было, что, возможно, никто уже толком и не помнит что и зачем хранит.

С какого-то перепугу Кхай счастливо рассмеялся, вот не зря говорят, что они немного безумны. Ситуация совершенно не располагала к веселью, а этот псих скалился во все зубы, словно только что выиграл… Игру.

— Знал бы ты какие они слепые идиоты, эти «великие» Дома… Если бы ты только знал.

На что он намекает?

— Кхай, кто такие Реш?

Лицедей довольно ухмыльнулся, мне показалось, что еще немного и он погладит меня по голове, как послушного ученика.

— Хороший вопрос, мой дорогой Мейн, очень хороший. А лучший — кто такая Настя. Будешь в Библиотеке, поищи старый словарь древнего хаоского, узнаешь много нового. Мне пора.

Хаосит встал, отряхнул кше, хотя, конечно же, на нем ни осталось и следа травы, грязи или чего-то еще. Мне показалось, или Кхай пытается сбежать? Было бы логично остаться и поговорить с Настей, но Древний явно стремится убраться побыстрей, пока девушка не очнулась. Бездна с ним, мне это только на руку.

— Открыть портал возле Дома?

Я спросил из вежливости, так как у всех древних есть свои возможности по хождению между мирами, и действительно, Кхай лишь отмахнулся.

— Кстати, бесплатная подсказка, обрати внимание на слово «вновь» из послания Девятого Хранителя.

За спиной Лицедея развернулись огромные черные крылья, и он слитным движением взмыл в темнеющее небо, оставив меня на растерзание горстке ответов, вороху вопросов и просыпающейся аркх’саашат. Только не это…

[1] «Осколок разума», название для потусторонних духов, остатков личности некогда живших хаоситов. Применяется как идиома «белый саа’ле» — нечто нереальное, невозможное, или как ругательство (хаоский).

ГЛАВА 10. Вещие сны. Настя

Где-то между явью и сном возвышается Храм,

Темный Храм, где вершатся бескровные жертвы…

Мне опять снился Храм. Только на этот раз я наблюдала за происходящим со стороны.

Был яркий солнечный день, небо потеряло свою свинцовую краску и стало вдруг абсолютно голубым. Море не шумело сердито, а нежно мурлыкало песню прибоя. Трава сияла свежей зеленью, такой, какой она бывает лишь ранней весной. И только легкий запах голубых орхидей напоминал мне, что я все еще в той самой долине, что когда-то так напугала меня в кошмарах.

А сейчас я наслаждалась видом Храма. Больше не было серых, мрачных развалин, поросших мхом и лишайником. Стены возвышались белыми волнами, увитые побегами голубой орхидеи — мелкими цветочками в узорном хитросплетении темно-зеленых листьев и стеблей.

За внешней стеной скрывался внутренний двор, мощенный черной мраморной плиткой с голубыми прожилками. По краю двора извивался тенистый коридор, обрамленный многочисленными тонкими колоннами, увенчанными маленькими статуями Зверей Хаоса. И коридор, и двор был полон Метаморфов. В первичной и в звериной форме, они стояли, лежали, сидели на ступенях коридора, на плитах двора, освещенного ярким солнцем, которого нет. Реш вели неспешную беседу, лениво текущую в лучах дневного светила, или просто лежали на черном мраморе, или как вон та чайка-переросток устроились на самой верхотуре и наблюдали за происходящим. Все они чего-то ждали.

И это что-то как раз начало происходить.

Из тени дальнего коридора выступила тонкая фигура, облаченная с серебристый плащ, скрывающий ее с головы до пят. Фигура плыла к середине двора и по мере ее приближения Метаморфы расходились, пятились в тень.

Тишина стала полной и абсолютной, той самой, что из первого сна — когда звуков нет вообще. Наверное, так звучит смерть. А потом запах орхидей усилился стократ, стал почти осязаемым и откуда-то с неба полилась тихая мелодия. Играла скрипка, играла так нежно, так печально, и под аккомпанемент ее плача плащ мягко стек к ногам девушки. Она легонько качнулась, возвела руки к небу и затанцевала. Подчиняясь мелодии, она танцевала медленно и плавно, неспешно как долинная река в своем русле, как снег, падающий тихим декабрьским вечером. Но к первой скрипке присоединилась вторая, и музыка зазвучала быстрее, тихий снегопад сменился осеним листопадом, мельканием ярких листьев и пряной горечью первого эля. Из тени стали выходить Метаморфы, они брались за руки и становились в круги по трое-четверо и пускались в пляс вместе с серебристым вихрем. А танцовщица уже была вихрем. Музыка стала еще быстрее, к скрипкам присоединились барабаны, флейты, гитары, уже целый оркестр играл эту быструю и зажигательную песню жизни. Ее кше вздымалось серебристым костром, в котором сгорали все печали этого мира и сотен, тысяч других миров.

