Психология проклятий (СИ) - Либрем Альма - Страница 66

— Это вы виноваты! — обвинил её кто-то из начальства. — Это вы предложили на ректорате устроить торжественную встречу!

Котэсса в последний миг, прежде чем они покинули-таки двор университета, оглянулась на Ойтко и даже почти пожалела её. Литория, промокнув под дождём, действительно напоминала несчастную собаку, которую выгнали из её дома и обругали за несодеянное собственные же хозяева. Но, впрочем, эта жалость мигом испарилась, стоило только заместительнице декана перевести взгляд на Тэссу и Сагрона. Предчувствуя, чем закончится подобное повышенное внимание к их скромным личностям, они почти пробежали оставшиеся метры.

Хотелось смеяться. Это, конечно, было совершенно нелогично, да и дождь зачастил, прорываясь сквозь защитный полог, но Котэсса почувствовала себя обыкновенным ребёнком — а это чувство давно уже покинуло её, наверное, с той поры, как она покинула родителей и переехала в столицу.

— Ты кажешься счастливой, — довольно отметил Сагрон. — Наверное, всё это того стоило, как считаешь?

— Моего смеха? Нет, слишком много энергии и сил потрачено, — покачала головой Котэсса. — Мои улыбки не так дорого стоят.

— Да? В таком случае, это была плата за вид Отйко, — мужчина опёрся спиной о колонну, ряд которых и становил собой основу забора. Серое громадное здание НУМа отсюда казалось не таким уж и большим и совершенно не грозным; студенты, выходя за ворота, обычно оглядывались на университет с лёгкой улыбкой, признавая, что уже преодолели то время, когда оно казалось страшным. Переплетение коридоров, сеть корпусов и связующих их переходов, грозные преподаватели — все они отсюда были чем-то прошлым.

Сагрон тоже не казался одним из доцентов; он скорее был закончившим только-только обучение студентом, вдохнувшим дух свободы, и яркая, счастливая улыбка, застывшая на его губах, совершенно не ассоциировалась с мрачными лекторами, прятавшимися там, за каменными толстенными стенами.

Котэсса в какой-то момент даже забыла о том, что их связывало просто проклятие. Ей захотелось, чтобы это было просто так, без лишних условностей, без условия, сковавшего по рукам и ногам. Без обязательств, которые возложили на их плечи.

Без причины, по которой он находился рядом с нею.

— Ты хотел бы воспользоваться этим артефактом? — спросила внезапно Котэсса, хотя и не собиралась задавать этот вопрос. Она думала, что это окончательно разрушит весёлую идиллию, но Сагрон только равнодушно пожал плечами, не выдавая ничем собственного удивления или возмущения.

— Нет, зачем?

— Чтобы снять проклятие, — удивлённо ответила она. — Ведь артефакт освободится в новогоднюю ночь, не так ли?

— Освободится, — согласился Сагрон. — Но, во-первых, это преступление — пользоваться им, а во-вторых… — его взгляд стал на миг особенно задумчивым, а после вновь приобрёл странный смешливый оттенок. — Знаешь, если б меня привязало проклятьем к какой-нибудь жабе или кому-то вроде Энниз, то в этом был бы смысл. Но ты, Тэсси, награда для любого мужчины, особенно такого паршивого, как я.

Она отрицательно покачала головой, явно не поверив ни единому слову, и Сагрон больше ничего не сказал, хотя, наверное, должен был.

Если Котэсса отказывалась верить в то, что она сама, без заклинаний и без проклятий, могла нравиться кому-то, то вряд ли он способен был несколькими фразами это исправить.

Хотя, вероятно, стоило бы попытаться.

Но Тэсса на него уже не смотрела; её взгляд вновь был прикован к университету, к Ойтко, носившейся вокруг ковровой дорожки, к потокам дождя, от которого её саму защищала непробиваемая магическая сфера, благо, прозрачная.

И она не знала, чем объяснить странное, дикое желание забыть о том, что между ними действительно стояло проклятие, и ничего больше. В объятиях Сагрона было что-то… домашнее, особенно уютное, но только до той поры, пока Котэсса вновь не напоминала себе: у всего этого была только одна причина, и она никаким образом не относилась к его чувствам.

Думал ли так сам Сагрон?

Что ж, Котэсса всегда была отвратительным эмпатом.

— Сагрон! — воскликнули совсем рядом, и мужчина едва ли не подпрыгнул от неожиданности. Он оглянулся и мрачно посмотрел на Жодора Ольи, запыхавшегося и выглядевшего так, словно на него что-то совершенно недавно опрокинули.

