Тридцать лет среди индейцев: Рассказ о похищении и приключениях Джона Теннера - Теннер Джон - Страница 36

Некоторое время мы прожили у устья реки Ассинибойн, где к нам присоединилось много индейцев, в том числе несколько родичей моей жены, с которыми я еще не был знаком. Среди них находился ее дядя – калека, который уже много лет не мог ходить. Не успел он узнать, что муж племянницы белый, как тотчас решил, что я не умею охотиться. Встретив мою жену, он спросил: «Ну, дочка, я слышал ты вышла замуж. А твоему мужу случалось убивать какую-нибудь дичь?» – «Да, – отвечала она, – когда лось набегается до того, что вот-вот умрет, и остановится перед ним, бывает, что он подстрелит такую дичь». – «Он сегодня пошел на охоту, не правда ли? Если ему посчастливится что-нибудь подстрелить, я сам принесу добычу домой, а ты дашь мне шкуру, чтобы сшить себе пару мокасин».

Он сказал это, чтобы поиздеваться надо мной, но я действительно подарил ему шкуру лося, убитого в тот день, чтобы он сшил себе мокасины. Мне везло на охоте, и все родичи моей жены были вдоволь обеспечены мясом, так что мне уже не приходилось слышать насмешек.

Но вскоре дичи не стало, и нам пришлось разойтись в разные стороны. Я поднялся на 10 миль вверх по реке Ассинибойн и наткнулся там на палатки двух семей, предводителем которых был некий По-ко-тау-га-мау (Маленький Пруд). Эта группа тоже состояла из родичей моей жены. Когда мы прибыли туда, жена вождя, еще не вернувшегося с охоты, только что сварила для него язык лося. Женщина тотчас отдала нам язык и не остановилась бы на этом, чтобы помочь нам, если бы не вернулся ее муж. С этой минуты они нам уже ничего не предлагали, хотя наши маленькие дети плакали от голода, а в их палатке хранился изрядный запас мяса. Было уже поздно, и я слишком устал, чтобы идти на охоту, но купить у них мяса я своим женщинам не разрешил.

Заря только начала заниматься, когда я взял ружье, остановился у входа в палатку и умышленно громко сказал: «Разве никто, кроме По-ко-тау-га-мау, не сможет принести домой лося?» Моя жена вышла из палатки и протянула мне небольшой кусок мяса, который, как она сказала, утащила для нее сестра. Из палаток начали выходить другие индейцы; тогда я бросил мясо собакам и сказал: «Не будут мои дети есть такого мяса, когда леса кишат лосями!»

Еще до полудня я убил двух жирных лосей и вернулся в палатку с большим грузом свежего мяса. Мне удалось подстрелить, кроме того, много бизонов, которые я разделил между всеми, чтобы заготовить вяленое мясо до того, как мы покинем свои семьи и отправимся в военный поход. Затем мы еще раз ушли в леса. Нам нужны были хорошие лосиные шкуры для шитья мокасин, а шкуры животных, живущих в открытой прерии, слишком тонки, и из них не получается хорошей кожи.

Однажды, пересекая прерию, мы увидели на небольшом расстоянии от нас тяжело нагруженного человека. Он нес два больших та-ва-е-гун-нума, бубна, в который бьют, отправляя обряды вау-бе-но[78]. Мы ждали объяснения от своих молодых жен, так как узнали в приближавшемся страннике Пи-че-то, индейца, принадлежавшего к группе негостеприимных родичей, с которыми мы недавно расстались. По лицу Сквахшиш, боветигской девушки, было видно, что она знает о намерениях Пи-че-то.

В то время обряды вау-бе-но были широко распространены среди оджибвеев, но старики и люди, пользовавшиеся особым почетом у индейцев, считали эту религию вредной и опасной. Обряды вау-бе-но сильно отличались от ритуалов миде и обычно сопровождались непристойностями и буйством. Бубен та-ва-е-гун-нум, под который исполняются обрядовые пляски, совсем не походит на ах-кик, или ме-ти-квау-кик, которым пользуются миде. Бубен, как солдатский барабан, состоит из обтянутого обруча, между тем как миде выжигают его огнем из обрубка дерева, на который натягивают кожу. Ши-цхе-гвун, или трещотка, тоже отличается от той, которой пользуются при обрядах миде. Ритуалы вау-бе-но сопровождаются всевозможными фокусами и игрой с огнем. Мужчины и женщины совместно участвуют в плясках. Они берут в руки горящие угли и раскаленные камни, а иногда даже кладут их в рот. Некоторые участники обрядов натирают мокрые ладони порохом, и, когда они высыхают над углем или раскаленным камнем, раздается взрыв. Иногда перед кем-нибудь из главных действующих лиц в ритуале вау-бе-но ставят кипящий котел, только что снятый с огня. Не дав воде остынуть, он опускает руки на дно и выхватывает оттуда брошенную в котел голову собаки или другого животного. Приплясывая и напевая, как умалишенный, он начинает рвать мясо зубами и грызть кости, не прекращая песни и пляски.

