Звезда для гитариста (СИ) - Билык Диана - Страница 27

От воспоминаний бросает в жар, прикрываю глаза и падаю на плечо Игоря затылком.

Горячие губы скользят по коже, язык ласково лижет шею, и зубы прикусывают кончики коротких волос.

– Я говорил, что ты охрененная? – шепчет Вульф, шумно потянув носом воздух, а мне хочется запрокинуть голову и поддаться ласке, почувствовать его язык, его власть. Его целиком.

Но я отстраняюсь. Он ранен, и нельзя перегибать палку, все это неизвестно, чем закончится.

– Давай без лишней ванили? – капитулирую, а сама подрагиваю от тягуче-обжигающих поцелуев за ухом. – Она сейчас не к месту.

– Эй, – дуется он наигранно, – она всегда к месту, если класть ее в десерт, а не мясо, – Игорь запускает пальцы в мои непривычно-короткие волосы, а вторую руку, что лежала на животе, заводит под футболку и по-хозяйски сминает грудь, выдавливая из меня стон. Крутит сжавшийся сосок и трет его между пальцами, заставляя скрипеть зубами от наслаждения и легкой колючей боли внизу живота и жара между ног.

– Тебе нужно отдохнуть, перестань, – почти рычу, сдерживая откровенные порывы налететь на него со всей мощью своей нерастраченной страсти.

– Боишься, что не выдержишь и нападешь?

– Самоуверенный баран! – поворачиваюсь к нему лицом, чтобы в шутку стукнуть, и замечаю, что в пальцах все еще зажат нож.

– Решила меня на шяшьликь пустить? – кривляясь, говорит Вульф и мягко касается губ. Совсем не боится меня, даже после того, как я грохнула одной пулей громилу. Игорь на несколько сантиметров отстраняется, изучает мое лицо пальцами, очерчивает скулы, гладит подушечками по щекам. Под его руками искрится ток, а я замораживаюсь и не могу противостоять. Вот бы зациклить этот час в бесконечность и никогда не бояться, что счастье закончится, потому что – вот оно – есть, и я могу его пощупать.

Игорь целует места, что изучал до этого пальцами, горячим дыханием опаляет кожу, заставляя меня трепетать и жаться к нему. Моя свободная и непослушная рука заползает по сильной шее на затылок, вплетаясь в темно-грифельные волосы, другая все еще крепко держит нож.

Так тяжело говорить, когда Игорь близко, губы с трудом размыкаются:

– Не приставай, а то увидишь меня в гневе, – шепчу и принимаю его невесомые поцелуи. Поглаживания по спине бросают меня в сильную дрожь и помогают забыть о том, что сегодня с нами произошло. Обо всем, что произошло со мной в жизни. Будто не было ничего плохого, только он и я.

– У меня яйца дня три звенели после твоего гнева, так что, я в курсе, – Игорь до острой, но приятной боли прикусывает нижнюю губу и скользит языком по деснам, дразня, распаляя. Слова, будто сладкие карамельки со стреляющим сахаром, влетают в рот: – Когда ты стояла в буфете и отрешенно смотрела на студента с четвертого курса, я выгнул вилку, разлил на себя горячий чай и чуть не сломал край стола от желания проредить ему зубастую улыбку.

– Ревновал? – возвращаю в его рот горячий воздух.

– Не-вы-но-си-мо, – снова кусает, на этот раз верхнюю губу и заползает языком глубже, раскрывая зубы. – Невыносимая булавка, – гудят во мне его слова, а тело протряхивает от желания вжаться, обнять, закинуть на сильные бедра ноги.

Когда он яростно захватывает мой язык, я роняю из ослабевших пальцев нож.

Нам хватает секунды, чтобы обернуться и убедиться, что позади все в порядке, и никто не пострадал. Благо Лисса давно утащила малыша от нас подальше.

– Ты ранен, Игорь, – скрещиваюсь с теплым взглядом моего невозмутимого защитника.

– Да плевать, – отвечает он сипло и на сигнал духовки реагирует быстрым отточенным движением руки.

Зато я замечаю, как Игорь кривится от боли в боку.

– Мне не плевать, – под ладонью его шершавая щека кажется теплее одеяла. – Давай, просто перекусим и ляжем отдыхать? Это нужно нам обоим.

– Думаешь, я так усну? – он немного отстраняется и показывает взглядом на свою натянутую ширинку.

Я неосознанно облизываюсь, а потом смущенно прячу лицо в ладонях и мотаю головой.

– Ты пока не готова, знаю, маленькая, не смущайся, – Вульф смеется. – Накорми мужика, а то я скоро тебя слопаю, как Красную Шапочку.

