Тень разрастается (СИ) - Крейн Антонина - Страница 34

Потом оказывается, что это все иллюзии, включая смотрительницу в круглых очках. Но к этому моменту ты уже достаточно насладился магической культурой Лайонассы и вообще заикаешься так сильно, что впору продолжать банкет в Лазарете…

Золотистый доспех Кадии шипасто бликовал в заходящих лучах солнца, рукоятки двух мечей — один на поясе, другой за спиной, — сыто блестели драгоценными камушками, а душный, сладкий запах цветочных духов был столь могуч и беспощаден, что перебивал даже эвкалиптовый сиропчик Полыни.

Дахху, видимо, любил себя таким, какой есть: он даже не переоделся. Так и пришел в зеленых штанах с вытянутыми коленками, двух мягких свитерках (у верхнего — обалденные пуговицы-кристаллы) и с писчьим пером, элегантно заткнутым за отворот коричневой шапки.

Андрис взяла на себя роль самой благоразумной. Мало того, что в ее рюкзаке таилось несметное количество инструментов на все случаи жизни, так еще и каждый кармашек синего комбинезона топорщился флягами с водой. На голове, подле железных очков, резинкой крепилась лупа и раскладная труба, а ременная сумочка, как бусами, была увешана связками эльфийских сушек — размочи такую в воде, и разбухнет до размеров приличного ржаного каравая. В тряпичной авоське, скобкой подвешанной к правому бедру, розовели свежие садовые яблочки.

— Ты что, жить там собираешься? — фыркнул Полынь, увидев все это богатство, когда Андрис, последняя из нас, пришла к разлому.

Йоукли молча показала ему фигу и с разбегу запрыгнула Ловчему на шею — обниматься. Впрочем, это было вполне прилично, по-дружески. Даже тактичный Дахху не отвел глаза.

Я же, стоя над трещиной, особенно страдала из-за потерянной летяги… Если бы вдруг поход в некрополь прославил нас — мечтать не вредно — мне бы хотелось, чтобы художники запечатлели меня в моем фирменном бирюзовом плаще. А так — пришлось нацепить какие-то невразумительные старые шаровары и глухой черный балахон им в цвет. Да еще и штормовую полумаску на нижнюю часть лица.

Я хотела спрятать под одеждой как можно больше кожи. Не то чтобы вдруг заделалась монашкой, нет. Просто меня до жути нервировали бугристые червяки проклятия, которые теперь, по прошествии суток, покрывали две трети тела. Не хватало еще и пугать ими остальных! Пусть лучше думают, что я играю в эдакого тилирийского ассасина, грозу западных пустынь… Хотя они и так все понимали.

Но одно дело — знать об опасности. А другое — постоянно натыкаться на свидетельства ее неотвратимости.

Я рассчитала, что тридцать шесть часов закончатся ровнехонько в девять тридцать утра. Времени вернуться хватит с лихвой, но все равно страшновато.

— Может, для начала сбросим это сферу вниз? Вероятно, она успеет в достаточной мере осветить разлом, пока не разобьется, — пожал плечами Дахху, улегшийся по правую руку от меня. В нынешнем положении бултыхавшийся на веревочке светильник не помогал, хотя свет у него был яркий-яркий.

— А может, лучше тебя сбросим, заодно обстановочку опишешь, поэтически так? — огрызнулась Ищейка, примостившаяся слева, — Десять золотых за них отдала на днях, какое там кинуть! И что насчет ускорения свободного падения? Физику не любил? А я любила!

Полынь не поддался нашему дружному увлечению газонных поваляшек. Он только присел рядом на корточки, осторожно приподняв полы хламиды-монады, дабы не запачкать. Ловчий задумчиво почесал нос и цокнул языком:

— Тинави, кажется, ты что-то говорила про левитацию? А спусти-ка нам эту штучку пониже. Не разбивая.

Все четверо в ожидании уставились на меня. Я занервничала от такого неуютного внимания, что для карловой магии смерти подобно.

Поймав мой затравленный взгляд, старушка Кад поспешила вмешаться:

— Народ, нечего тратить силы на глупости! Давайте, привязывайте меня. Полезу первой. Темноты не боюсь, рубиться с тварями люблю. Но-но, не стесняйтесь, я никому не скажу, что вы девушку вперед пустили, — озорно блеснула глазами она.

Как и следовало ожидать, после этих опрометчивых слов мы лишились одного члена нашей экспедиции.

