Тридцать лет среди индейцев: Рассказ о похищении и приключениях Джона Теннера - Теннер Джон - Страница 31

Самоубийство – нередкое явление среди индейцев; на такой отчаянный шаг они идут по самым различным причинам, пользуясь разными способами: стреляются, вешаются, топятся или принимают яд. За несколько лет до того времени, о котором я теперь рассказываю, мне довелось как-то побывать в Маккинаке вместе с Нет-но-квой. Здесь один знакомый мне юноша из племени оттава, очень одаренный и уважаемый всеми, вдруг застрелился на индейском кладбище. Он впервые в жизни напился до безумия, разорвал на себе в пьяном виде всю одежду и так буйствовал, что сестры связали его по рукам и ногам и уложили в палатке, чтобы он не причинил себе никакого вреда. На следующее утро юноша протрезвился и его развязали. Тогда он зашел в палатку своих сестер, стоявшую недалеко от кладбища, взял там ружье и под предлогом, что хочет поохотиться на голубей, застрелился среди могил. Вероятно, проснувшись и почувствовав, что руки и ноги у него связаны, юноша подумал, что в пьяном виде совершил какой-то бесчестный поступок, и решил смыть с себя бесчестье самоубийством. Главные причины, вынуждающие индейцев к самоубийству, – несчастья, тяжелые потери, смерть товарищей или неразделенная любовь. Я выбранил Ва-ме-гон-э-бью за то, что он разрядил ружье и отобрал у меня боеприпасы; но очень возможно, что это сделала старая индианка. По мере того как здоровье мое постепенно улучшалось, мне становилось стыдно за попытку покончить с собой. Но у друзей моих хватило такта никогда не напоминать мне об этом. Вскоре я совсем поправился, но слух еще долго не восстанавливался, и прошло несколько месяцев, прежде чем я мог охотиться с таким же успехом, как до болезни. Впрочем, я еще легко отделался от этой ужасной болезни; многие оставшиеся в живых индейцы навсегда потеряли слух, другие сошли с ума, а некоторые, бросаясь в горячке на деревья и скалы, сломали себе руки или покалечились как-нибудь иначе. У большинства перенесших заболевание из ушей часто выделялся гной, а в начальной стадии они страдали сильными кровотечениями из носа. С этой болезнью индейцы раньше не были знакомы и не знали, как ее лечить[72].

Прибыв на факторию у Маус-Ривер, я узнал, что туда заходили белые из Соединенных Штатов. Они закупали припасы для своей компании, находившейся в деревне индейцев-манданов. Я пожалел, что упустил случай повидаться с ними, но, узнав, что они хотят там обосноваться, начал искать предлог, чтобы их посетить.

Позднее мне стало известно, что это были люди губернатора Кларка и капитана Льюиса, совершивших путешествие к Скалистым горам и Тихому океану[73].

Поздней осенью мы отправились к Ке-ну-кау-не-ши-вай-бо-анту, где водилось так много дичи, что мы решили там зазимовать. Здесь я вместе с Ва-ме-гон-э-бью и другими индейцами впервые увлекся азартными играми – почти таким же роковым для индейцев пороком, как пьянство. Играли мы преимущественно в «мокасины». В этой игре может принять участие любое количество игроков, но обычно ограничиваются небольшими группами. Для игры нужно иметь четыре мокасина; в один из них партия игроков прячет сучок или кусочек материи. Мокасины ставят в ряд на землю, и один из участников противной партии пальцем или палкой дотрагивается до двух мокасин. Если спрятанный предмет находится в первом мокасине, до которого дотронулся игрок, он проигрывает восемь очков, а если этого предмета нет во втором мокасине – два очка. Если же спрятанный предмет обнаруживается во втором мокасине, выигрывается восемь очков. Индейцы кри играют в мокасины иначе. Они засовывают руку в каждый мокасин по очереди и выигрывают только в том случае, если предмет находится в последнем; если он спрятан в первом, то проигрывается восемь очков. Стоимость одного очка предварительно обусловлена участниками игры. Так, например, можно условиться, что бобровая шкурка или одеяло пойдут за десять очков, а лошадь – за сто. С чужаками играют на очень высокие ставки, и даже лошадь часто идет тогда за десять очков.