Дело в том, что шаманы умеют лечить ожоги от огня и раскаленных предметов, но они пытаются внушить непосвященным, будто не обжигаются потому, что наделены сверхъестественной силой; в действительности же они пользуются растениями, сок которых предохраняет натертые им части тела от ожогов. Растения эти – вау-бе-но-вуск и пе-цхе-ке-вуск. Первый в изобилии растет на острове у Маккинака, американцы называют его «йерроу» [тысячелистник, Achillea]; другой встречается только в прерии. Растения эти смешивают, растирают или разжевывают и смазывают соком руки и ладони. Компресс из вау-бе-но-вуска – прекрасное средство от ожогов, которое часто используется индейцами; смесь же двух растений делает даже губы и язык совершенно нечувствительными к огню.

Наконец Пи-че-то со своими бубнами подошел и присел возле нас. Нет-но-ква тотчас стала его расспрашивать, зачем он явился. Узнав, что единственной целью его прихода было сделать предложение боветигской девушке, она немедленно согласилась и здесь же совершила бракосочетание. На следующее утро Вау-бе-бе-наис-са, который, как и Ва-ме-гон-э-бью, пришел вместе со мною к устью Ассинибойна, подстрелил самца лося, а я – болотного лося. Я начал применять новый способ охоты, чтобы развить недостававшую мне ловкость, поставив перед собой задачу непременно попадать в дичь, за которой охотился, каких бы усилий это ни стоило. Приняв такое решение, я стал подкрадываться к дичи более осторожно и стрелял только тогда, когда был совершенно уверен, что не промахнусь. Я охотился так с весны и за лето добыл много днчи. За все это время только два моих выстрела не попали в цель. А подстрелить болотного лося, особенно летом, не так просто, нужны большая ловкость и осторожность.

Меня уже стали считать хорошим охотником, и это вызвало зависть к моим успехам у Вау-бе-бе-наис-сы. В мое отсутствие он незаметно прокрадывался ко мне в палатку, чтобы погнуть ружье, или одалживал его у меня под предлогом, что его собственное нуждается в починке, и возвращал изогнутым либо с какой-нибудь другой порчей.

Ранней весной часто разражались сильные грозы. Однажды ночью Пи-че-то, перепуганный страшным грохотом, встал и предложил грому табак, умоляя его умолкнуть. Оджибвеи и оттава считают гром голосом неких существ, которых они называют ан-ним-ме-кигами. Одни думают, что эти существа выступают в образе человека, другие – что в виде птицы. Сомнительно, что индейцы знают о связи грома с предшествующей ему молнией. Считая молнию огнем, они уверяют, будто если найти после грозы пень, в который только что попала молния, то на земле можно обнаружить огненный шар. Я сам часто искал этот огненный шар, но так его и не нашел. Прослеживая путь молнии в лесу, пока она не ударит в большой корень, я ни разу не обнаружил на земле чего-нибудь непривычного. В то утро после сильной грозы, напугавшей Пи-че-то, мы заметили еще горевший вяз. Но индейцы испытывают суеверный страх перед огнем, зажженным молнией, и никто не захотел им воспользоваться, чтобы разжечь наш костер, залитый дождем. Наконец я сам отправился за огнем и принес его, хотя не без некоторого страха. Я был менее подвержен суеверному ужасу, чем индейцы, хотя и разделял некоторые необоснованные опасения, непрестанно терзавшие их.

Добыв и насушив много мяса, мы соорудили тайник в виде помоста, где сложили запас продуктов для наших женщин, рассчитывая, что его должно хватить на все время нашего отсутствия. Но не успели мы закончить свои сборы, как на нас напал отряд из 200 воинов сиу и несколько наших людей было убито.