– Накормлю, если отпустишь меня.

Глава 38. Вульф

Мне нравится смотреть на ее вспыхнувший румянец, потому что намек на минет Вера поняла, но спрятала ответ за прикрытыми глазами. Обожаю любоваться на движения губ, когда она тянется откусить горячий бутерброд, на белые зубы, что до сочного хруста впиваются в хлеб.

– Не смотри так, – булавка кладет руки на стол, сдавливая балык и сыр между подсушенным тестом, и смотрит с осторожностью на мои губы, соскальзывает вниз, ласкает плечи взглядом и снова облизывает неосознанно уголок рта.

– Вера-Ника, я не могу спокойно сидеть, когда ты так близко и так зажигательно облизываешься…

А она, как нарочно, проводит языком по пальцам, чтобы убрать остатки соуса.

– Чай? –  неуверенно выдает, а сама смотрит вниз, на линию моего живота. – Игорь, ты точно в порядке?

– Более чем, – поправляюсь и длинно выдыхаю. – Ты спишь сегодня наверху, а я на диване, потому что… – грызу хлеб и киваю на декольте и грудь, что острыми сосками натягивает светлую майку в облипку. – Короче, я до утра не доживу, если ты будешь слишком близко, – пожимаю плечами.

– Озабоченный, – хрипит Вера и накрывает покрасневшую щеку ладонью, отходит к плите, чтобы разлить чай.

– Нет, – отправляю в рот колечко огурца и жую с резким «хрум-хрум». – Я просто не люблю скрывать то, чего хочу. А хочу я… – вдыхаю и жду, когда она обернется через плечо, – тебя.

– Больной, у вас дыра в боку, – она ставит передо мной чашку с горячим напитком, а сама отстраняется и отходит к двери. – Я пойду. Не буду тебя… искушать.

И исчезает в коридоре, оставляя меня с диким жаром в трусах и темными мыслями в голове.

– В шкафу возьми футболку! – кричу вслед и откидываюсь на стену, утыкаясь затылком в край настенной лампы. Рычу от боли в голове, спине и штанах. Я хочу пойти за ней, но понимаю, что швы разойдутся, стоит только качнуть сильнее бедра и потянуть Веру на себя. Он одних мыслей в рту просыпается вулкан, кажется, что я сейчас огнем дышать начну.

Нет, нужно терпеть, завтра я должен быть в форме. Да и Вере нужно время, я вижу, как ей сложно ко мне привыкнуть, как дергает ее прошлое, как в глазах искрится старая боль. Я должен быть терпеливей.

Но, когда сбрасываю посуду в мойку, смахиваю на ладонь крошки со стола и нехотя топаю в гостиную, чтобы завалиться спать, я нахожу булавку на диване, завернутую в калачик и укрытую полосатым пледом, что связала мне Настюха. Булавка решила, что мне здесь будет неудобно, и оставила мне широкую постель наверху. Я хочу поднять ее, заставить послушаться, но, потянувшись к плечу, понимаю, что девушка уже крепко спит, а я – сейчас инвалид и отнести ее сам не смогу. Хотя она и перышко, но прострелы под ребром дают о себе знать.

Направляюсь к лестнице, и в голову врезается жуткая мысль, бросающая меня в лютый холод. Вера утром сбежит. Я буду сладко спать, а она шмыгнет в дверь, и я ее не найду больше. Потеряю навсегда. Нельзя этого допустить. Не отпущу. Вместе влезли в это дерьмо – вместе и выберемся.

Диван не лучшее место для моей больной спины и большого роста, но я его покупал не для лилипутов – поместимся. Аккуратно ложусь рядом с Верой, прижимаясь к узкой спине. Рука сама тянется к плоскому животу, даже через ткань футболки чувствую, какая гладкая у девушки кожа. Мне и укрываться не нужно – она такая горячая, как только пар не идет.

Стояк на всю ночь обеспечен, потому я стараюсь не двигаться, закрываю глаза и заставляю себя отключиться. Фокусируюсь на ноющей боли в спине, чтобы прогнать кровь куда-то в другое место, не в пах, но оно, зараза, не помогает. Нихрена не помогает. Девушка так вкусно пахнет, так тихо дышит, что у меня мурашки идут по телу от ее близости.

Веру из своих объятий не выпускаю всю ночь, даже в дреме. К утру она от моего жара покрылась испариной, тонкий трикотаж облепил ее соски, и мне в полутьме их отчетливо видно. От скрипа моих зубов можно проснуться, но булавка так устала, что даже не пошевелилась ни разу. Только неосознанно переплела наши пальцы и сдвинула мою руку ниже.