Служебный роман для богини любви (СИ) - Заблоцкая Катерина - Страница 14

— Что именно странно? — насторожилась я.

— Мы же не просто так получаем эти должности, — пожал плечами Рене. — Ты же помнишь, как нас отбирали? Просто пошли по списку. Да, была возможность отказаться, но тебе предложили, исходя из уверенности, что ты отлично подходишь для этой должности. И только сейчас, спустя два года… Впрочем, об этом лучше спросить Матильду.

Воспоминание о всё той же Матильде, очевидно, таинственной Верховной, заставило Рене нахмуриться, и я, рискнув, попросила:

— А расскажи о ней поподробнее?

— Да что рассказывать? — дернул плечом Рене.

— Ну у тебя же с ней… отношения?

— Какие отношения могут быть у мальчишки с Верховной? — закатил глаза он. — Я не Димитрий и не страдаю особой формой нарциссизма. Она просто проводит со мной время. Если мужчина готов принимать это, то она готова принимать этого мужчину… Изредка, — я видела, что Рене не слишком легко давались эти слова.

— Ты не мальчишка, — выпалила, не подумав, я, а потом задумалась: а сколько нам всем здесь лет? Я чувствовала себя на свои же неполные двадцать четыре, но вот мысль о том, что я могу быть и гораздо старше, неприятно поразила меня. Мало ли, вдруг местная Эдита на самом деле уже почти старуха?

— Что значит двадцать семь против женщины, пережившей много столетий? — пожал плечами Рене, развеивая мои сомнения. Если ему столько, сколько он говорит, то я, скорее всего, на пару лет моложе. Всё сходится! — Истинные бессмертны… И бесконечно ленивы, ты же знаешь. Мы всего лишь замещаем их. А Матильда столько веков была связующей нитью между нашим и их мирами, что давно уже разучилась привязываться к людям.

— Вот только, — отметила я, заметив грусть во взгляде мужчины, — она продолжает привязывать их к себе.

— Я не сентиментален, — холодно отозвался Рене. — И я знаю свое место. Я могу быть Матильде симпатичен или интересен, не более того.

— Но ты её любишь.

Он дернулся.

— Ты не можешь судить об этом.

От мягкого, спокойного и веселого Рене не осталось и следа. Его синие глаза будто были сделаны изо льда. И мне подумалось, что эта неизвестная Матильда, должно быть, очень жестока и просто использует его. Но почему я в это лезу? В конце концов, его личное дело…

— Я богиня любви, — нужные слова нашлись как-то сами по себе. — А значит, понимаю, о чем идет речь, Рене. И эти отношения разбивают тебе сердце.

— Когда разобьют окончательно, мне станет легче, — пожал плечами мужчина. — Потому что болеть больше будет нечему. Но не ожидал от тебя разговоров о любви, Эдита.

— Я изменилась.

— Очень кардинально.

— В худшую сторону?

— Нет, зачем же? — Рене вымученно улыбнулся. — Но не придавай слишком большое значение месту Матильды в моей жизни. У меня есть только одна любовь, и это, как ты сама знаешь, работа… Ты посмотришь отчеты?

— Разумеется! — с жаром отозвалась я, хватаясь за бумаги. — Я со всем разберусь и всё сделаю…

— В таком случае, мне пора, — Рене наклонился ко мне, запечатлевая братский поцелуй на щеке, потрепал потянувшийся к нему живой вазон, подаренный вчера Себастьяном, по причудливой листве, подмигнул мне и покинул Канцелярию, оставив по себе легкий флер осенней грусти.

Я только вздохнула, глядя ему вслед. Конечно, называть себя богиней любви было слишком… Самонадеянно, но назвался грибом — полезай в корзинку! А моя корзинка состояла из списка правил и обязанностей богини любви, была устлана горой отчетов, а роль соседних грибов выполняли купидоны да любовный патруль. И не знаю, как насчет вторых, но один яркий представитель вида “мухомор красный” топтался в коридоре и явно придумывал какую-то очередную пакость.

— Димитрий! — окликнула я, воспользовавшись тем, что Рене не слишком плотно прикрыл за собой дверь. — Иди-ка сюда!

— Да-да, Эди? — купидон спешно скользнул в дверной проем и гордо устроился на краешке моего стола, упираясь обеими ладонями в столешницу. Мне предоставлялась обзору не только его спина и затылок, а ещё и обтянутый розовыми штанами зад. — Будем отмечать то, что у тебя дар прорезался?

