Зловещий трофей - Шарапов Валерий - Страница 8

Наконец Глазов вернул снимки, снял очки и несколько секунд что-то вспоминал, наморщив переносицу. Затем энергично проследовал до ближайшего шкафа, распахнул дверцы и начал быстро перебирать длинными пальцами корешки стоявших на полках папок.

– Вот, – торжественно произнес Глазов, выуживая одну из них. – Надеюсь, собранные здесь документы прольют свет на вашу непростую историю…

– …Чудная у вас кухня. Вкусная, но чудная, – улыбался Ефим Баранец. Настроение у него было отличное. Топая по краю тротуара, он глазел по сторонам, читал вывески и плакаты, болтал с товарищем. – Когда я первый раз попробовал, чуть не помер от остроты.

– Ты про лапшу маминого приготовления?

– Да, кажется. Лапша в остром красном соусе.

Костя Ким рассмеялся.

– Точно, брат, остроты в нашей кухне хватает. А красный соус особенно злющий!

– Неужели на вашем столе каждый день такие острые блюда?

– Каждый, Ефим. Мы привыкли к ним…

Они побывали в двух коммерческих магазинах, теперь торопились в третий. Все, чем удалось разжиться, уместилось в одном кульке и одном кармане. Баранец тащил под мышкой кулек ржаных сухарей, а в кармане широких брюк Кима тюкались друг об дружку две банки кильки в томате. Конечно, консервов на такую толпу взрослых мужиков требовалось прикупить больше, но давали всего по одной баночке в руки. Пришлось взять хотя бы это.

– Слушай, а ты заметил, что цены в коммерческих двинулись вниз? – вдруг сделался серьезным Ефим.

– Разве? Сухари по старой цене купили, консервы тоже. И на молоко ценник стоял прежний – пятьдесят рублей за литр.

– А сахар?! Колотый сахар-рафинад в последнем магазине?!

– Его ж не было.

– Так ценник остался!

– Не заметил. И сколько он стоил?

– Шестьсот, Костя! – радостно и торжественно объявил Ефим.

– Ого! Неделю назад по семьсот пятьдесят покупали. Помнишь, четыреста грамм брали?

– Конечно! Сразу на тридцать процентов цена опустилась! Потому народ и раскупил его.

– Здорово. Вот что значит война кончилась!

– Точно. Правда, до госцены еще ой как далеко…

Так за разговорами молодые сыщики дошли до третьего коммерческого магазина, расположенного в относительной близости от Управления Московского уголовного розыска. Здесь им повезло. Только что разгрузилась продуктовая машина, а покупателей, на удивление, оказалось немного. Заняв очередь, Ким с Баранцом посчитали оставшиеся общественные деньги и принялись решать, на какие продукты их лучше потратить…

– Судя по твоей сияющей физиономии, Глазов совершил чудо? – поприветствовал Старцев вернувшегося в кабинет товарища.

– Совершил. Он – бог в технических вопросах! – восторженно признался Васильков и шлепнул на стол фотоснимки, а также сложенный вдвое тетрадный лист. – Ты не представляешь, сколько он всего знает! И сколько данных хранится по его шкафам.

– Представляю. Бывал у него в гостях, – засмеялся Иван. – Очень толковый мужик и много раз помогал в расследовании. Рассказывай.

– Гавриил Маркович определил, что отпечатки в луже оставлены протектором немецкого автомобиля. Вот полюбуйся. Это я срисовал с одного из немецких журналов…

Васильков развернул тетрадный лист и отдал Старцеву. Верхнюю половину листа занимал карандашный рисунок автомобильной покрышки, а нижняя была исписана мелким почерком. Положив рядом с рисунком фотоснимки отпечатков, Старцев удивленно поглядел на товарища:

– А ведь похоже, черт возьми! Вася, Олесь, ну-ка гляньте.

– Скорее, да, – через минуту оценил Егоров.

Олесь Бойко, после того как лишился пальца от сработавшей немецкой мины-ловушки, всегда и во всем сомневался. Полезное, но иногда слишком раздражающее качество. Не изменил он себе и в этот раз:

– Есть что-то общее. И все-таки хотелось бы взглянуть на оригинал.

– Оригинал я тебе представлю, когда поймаем убийц, – заступился за друга Старцев. – А сейчас так скажу: у Сани отличный глаз опытного разведчика, и если уж он говорит, что похоже, то нужно верить.

