Мертвый сезон - Воронин Андрей Николаевич - Страница 33

Пройдя садом, Глеб подошел к покосившемуся, кое-как сбитому сарайчику со следами облупившейся голубой краски на щелястых стенах. Внутри, под ржавой жестяной крышей, сквозь которую там и сям проглядывало безоблачное небо, у стены громоздилась наспех сложенная поленница дров. Дрова были еще те – какие-то гнилые щепки, подобранные в саду сучки, обрезки старых досок, ножки от пришедших в окончательную негодность табуретов и прочий деревянный хлам. Впрочем, Стаканыч, коренной обитатель южного курорта, мог позволить себе не напрягаться в плане заготовки топлива. В другом углу темнела кучка бурого угля, больше похожая на груду земли, – уголь в ней растрескался, рассыпался в мелкую крошку, и сквозь него уже успели прорасти бледные от недостатка солнечного света лопухи.

В сарайчике было пыльно и душно, в каком-то углу отчаянно и безнадежно жужжала на одной ноте запутавшаяся в паутине муха. Глеб подошел к поленнице, вынул две скрепленные перекладиной ножки от стула, потом комель сливового дерева толщиной в руку, выбросил из дыры три или четыре трухлявые, рассыпающиеся в пальцах дощечки и поднял кусок грязной полиэтиленовой пленки.

Тайник был на месте и выглядел непотревоженным. Глеб выволок из дыры черный полиэтиленовый пакет. Пакет был увесистый, чтобы не сказать тяжелый; хлипкие ручки сразу начали растягиваться, норовя лопнуть, и Сиверов поспешно поставил пакет на землю, опустившись рядом на корточки.

Деньги хранились в большой жестяной коробке из-под печенья, завернутые для надежности в целлофан. Здесь же прямо поверх денег лежал тусклый вороненый кольт сорок пятого калибра с коричневой деревянной рукояткой и двумя запасными обоймами. Глушитель тоже был здесь, похожий на запаянный с двух концов обрезок водопроводной трубы. Глеб помедлил, глядя на оружие. Насколько все было бы проще, если бы им можно было воспользоваться! Но, если завтра кого-то из компании Аршака Багдасаряна найдут в переулке с простреленной головой, город за каких-нибудь полчаса превратится в растревоженный муравейник...

На улице коротко прошуршали покрышки подъехавшего и резко затормозившего автомобиля. Звука двигателя Глеб не слышал, из чего следовало, что автомобиль, во-первых, импортный, а во-вторых, довольно новый – как выражаются торговцы подержанными иномарками, "свежий". В общем-то, хорошие автомобили давно перестали быть редкостью на бескрайних просторах Российской Федерации, и при других обстоятельствах Глеб не обратил бы на подъехавшую машину внимания. Но сейчас ему следовало держать ухо востро: в конце концов, это мог быть кто угодно, даже менты.

На улице захлопали автомобильные дверцы. Глеб быстро зарядил пистолет, ногой задвинул пакет со своим имуществом в щель между стеной и поленницей, шагнул к двери и, прячась за косяком, осторожно выглянул наружу. С того места, где он стоял, ему была хорошо видна калитка. Поверх калитки виднелась крыша большого серебристого джипа с темными тонированными стеклами. Навинчивая на ствол увесистый набалдашник глушителя, Слепой наблюдал, как в калитку один за другим уверенно, по-хозяйски вошли трое молодых парней ярко выраженной кавказской наружности. "Так быстро?" – удивился он, но потом вспомнил свой разговор с Костей Завьяловым и понял, что бородатый пачкун уговорил-таки свою "крышу" заняться чересчур крутым гостем этого славного города.

"Правильно, – подумал он. – Я ведь сам намекнул этому клоуну на свое близкое знакомство с Гаспаряном. А в свете безвременной кончины уважаемого Ашота Васгеновича такой намек, естественно, не мог остаться без внимания. Тем более что водила и охранник меня видели и, наверное, усмотрели в данном Костей описании моей внешности сходство с тем алкашом, который угодил им под колеса. Однако до чего же четко у них тут все налажено! И город вроде не маленький, а вычислили они меня в два счета. И что с того, что я им немножко помог? Все равно молодцы ребята! Сами пришли, и вылавливать по одному мне их теперь не надо. Молодцы!"