Музыка все играла, и они танцевали и танцевали, смеясь и радуясь жизни, даря движение всему сущему. А потом, на закате, небесная мелодия стала затихать, опять остро запахло орхидеями и вновь внутренний двор опустел. В центре осталась только девушка в ритуальном кше и еще пять Метаморфов. Они встали на колени, по кругу, и девушка в центре запела тихим голосом. Отвечая на ее зов, из земли, за спинами каждого из пятерых стали прорастать, прямо из мрамора, мраморные же постаменты. Алтари. Девушка продолжала петь, пока пять Реш расходились к своим последним ложам. Она пела и когда черный мрамор проглотил каждого из пятерых, и когда голубые прожилки засветились внутренним светом и алтари вернули свои жертвы, вот только уже в звериной форме и без признаков жизни. Подношение было принято, живущим был дарован еще один шанс.

Тьма опустилась на белый Храм и в этой тьме с тихим шелестом девушка подняла свой плащ и скрылась во мраке колоннады.

…Душ живых давно уж нет там,

Есть только те, кто бессмертны.

Зато теперь я знаю, как ее зовут, как меня зовут — Ваэль, Реш’Во’Аэль, Старейшая Дома Метаморфов. Имя, что пока нельзя называть.

Проснулась я сразу и полностью, как и всегда. Некоторые открывают глаза и еще минут десять не могут понять, где они и кто они, я же всегда просыпаюсь в полной готовности встречать превратности судьбы.

Что очень кстати, если судьба сдает тебя в качестве Карты в Игре неких Домов. Угораздило же вляпаться по самые кончики ушей. Мохнатых. Кажется, я перекинулась во сне, как только вспомнила свое новое, вернее чрезмерно старое имя — Ваэль. Эльфийское какое-то, но красивое.

Лежать в форме кошки было вполне удобно, и думалось легко, в отличие от прошлого обращения. Посторонние запахи больше не отвлекали, не побуждали вскочить поскорее и пуститься в погоню за возможной добычей. Излишняя простота восприятия тоже ушла, оставив лишь некоторую отстраненность, позволяя думать о происходящем спокойно, разумно, не принимая близко к сердцу все странности и ужасы.

Итак, платье, нет не платье, кше! Кше оказалось одной из Регалий, недаром мне вновь приснился Храм и, главное, вспомнилось имя. Верно, это был не столько сон, сколько воспоминание. Прошлая жизнь? Жизни? Возможно, воспоминания были обрывочны и никак не хотели складываться в цельную картинку. Удавалось выхватить только вот такие зарисовки — Храм в его былой красе, танцы, ритуалы, но никаких ответов на «зачем» и «почему». Еще в голове всплывали отдельные слова и тут же приходило понимание их значения. Например, аркх’саашат, что с хаоского означает «угольная кошка», при этом «угольная» отражает не столько и не только цвет. Интересно, знает ли об этом мой Проводник? Знает ли о силе, скрытой в каждом «животном», как он любит выражаться?

Я теперь это знала. Аркх’саашат отличается от обычного зверя примерно также, как человек от хаосита — огромная пропасть, которую не перепрыгнуть, не перелететь. Я не просто животное, я действительно Зверь, а значит осколок Хаоса бьется в моей груди вторым сердцем, даруя возможности, которые и не снились обычным смертным. В этом теле я могла бы искупаться в жерле действующего вулкана, могла бы выйти в открытый космос и прогуляться по поверхности солнца, могла бы оказаться в центре взрыва сверхновой и лишь довольно бы потянулась, нежась в тепле. Аркх’саашат рождены в огне, огнем и для огня. Лава течет по моим венам, плазма пульсирует под кожей, ядерным реактором гудит первое сердце.