Тридцать лет среди индейцев: Рассказ о похищении и приключениях Джона Теннера - Теннер Джон - Страница 19

Когда мы прибыли к озеру Рейни-Лейк, у нас было 10 связок бобрового меха в каждой по 40 шкурок. Нет-но-ква обменяла несколько шкурок на ром и два дня была пьяной. Там нам повстречались торговцы, направлявшиеся на лодке к Ред-Ривер. Ва-ме-гон-э-бью, которому уже исполнилось 18 лет, не хотел возвращаться на озеро Гурон и решил отправиться вместе с торговцами на север. Старуха долго уговаривала его остаться, но он взял да и прыгнул в одну из отплывавших лодок и отказался выйти из нее, хотя торговцы по просьбе старой индианки пытались его выгнать. Это сильно огорчило Нет-но-кву, которая не могла решиться на разлуку со своим единственным сыном[56] и вынуждена была остаться с ним.

Не очень-то полагаясь на честность торговцев, старая индианка не захотела оставить у них шкурки. Мы отнесли их далеко в лес, устроили там сунжегвун, или тайник, и вернулись к Лесному озеру. Отсюда к реке Ред-Ривер ведет тропа, которой пользуются только индейцы. Белые не рискуют ходить по ней, ибо она ведет через так называемый Маскег (Болотный волок). Несколько дней мы поднимались вверх по реке, которую индейцы называют Маскего-не-гум-ме-ве-си-би (Болотная река), и затратили целый день, чтобы перетащить наши каноэ через болото. Оно поросло мхом и низким кустарником, производящим сильный шум, когда люди передвигаются по воде. Только добравшись до речушки Бегвионуско, названной так по растению бегвионуск (коровья петрушка)[57], распространенному на ее берегах, мы снова смогли сесть в каноэ и выйти к сахкиегуну[58]. Глубина этого озера, носившего то же название, что и речка, не более фута, но оно буквально кишело утками, гусями, лебедями и другой водоплавающей птицей. Там мы пробыли довольно долго и заготовили еще четыре связки бобровых шкурок.

Когда листья на деревьях уже опали, Саг-гит-то скончался. Мы очутились в полном одиночестве; ближайшие поселения индейцев и белых находились не менее чем в пяти днях пути от нашей стоянки. Решив покинуть эту местность, мы вынуждены были оставить здесь всю пушнину, но болотистая почва не позволяла закопать меха, как мы обычно делали. Нам пришлось соорудить сунжегвун из древесных стволов, уложив их так плотно, что даже мышь не могла бы проникнуть в тайник.

Здесь мы оставили связки мехов и все имущество, которое не могли взять с собой. Если бы в этой отдаленной местности наши вещи нашли индейцы, они их не тронули бы, а белым торговцам нечего было делать в таком пустынном и заброшенном месте. Индейцы, живущие вдали от белых, еще не знали, как дорого ценятся меха, и не стали бы марать свою честь, обкрадывая своих же соплеменников. В те времена, о которых здесь идет речь, и в той местности, где я тогда находился, многие охотники бросали свои ловушки на несколько дней без надзора в лесу и не беспокоились об их сохранности. Нередко какой-нибудь индеец, закончив охоту, оставлял свои капканы в лесу, а другой говорил ему: «Я иду туда-то, где там твои капканы?» Воспользовавшись этими капканами, он мог передать их другому охотнику, и иногда они поочередно переходили в четвертые и пятые руки. Но собственник капканов твердо знал, что в конечном счете он получит их обратно.

Но вот выпал снег и так похолодало, что охотиться на бобров стало бесполезно. Тут-то нас и стал мучить голод. Главным нашим кормильцем был теперь Ва-ме-гон-э-бью, и он изо всех сил старался добыть нам пищу. Как-то во время одного из своих дальних охотничьих походов он наткнулся на несколько палаток оджибвеев. У этих индейцев было много мяса и они знали о нашем бедственном положении, но все же дали брату лишь столько еды, сколько он мог съесть за один раз. Ночь мой брат провел у них, а утром отправился в обратный путь. По дороге ему удалось застрелить молодого, очень тощего лося. Когда это мясо было съедено, нужда заставила нас перебраться поближе к тем негостеприимным людям, у которых побывал Ва-ме-гон-э-бью.