Один из приехавших – высокий, гибкий, как хлыст, молодой армянин с красивым темным лицом, в котором, несмотря на правильность черт и белизну улыбки, Глебу почудилось что-то неприятное, волчье или даже шакалье, – держался немного впереди своих спутников и небрежно, свысока отдавал через плечо какие-то распоряжения. Расстояние мешало разобрать слова, да Глеб особенно и не прислушивался: разговор наверняка велся по-армянски, а этого языка он не знал. Скорее всего эту "делегацию" возглавлял сам Гамлет; в одном из его подручных Глеб без удивления узнал охранника, который сопровождал Гаспаряна в вечер его смерти. Его немного порадовало то обстоятельство, что гости не догадались прихватить с собой Завьялова, дабы устроить опознание по всей форме. В конце концов, Костя был просто жадный дурак, случайно оказавшийся втянутым в серьезные дела, к которым не имел никакого отношения. Убивать его было не за что; Глеб уже не впервые подумал о том, что, если убивать каждого, кто нам не нравится, земля очень быстро обезлюдеет. А с другой стороны, так ли уж это будет плохо? Для человечества, пожалуй, да, зато все остальные обитатели планеты наверняка вздохнут с огромным облегчением...

Остановившись на вымощенной старым, крошащимся кирпичом дорожке, что вела от калитки к шаткому крыльцу Стаканычевой хибары, Гамлет вынул из-под просторной светлой рубашки навыпуск какой-то грязно-белый предмет. Приглядевшись, Глеб узнал в предмете револьвер – судя по внушительному размеру, тридцать восьмого калибра, если не сорок пятого. Странный цвет револьвера объяснялся просто: оружие было старательно и любовно обмотано лейкопластырем от рукоятки до самого кончика ствола, чтобы на нем не оставалось отпечатков пальцев. Глеб усмехнулся: такие меры предосторожности не принимают, когда идут кого-нибудь пугать, опускать, ставить на место и вообще учить уму-разуму. Гамлет явился сюда убивать, и это было хорошо, потому что избавляло Глеба от возможных угрызений совести: самозащита – она и есть самозащита.

Охранник Гаспаряна широко взмахнул рукой, прямо как Василиса Премудрая, и в ладони у него сверкнуло тонкое лезвие неизвестно откуда появившегося ножа. Очевидно, он, как и Василиса, прятал свой сюрприз в рукаве. Охранник повертел лезвие перед глазами, любуясь игравшими на старательно отполированном металле солнечными бликами, и разжал ладонь. Лезвие скрылось в мгновение ока, словно его и не было. "Артист, – подумал Сиверов. – Жаль, продемонстрировать свое искусство он вряд ли успеет".

Третий, полный крепыш, похожий на наполненный жидким салом мешок из коричневой кожи, с живыми бойкими глазами и шевелюрой, имевшей характерный синеватый отлив, свойственный вороненой стали, держал наперевес, как винтовку, увесистую бейсбольную биту. Бита была сработана из крепкого американского ясеня, имела модный серебристый цвет и массу каких-то пестрых, плохо различимых на таком расстоянии наклеек. Это уже было несерьезно; единственная угроза, которую представлял для Глеба коротышка, заключалась в том, что он может не вовремя заорать.

Гамлет деловито проверил барабан револьвера, спрятал оружие под рубашку и двинулся вперед по дорожке. Обогнув угол дома, он без стука толкнулся в дверь. Дверь была заперта – времена, когда люди, уходя на целый день, оставляли свои дома открытыми, давно прошли. Если они вообще когда-нибудь были, эти легендарные времена; что до Глеба Сиверова, то, хорошо зная человеческую натуру, он в этом сильно сомневался.

Как бы то ни было, дверь оказалась закрытой на замок, и, судя по недовольному лицу Гамлета, он этого не ожидал. Посмотрев на часы, он что-то резко бросил своим подручным и вынул из кармана мобильник. Разговор был коротким; сразу же после его окончания стоявший на улице джип тронулся с места и исчез из виду.

"Засада", – понял Глеб, глядя, как гости рассредоточиваются по двору. Гамлет, стоя на крыльце, ковырялся в замке какой-то железкой. У Глеба сложилось впечатление, что он не столько пытается взломать замок, сколько убивает время. Коротышка с бейсбольной битой, обойдя дом по периметру, направился мимо заросших бурьяном грядок в сторону покосившегося дощатого нужника. Левую руку он вытянул вперед – надо полагать, чтобы открыть ею дверь, – а правой занес над плечом биту, явно собираясь пустить ее в дело, если внутри нужника кто-нибудь обнаружится.