Котэсса сама не знала, что в доценте с соседней кафедры так её настораживало или пугало, но предпочла отступить чуть поодаль; Сагрон же, заметив её попытки сбежать, властно привлёк к себе, обнимая за талию, и посмотрел на посмевшего прервать их коллегу. Жодора он тоже на дух не переносил, и это, признаться, всегда чувствовалось, словно по воздуху от напряжения распространялись в разные стороны маленькие искринки.

— Здравствуйте, доцент Ольи, — поприветствовал он мужчину. — Чего желаете? Ещё зелья? Не часто ли вы пытаетесь изменить собственной супруге? Боюсь, совсем скоро у меня к концу подойдут все стратегические запасы зелья.

— Ты что за гадость мне дал?! — взревел Жодор так, что по ту сторону оградки подскочили студенты, принуждённые сворачивать удлинённый ковёр. — Почему она на меня так действует?

— Помнится, у вас пропали все хвосты.

Котэсса хихикнула. Павлиний, который Сагрон вручил ей, до сих пор стоял в комнате в вазе и очень нравился Сорме и Рейне. Они, правда, понятия не имели, откуда тот взялся, и предполагали, что он был подарком доцента Дэрри. Технически — да, хотя взрастил его на себе совершенно другой маг.

— Пропали! И шерсть выпала! — кивнул Жодор.

— Вместе с шерстью у вас выпало что-нибудь ещё? То, что позволяет вам изменять своей супруге? — ласково уточнил Сагрон.

Ольи отрицательно покачал головой.

— Так в чём же тогда проблема?

— Меня к ней тянет! — воскликнул Жодор. — Как магнитом тянет! Я думать ни о чём больше не могу, кроме этой… Женщины. Она мне снится по ночам. Я пытаюсь найти другую, потом пью опять это проклятое зелье, и она начинает преследовать меня ещё более упорно, чем прежде. Она, она, она… Я с ума скоро сойду от её присутствия в моей жизни.

— Простите, но о ком речь? — ласково уточнил Сагрон, сделав полшага вперёд, так, чтобы Котэсса оказалась у него за спиной. Она сама не стала спорить с этими мерами предосторожности, предпочитая находиться на максимальном расстоянии от Жодора.

А ведь она по глупости дала свою кровь, позволила добавить её в зелье. А вдруг это привязало Жодора к ней?

Мало было Сагрона!

Но нет, кажется, взгляд доцента Ольи был направлен именно на Дэрри. Котэссу он не замечал и вовсе, кипел от гнева весьма натурально, а под "она" имел в виду кого-то крайне важного в собственной жизни.

— О Хелене! — наконец-то воскликнул он. — Целыми днями она мерещится мне. Она преследует меня. Эта женщина не даёт мне жить, не даёт мне спать, не даёт мне, в конце концов, даже дышать спокойно. Мне кажется, что совсем скоро она вылезет откуда-то из-под пола и бросится на меня…

— Она вас преследует?

— Она от меня скрывается!

— Ну так в чём же проблема?

— Я не могу без неё жить! — возмутился Жодор. — Я никогда не испытывал к своей жене особенно тёплых чувств, даже в первые годы после свадьбы это вряд ли было серьёзным влечением. А теперь её образ для меня — как образ святой. Я молиться на неё готов. Да я на всё на свете готов, лишь бы только она согласилась… До зелья этого не было. Я хочу немедленно перестать любить свою жену.

— Мне кажется, легче было бы с ней помириться, — мягко отметил Сагрон, но Жодор только взвыл.

— Эта женщина хочет подать на развод! Она выставила меня из дома, она меня искренне ненавидит. О чём только может быть речь? Она же мечтает убить меня, как только видит — сразу же сжимает зубы и бормочет свои стандартные проклятия. Я устал от того, что вынужден выносить в её присутствии. Это невероятно. Помогите мне, голубчик. Это вы во всём виноваты, только вы. Никогда прежде я не испытывал к своей супруге ни единого положительного чувства, — Жодор внезапно стал невыносимо многословным. Он устало опустился прямо на каменную дорожку, точнее, на край ковра, торчавший из-за ворот, и обхватил голову руками. — Я больше не могу, — по его щекам катились искренние слёзы, вот только Котэссе почему-то было совершенно его не жаль. Жодор заслужил все те наказания, что свалились ему на голову, и даже больше. — Мне кажется, что каждый новый день всё больше и больше приближает меня к концу…