Шантажист (СИ) - Билык Диана - Страница 17

Накал и искры сыпались, но, как и раньше, когда доводила себя до ручки и едва ли не искрила от воздержания, я не могла отпустить себя.

Стало больно. Так резко, что я распахнула веки и остановилась. Задышала глубоко. Грудь поднималась и опускалась, а лоб покрылся испариной, влажные волосы рухнули на глаза. Я безумна. Сви-хну-лась.

Телефон загудел. Настойчиво и порывисто. Я подалась вперед и нажала «принять».

– Что тебе еще, урод хренов? – сказала резко.

– Тая, мне ничего не нужно, – заговорил удивленно Лиманов. – О, какие ты слова знаешь. А с виду такая...

– Какая? – поникла я и прикрыла ладонью глаза. Ненавижу себя.

– Сдержанная. Я чего звоню? Хотел извиниться, что так... ушел. Некрасиво получилось, меня как-то никогда не отшивали так... прямо. Еще хотел спросить, как ты. Вдруг стало хуже…

Ненормально я! Хотелось закричать, но я сжала кулак, свела ноги, чтобы погасить невыносимое не погасшее пламя, и постаралась спокойно ответить:

– Извините, Арсен Славович, тут один телефонный террорист пытается мне пылесос продать, вот и вырвалось, а на счет извинений… Не ваш я цветочек, не трудитесь. Тем более, я не обижалась. Завтра выйду на работу, мне уже лучше. Спасибо за все.

– И ты, конечно, отказала? – словно промотав мимо мои слова о том, что ему ничего не светит, сказал Арсен. – Ну, тому с пылесосом. Есть хоть один мужчина, которому ты сказала «да»?

– Давайте не будем мою личную жизнь обсуждать?

– Ты права. Извини. Я слишком тороплив, знаю, – Он порывисто выдохнул, отчего у меня в ушах завибрировало. – Просто ты меня наповал сразила. И зная, что у тебя никого нет, боюсь упустить шанс.

– Спокойной ночи, Арсен, – выдавила я, косясь на глазок камеры и открытый видео-чат с Вороном. Конечно, же он прятался за темнотой, но я видела его силуэт, и это выводило меня из равновесия.

– Спокойно ночи, Таинственная Тая. Но обед в силе, – добавил Лиманов.

– Как захотите, – устало проговорила я и, отключившись, снова укусила нижнюю губу. Кажется, слишком сильно, до крови. Мне нравилось слушать Арсена, говорить с ним, но мысль о том, что я под наблюдением маньяка, корчила и выворачивала. Я будто несколько суток таращусь в дуло пистолета и жду, когда же он наконец выстрелит.

Телефон снова зазвонил.

– Что-то забыли сказать? – сразу ответила я.

– Я хочу, чтобы ты с ним замутила, – хриплый голос заставил поежится. – Соврати его, доведи до грани, как ты умеешь, а потом…. – Ворон замолчал. Сопел в трубку, а я лежала, запрокинув голову на диван, и давила колючки, что мчались по телу от его приказов. Завтра подниму все, что помню о своем прошлом, и найду тебя. Достану документы, бумаги, найду людей – только так я свяжу ниточки и пойму, кто может затаить злобу. Ты не будешь бесконечно держать меня на крючке.

Ворон что-то говорил, я слушала вполуха, но последние резкие слова заставили дернуться:

 – Трахнись с ним, а потом я решу, что дальше.

– Я Не. Стану. Этого. Делать, – твердо сказала и запахнула халат. – Сеанс окончен. Пошел ты на хрен, подонок! Подкладывать меня под других ты не будешь! Конченный извращенец!

Выключила ноут, телефон и, сбивая стены плечами, ушла на кухню. Встала у окна, вцепилась холодными пальцами в подоконник, распахнула окно и долго смотрела на ночной город, что щедро рассыпал бисер фонарей по улицам и между домов, и глотала холодный влажный воздух. Мне нужно остыть, унять дрожь и ярость, иначе я сломаюсь, и он добьется того, чего хочется. Ведь Ворон прямо говорил, хочет меня мучить. Именно морального слома он добивается. Не бывать этого! Я не сдамся.

Пережила предательство. Пережила смерть близкого человека. Пережила одиночество. И это переживу. Пусть надрывается. Пусть пытается меня утопить. Ничего у него не получится.