Он поставил на стол небольшую бутылочку, очевидно, с чем-то спиртным.

Конечно, в уставе богини не было ни слова о том, что ей нельзя пить на рабочем месте, но что-то мне подсказывало, что сие досадное упущение было совершено случайно, а не со зла, и исключительно по той причине, что составителю той книжки и в голову не приходила мысль о распивающей с купидонами алкоголь богине!

— Будем, — мрачно пообещала я, мстительно придвигая к Димитрию чуть ближе Себастьянову трахиандру. Растение, впечатлившись близостью неприятной ему руки, моментально свесилось со своего горшка и плотоядно защелкало листвой. — Но сначала я рассортирую разнярядки, свяжусь с нужным отделом, чтобы прислали контролирующие амулеты и выслушаю от тебя крайне увлекателью правду относительно функционирования отдела купидонов. Ты ж там у нас вроде как предводитель?

Димитрий, возможно, действительно был предводителем, но ни подтвердить, ни опровергнуть сей факт просто не успел. Потому что трахиандра, прицелившись, наконец-то схватила его за руку.

Канцелярия любви наполнилась возмущенным воплем.

— И не забудь, пожалуйста, связаться с остальными своими коллегами, — мстительно добавила я. — Потому как для них у меня тоже будет достаточно заданий… Чего сидишь? Приступай, Димитрий, приступай! Пока не закончишь работу, это милое растение тебя не отпустит!

8

Димитрий жалобно взглянул на меня.

— И ты готова презреть всю нашу многолетнюю дружбу ради корысти, которую ты оправдываешь служебными обязанностями?! — вопрошал он, не сводя с меня своего полного ужаса и слез взгляда. Я только хмыкнула, смерила его недовольным взглядом, усмехнулась и кивнула.

— Да, готова.

— Это подло!

Модифицированная трахиандра перехватила руку Димитрия покрепче, показывая, что она думает об этом несносном молодом человеке и его личном мнении обо мне. Я с усмешкой смерила его взглядом и протянула:

— Не увиливай, Димитрий. Давай, будь добр, во всех подробностях. Рассказывай, как это наш прекрасный отдел дожил до такой отвратительной жизни, что купидоны творят невесть что.

— Ну так тебе же неинтересно было! — возмутился Димитрий. — А люди так забавно себя ведут, когда подстреливать их другими стрелами!..

— И ты хочешь сказать, что вы делали это только забавы ради?

— Конечно!

Я покосилась на трахиандру. Разумный вазон не спеши отпускать руку Димитрия, а вместо того, чтобы немного сползти с его пальцев, уверенно полез дальше. Пока что не кусался, но я прекрасно понимала, что это только потому, что цветок не хочет привлекать лишнее внимание. Как только он поймет, что ему просто-таки необходимо грызнуть Димитрия посильнее, он моментально вопьется своими крохотными зубками в его плоть. И, если честно, я б не стала так рисковать на его месте.

— В таком случае, — протянула я, прекрасно понимая, что добрым словом из Димитрия правду не вытряхнуть, — цветочек тебя отпустит. Понимаешь ли, он наученный, у него есть разум… Лжецов не переваривает. Точнее, — я противно усмехнулась, — как раз лжецов он и переваривает, а вот остальных предпочитает отпускать. Что ж, странно, конечно, что он так и не оставил тебя в покое… Но, я думаю, сейчас он распознает правду — и все! А чего это он так лезет к твоим венам?

Димитрий встрепенулся. Одна из змеек трахиандры откинулась назад, явно собираясь впиться своими острейшими зубами в изгиб его локтя, и он едва успел второй рукой схватить существо за стебель, дабы не допустить кровопролития.

— Ладно, ладно! — зачастил купидон. — Я тебе соврал!

— Я в этом даже не сомневалась.

— Иногда мы берем заказы! На стрелы, — выпалил Димитрий. — Да, да! Я знаю, что по кодексу это запрещено! Но у нас маленькая зарплата…

— Трахиандра очень чувствительна ко лжи, — напомнила я.

— Хорошо, — вздрогнул он. — У нас нормальная зарплата, но денег много не бывает. Потому мы и… Ну… Ты поняла, короче.