Ну, не навсегда, я надеюсь.

Руки Полыни блеснули алым цветом — и Ловчий пропал.

— Довели беднягу… — по-старушечьи вздохнул Дахху и снял шапку, будто скорбя по падшему герою, — И меня скоро доведете…

— Давай пока обвяжемся, — деловита предложила Андрис Кадии. Та кивнула, нахлобучила шлем, и они начали пристегивать к себе альпинистское снаряжение.

Я чуть поглубже свесилась над разломом:

— Эй! Ты живой?

«Ой…ой…ой…» — распереживалось эхо.

— Вполне! — послышался голос Полыни и далекий тихий плеск, как будто идешь по пояс в воде.

Эхо воспротивилось: «Не…не….не…».

Вдруг внизу послышался сиплый рев. Раскол осветился серией багровых вспышек. Рев повторился, куда как более сильный. На мгновение там, на глубине, промелькнула кожаная дуга извивающегося ливьятана — слишком далеко, слишком быстро, чтобы разобрать больше.

Снова вспышка, грохот, легкий оползень вдоль вертикальной стены трещины. Под обвалившимися кусками земли торчали червяки, обескураженные резким уменьшением жилплощади. Один такой вылез прямо у меня под носом.

Я инстинктивно зажала рот руками — светильник выпал и, кувыркаясь, ударяясь об стенки, понесся вниз. В голубоватом свете мы успели различить совершенно жуткого водяного змея: обхватом с грабовый ствол, коричневый в желтую крапинку, с веерами-пленками ушей. Ливьятан гнулся дугами, как припадочный, вокруг удивительно маленькой — все познается в сравнении — фигурки Полыни.

Дахху охнул. Кад дернулась, но потом резко успокоилась: она увидела, как хладнокровно Андрис продолжает крепить страховку.

— Если станет по-настоящему жарко — он Прыгнет сюда, — пояснила она, сжалившись над нашим испугом, — Теневик же, йоу. Что приуныли?

— И зачем тут вообще я… — тихонько забубнил Дахху, а потом резко оборвал сам себя. Да уж, с такими репликами его сейчас быстренько развернут.

Я поднялась — трещину внизу продолжали раскалывать вспышки боевых заклятий — отряхнула колени от зелени и тихонько шепнула Дахху, чтоб остальные не слышали:

— Бокки, дружок. Думай о бокки.

— И то правда, — проворчал он.

Через пару минут звуки битвы внизу утихли.

Мы поочередно спустились на дно расщелины.

Помимо Полыни и трупа свежеубиенного ливьятана, там нашлись иссеченные заклинаниями тела еще десятка змеев, если не больше. Они жутко смердели.

— Я смотрю, Ходящие тут от души порезвились до нас… — прогнусавила Кадия, зажимая нос.

Мы гуськом пошли по дну трещины. Подводная река оказалась относительно мелкой — до пупка — но очень топкой. Глинистое дно странно размякло и норовило стянуть с нас сапоги, оставить себе на подольше. Мы упрямо чавкали в сторону кургана, редкими вскриками омерзениями приветствуя все новые и новые тела ливьятанов. Вода была грязной, холодной, ноги быстро перестали слушаться.

Наконец, разлом и русло реки решили разойтись. Река вильнула вправо, скрываясь в черной дыре, а трещина устремилась дальше. Мы взобрались про круче из обвалившихся камней. Интересно, это упавшие вниз дворцовые обломки?

Я задрала голову. Света наверху, ранее сопровождавшего нас в виде тонкой белесой полуулыбки, больше не было. Расселина резко сузилась: мы стояли перед отвесной глиняной стеной, в которой еле-еле угадывался, при намеренном поиске, проход шириной сантиметров сорок.

— Йоу, все пролезут? — Андрис поочередно осветила нас фонариком, оценивая габариты. Мы вразнобой согласились, что пролезем, хотя и Кадия, и я умудрились некстати и по-женски пробормотать что-то на тему того, что нам, конечно, стоило бы похудеть.

Еще минут пятнадцать спустя расщелина была покорена. Она, зараза, оказалась не только узкой, но еще и постепенно теряла в росте: под конец каждый из нас вынужден был кособочиться, будто рак-диковатый-танцор в подводном притоне.

За расщелиной начинался, собственно, курган. В его оригинальном виде тысячелетней закваски.