Телефон надрывался в комнате, а я закрыла лицо ладонями и дрожала. Не буду отвечать. Не буду с ним говорить. Это слишком болезненно тревожило меня, бросало в какую-то тьму, заставляло чувствовать себя шлюхой. Потому что, честно признаться, меня его игры, настойчивость и таинственность в голосе в поступках немыслимо возбуждала. И признавать такое оказалось сродни признать себя сумасшедшей.

Когда я успокоилась и вернулась в комнату, телефон все еще звонил. Сполз от вибрации на пол, но продолжал настойчиво зудеть.

– У тебя три выбора сейчас, сука. Ты динамить меня не будешь, я тебя предупреждал, – заговорил Ворон, стоило мне принять звонок.

Почему я его сейчас не боюсь? Почему хочу продолжать… Нет! Я буду сопротивляться.

– Ты заканчиваешь то, что начала, ты соглашаешься совратить своего няшку-начальника, или я сейчас же приезжаю и трахаю тебя во все дыры. Считаю до трех. Решай! Раз… – он снова, тварь, улыбался. – Два, – еще шире, потому что знал, что я выберу. – Три…

Я молча открыла ноут и запустила видео-чат. Подавись, облезлый петух!

– Не отключай связь, – приказал покладисто, даже сбавил давление в тоне. – Решила со мной в молчанку играть? Хорошо. Я тебе помогу, просто слушай и подчиняйся.

Я поджала губы, снова неосознанно куснула до боли и осторожно приоткрыла полы халата. Все тело горело, плавилось от желания. Безудержного и больного. Что он со мной делает? Что он со мной сделает, если я поддамся? Кем стану? А разве это важно, когда я такая, какая есть?

Отступление 2

Она смела мне перечить, противостояла до последнего, но я видел по густому румянцу, по закусыванию до крови нижней губы, слышал по рваному дыханию, что сука потекла. Да она больная! Такая, как я.

Ее прут эти игры. Осознание пришло неожиданно, и стало жарко. То есть она все это творила – чтобы ублажать свою страсть и похоть? Разрушала жизни ради удовольствия?

Я заставлю ее сейчас таять и наслаждаться, втяну в западню ласки и истомы, а потом ударю в сердцевину – уничтожу, сделаю так больно, что дышать не сможет. Как била она. Как жгла она мое сердце.

– Согни колени и подтяни их к себе, – приказал, занижая и замедляя голос. Программа искажения тембра включалась на мобилке автоматически, но я все равно старался не выдать себя. Она вслушается в особенности темпа и признает меня, а это мне не нужно. Тот импульс, когда ввалился в ее квартиру, больше не повторится – никогда не раскрою себя. Для этой твари я подготовил такой многоступенчатый план мести, что никому не пожелаешь ее участи, и менять задуманное не собираюсь. Афина будет отвечать. Будет страдать, как страдали те, кто клюнул на ее удочку.

Девка послушалась. Расставила порочно худенькие ноги, тонкие лодыжки оказались на расстоянии вытянутой руки. Иллюзорно близко, но так далеко от меня. Ну шваль же, что с нее взять? Раскрылась, представив моему взору напряженный бугорок клитора и узкую щель. И пусть соврет, что ее эти игры не возбуждают! Не по-ве-рю.

Удивляло только то, что за пару лет слежки, я ее ни с кем не видел. Никто ее не провожал, никто не бегал, не носил цветы, не водил в кино или театр. Всегда одна. Домой никого не пускала, в кафе или рестораны ходила, только если была деловая встреча. На работе держалась стервозно, отшивала мужчин по первому признаку ухаживания.

Что-то с ней не так. Я давно это осознал.

Афина поерзала, от этого камера выхватила ее вспотевший лоб и пряди влажных волос. Она больна. Почти сломана. Может, остановиться? Дать ей еще времени прийти в себя?

Нет, сука. Нет. Она меня не разжалобит своим видом. Пусть скажет спасибо, что у меня еще остались силы ее не убить.

Глядя в испуганные глаза цвета бездонного неба, на приоткрытый чувственный рот, в который хотелось вторгнуться, на дрожащие тонкие ухоженные пальчики, что опустились к средоточию порока, я едва дышал. Воздух в легких булькал и не хотел выходить наружу. Он будто нырял в меня, проникал сквозь грудную клетку, раздвигал ребра и давил вниз, на пах, наливая член. Я был голоден, возбужден, отравлен, но месть не давала расслабиться, толкала на следующий шаг.