Мы обнаружили у них обильные запасы мяса, но они ничего нам не давали иначе, как в обмен на серебряные украшения или другие ценные вещи. Я упомянул здесь о скупости и негостеприимстве этих оджибвеев только потому, что никогда раньше не замечал; ничего подобного среди индейцев; обычно они охотно делятся своими продуктами с каждым, кто попал в бедственное положение. Мы не пробыли у оджибвеев и трех дней, как им удалось убить двух лосей. Они пригласили Ва-ме-гон-э-бью и меня разделить с ними трапезу, но выделили только самую плохую часть голени. После этого мы выменяли у них на серебряные украшения немного жирного мяса. Но это переполнило чашу терпения старой Нет-но-квы, и она запретила нам покупать что-либо у оджибвеев. Все то время, что мы прожили с ними, нас беспрестанно мучил сильный голод. Однажды Нет-но-ква поднялась очень рано поутру, завернулась в одеяло и взяла топор. Всю ночь она отсутствовала и вернулась только вечером следующего дня, когда мы уже улеглись спать в своейпалатке. Старуха потрясла Ва-ме-гон-э-бью за плечо и сказала ему: «Встань, сын мой! Ты хороший бегун, посмотрим же, скоро ли ты принесешь мясо, которое Великий дух дал мне прошлой ночью. Всю ночь я взывала к нему и пела, а утром, когда заснула, ко мне пришел Великий дух и дал мне медведя, чтобы я могла накормить своих голодных детей. Ты найдешь зверя в маленькой роще среди прерий. Иди сейчас же, медведь не убежит, даже если увидит тебя». – «Нет, мать моя, – возразил Ва-ме-гон-э-бью, – сейчас уже поздно, солнце скоро зайдет, и следов на снегу не различишь. Завтра утром ты дашь маленькому братишке Шоу-шоу-уа-не-ба-се одеяло и котелок, и он пойдет вслед за мной. Днем я найду и убыо медведя, брат подойдет ко мне с одеялом, и мы сможем провести ночь на том месте, где я пристрелю зверя».

Но старая индианка не соглашалась с мнением молодого охотника. Вспыхнула перебранка, и не обошлось без обидных слов, ведь Ва-ме-гон-э-бью относился к своей матери без должного почтения. Он даже позволил себе то, на что не осмелился бы ни один индеец: начал издеваться над ее верой в свою способность общаться с Великим духом и над ее утверждением, будто медведь, преследуемый охотником, не бросится от него наутек. Глубоко оскорбленная старая индианка резко отчитала сына, затем, выйдя из палатки, рассказала свой сон другим индейцам и указала им то место, где, несомненно, находится медведь. Они согласились с Ва-ме-гон-э-бью, что уже слишком поздно, чтобы тотчас отправляться на охоту, но, веря в силу молитвы старой женщины, пошли к указанному ею месту, как только забрезжило утро. И действительно, охотники нашли медведя именно там, где говорила Нет-но-ква, и без труда убили его. Медведь был большой и жирный, но Ва-ме-гон-э-бью, сопровождавший индейцев, получил для нашей семьи только незначительную долю добычи. Старуха очень рассердилась, и не без основания! Ведь если медведь и не был послан Великим духом, подсказавшим ей во сне, где надо искать зверя, то все же она нашла его по следам, которые вели в заросли, обошла их и убедилась, что медведь залег в кустарнике. Подозреваю, что она нередко прибегала к подобным уловкам, чтобы заставить других поверить в ее общение с Великим духом.

Жестокие лишения заставили нас тронуться в путь. Когда наша доля медвежатины была съедена, мы надели лыжи и направились к реке Ред-Ривер в надежде встретить других индейцев или добыть по пути какую-нибудь дичь. Еще до похода я научился ставить петли на зайцев-беляков, и на первой же ночевке, пробежав вперед по дороге, которой мы собирались идти на следующий день, расставил там несколько петель. Я рассчитывал проверить их назавтра, проходя мимо. После ужина – в голодные времена мы ограничивались только одним приемом пищи в день – наши запасы продовольствия свелись к литру медвежьего жира, хранившегося в горшке. Жир на морозе затвердел, и горшок был обвязан куском кожи.

Утром я уложил горшок вместе с другими вещами на санки и пошел вперед, чтобы проверить петли. В одной из них я нашел зайца-беляка и решил позабавить свою мать. Недолго думая я засунул живого зайца в горшок с медвежьим жиром, который снова обвязал кожей. Вечером, на стоянке, я с нетерпением ждал минуты, когда мать начнет открывать горшок, чтобы покормить нас, заранее представляя, что будет, когда оттуда выскочит заяц. Но, к моему удивлению, жир, несмотря на страшный холод, оттаял, и зверек наполовину захлебнулся в нем. В тот момент старая индианка как следует меня отчитала, но еще много лет спустя смеясь вспоминала внезапное появление зайца из горшка. Всю свою жизнь не могла она забыть и жадности соседей-индейцев, от которых мы тогда ушли.