Но самая азартная игра, при которой страсти особенно разгораются, – это буг-га-саук, или бег-га-сах. Бег-га-сах-нуками называются маленькие кусочки дерева, кости или меди, на которые разрезают старый котел. Одну сторону фишек окрашивают в черный цвет, а другая остается блестящей. В игре может быть любое количество фишек, но не меньше девяти. Их кладут в большую миску или на особую доску. Две партии игроков – часто 20—30 человек – рассаживаются друг против друга или в круг. Игра состоит в том, чтобы ударом по миске подбросить все бег-га-сах-нуки в воздух; от того, как они упадут, зависит выигрыш или проигрыш. Если игрок подбросил удачно, он, как и в бильярде, может продолжать до тех пор, пока не проиграет и не наступит очередь соседа. Все игроки быстро приходят в возбужденное состояние; если кто-либо попытается взять миску не в свой черед, часто возникают драки.

Пожилые, рассудительные люди возражают против игры, и только в ту зиму Нет-но-ква впервые разрешила мне принять в ней участие. Вначале нашей партии повезло, но затем счастье нам изменило и мы все спустили. Убедившись, что нам уже нечего проигрывать, наши противники удалились и разбили лагерь в другом месте, но, как обычно, начали похваляться своей удачей. Узнав об этом, я созвал всех мужчин и предложил, чтобы покончить с похвальбой противников и вернуть проигранное нами имущество, держать с ними пари на лучшую стрельбу по цели. Мы заняли у друзей некоторые вещи и всей группой отправились к своим противникам. Увидев, что мы явились не с пустыми руками, они согласились снова играть с нами в бег-га-сах, причем нам удалось вернуть достаточно, чтобы на следующее утро начать соревнование в стрельбе с очень высокой ставкой. Мы поставили все, чем располагали. Противники наши вначале неохотно на это шли, но потом из приличия все же согласились.

Цель была установлена примерно на расстоянии 100 ярдов. Я стрелял первым и попал почти точно в центр. Никто из других участников даже не приблизился к моему результату. Так я оказался победителем и нам удалось вернуть бoльшую часть из того, что было проиграно за зиму.

Весной, когда мы уже собрались уходить с берегов Ке-ну-кау-не-ши-вай-бо-анта, в мою палатку пришел старый вождь общества Миде по имени О-цхуск-ку-кун (Печень Мускусной Крысы). Его сопровождала молодая внучка и ее родители. Девушка была красива, не старше 15 лет, но Нет-но-кве она не нравилась. Мать мне сказала: «Сын мой, эти люди на отстанут от тебя, пока мы здесь, но девушка совсем не годится тебе в жены, а потому я советую взять ружье и уйти отсюда. Поставь охотничью палатку подальше от насп не возвращайся до тех пор, пока они не убедятся, что ты действительно отверг их предложение». Я последовал ее совету, и О-цхуск-ку-кун как будто потерял надежду женить меня на своей внучке.

[Однажды вечером, сидя перед нашей хижиной, увидел я молодую девушку. Она, гуляя, курила табак и изредка на меня посматривала; наконец подошла ко мне и предложила мне курить из своей трубки. Я отвечал, что не курю. «Ты оттого, – сказала она, – отказываешься, что не хочешь коснуться моей трубки». Я взял трубку из ее рук и покурил немного – в самом деле в первый раз от роду. Она со мною разговорилась и понравилась мне. С той поры мы часто видались, и я к ней привязался.

Вхожу в эти подробности, потому что у индийцев таким образом не знакомятся. У них обыкновенно молодой человек женится на девушке вовсе ему незнакомой. Они видались; может быть, взглянули друг на друга; но, вероятно, никогда между собой не говорили; свадьба решена стариками, и редко молодая чета противится воле родительской. Оба знают, что если союз сей будет неприятен одному из двух или обоим вместе, то легко будет его расторгнуть.

Разговоры мои с Мис-куа-бун-о-куа вскоре наделали много шуму в нашем селении. Однажды старый Очук-ку-кон вошел ко мне в хижину, держа за руку одну из многочисленных своих внучек. Он, судя по слухам, полагал, что я хотел жениться. «Вот тебе, – сказал он моей матери, – самая добрая и самая прекрасная из моих внучек; я отдаю ее твоему сыну». С этим словом он ушел, оставя ее у нас в хижине…