Егоров спросил:

– А что с марками автомобилей? Глазов помог определить?

– Да, из описания стало понятно, что такие покрышки использовались на немецких автомобилях «Хорьх».

– «Хорьх»?! Это же генеральская машина! – воскликнул Бойко. – У нас командующий армией на трофейном ездил. Это не машина! Это зверь, доложу я вам!

Иван зашуршал папиросами.

– Генеральская, говоришь? Зверь? Это даже лучше! Значит, в Москве таких немного и долго искать не придется. Так… где же наши гонцы за провизией? Что-то и вправду в животе урчит.

Чиркнув спичкой, он прикурил папиросу. Окна в кабинете были распахнуты, однако пространство быстро заполнилось едким табачным дымком. Глядя на начальство, Егоров, Бойко и Васильков тоже закурили. Только один Горшеня возился со стопкой уголовных дел, откладывая в сторону те, в которых преступления хотя бы частично напоминали убийство семьи Кутеповых.

Подойдя к окну, Старцев читал текст под рисунком:

– …Фирма «Horch» основана Августом Хорьхом в Кёльне в ноябре 1899 года. С 1930 года «Horch» вместе с «Вандерер», «Ауди» и «DKW» вошла в состав концерна «Auto Union»… – бубнил он, позабыв о тлевшей папиросе. – С началом Второй мировой войны «Horch» начинает производить и военную технику: офицерские и штабные автомобили, пожарные машины, внедорожники. Особой популярностью среди германской элиты пользовались модели «830» и «853», а также различные их модификации…

Прервав чтение и затушив в пепельнице истлевший окурок, Иван вопросительно глянул на Василькова.

– Судя по протектору, это модель «830Bk», – подсказал тот. – Подобный рисунок был только у нее.

– Да, вижу, тут Глазов приписал своей рукой. Так это ж здорово, Саня! В общем, так. Пока мы тут думаем и копаемся в бумажках, продолжай развивать эту тему. Я гляжу, у тебя неплохо получается. Идет?

– Договорились.

В третьем коммерческом магазине Ефиму и Косте удалось разжиться куском несоленого сливочного масла, килограммом печенья «Рот-Фронт», арбузом и двумя буханками белого хлеба. Настоящего белого хлеба, который долгое время невероятно сложно было отыскать в продаже!

Довольные, они возвращались в Управление, обсуждая по дороге все на свете: жаркое лето и свою работу в МУРе, боевые новости с Дальнего Востока, где еще тлела война; настоящих разведчиков Василькова и Старцева, десятки раз ходивших за линию фронта; набирающую обороты мирную жизнь на западе страны, снижавшиеся цены. Ну и, конечно же, обсуждали встречавшихся по дороге красивых девушек. Их в послевоенной Москве было много – гораздо больше, чем молодых мужчин.

Ефим беззаботно шагал рядом с дорогой, одной рукой неся два кулька – один с сухарями, другой с печеньем. Другой прижимал к себе арбуз, доставшийся им по смехотворной цене – три целковых. Консервы, масло и хлеб тащил Костя.

– Мужики нас, наверное, заждались, – посмеивался Баранец.

– Еще бы! Обед в столовке давно закончился. Время ужина.

– Ничего, сейчас придем и организуем шикарный стол…

Увы, отголоски недостаточного снабжения звучали до сих пор: столовая при Управлении открывалась всего на два часа в сутки – с тринадцати до пятнадцати. Завтракать, ужинать или организовывать ночной перекус (если того требовало расследование) сотрудники должны были самостоятельно.

– Пойдем быстрее, – поторопил Ким. – И вправду жрать охота…

Друзья прибавили шаг. Оставалось пройти квартал по Неглинной, свернуть налево на Кузнецкий мост, а там и родная Петровка.

Впереди на торце пятиэтажного дома рабочие монтировали огромный плакат. Три часа назад, когда Ефим с Костей топали мимо в первый магазин, мужики в спецовках успели закрепить пару первых фрагментов. Теперь картинка была почти полностью готова.

– Здорово! – запрокинув голову, залюбовался Баранец.

На полотне был изображен молодой лейтенант в парадной форме с «Золотой Звездой» Героя на груди. На его правом плече сидел радостный сынишка лет четырех-пяти в бескозырке. Оба были счастливы. Они шли по Красной площади вдоль стен Кремля, красных знамен и праздничных транспарантов. Внизу крупными буквами было написано: «Сталину – спасибо!»