Атради (СИ) - Кармон Карин "Karin Carmon" - Страница 51

— Можно, — он сцепил руки в замок, закинул за голову, уставился в потолок. Помолчал, словно сомневаясь в своих словах или подбирая подходящие. — Можно. Несмотря ни на что. Только всё иначе. Вечность видоизменяет некоторые понятия. Грани стираются. Биологическая разница несущественна. Я не делал ничего из того, что положено отцу. Я никогда им не был. Зато мы натворили достаточно, чтобы угробить хорошее отношение друг к другу, и это уже вряд ли интересно тебе. Но всё-таки твоё первое недосказанное «не» — ошибочно.

— Пусть. Вы всё равно не похожи на семью. Вообще на людей. Наверное, ваши чувства, отношения, восприятие давно атрофировались. Вы не способны любить. А те, кто умел, разучился. Вы… Вы… — Мира почувствовала прилив неожиданной ярости. Беспричинной, потому что Алэй ничего плохого ей не сделал. И уж точно не был виноват в том, что существуют атради. Что Ллэр её спас, что стал ближе, чем должен, но оказался вечным и недоступным. Что она для него была и будет морской свинкой. — Вы, как заевший диск — снова, снова, снова. Движетесь не вперёд, а по кругу. Бессмысленно. И других втягиваете. Таких, как мы. Используете, а потом бросаете умирать и забываете. Находите новых, всё повторяется. И будет повторяться всегда. Как этот ваш Маррен! Вы не осознаёте, как это ужасно. Вы… Вас… — Мира поняла, что злится на себя, потому что не готова смириться, потому что лезет туда, куда не стоит соваться. Зачем-то ищет оправдания, хотя знает, что никогда не согласится стать ничего не значащим мигом. — Вас всех нужно запереть в Тмиоре, как в клетке и… — Мира осеклась. Успела заменить едва не сорвавшееся с губ «уничтожить» на другое, — не выпускать отсюда никогда.

— Ты права, — тихо сказал Алэй. — Почти во всём — права. Мы, как заевший диск. Мы не похожи на семью. У нас нет и не может быть цели. Мы не способны идти вперёд, потому что впереди нет ничего, что не встречалось бы раньше. Мы связываем своё существование с другими, чья жизнь — песчинка. Уходим, оставляя их умирать. Или остаёмся до конца, чтобы уйти после. Но сути это не меняет. Мы — уходим. Их будут сотни, может быть, тысячи, больше. Просто знакомых, близких друзей, временных союзников, случайных встречных. Всех не запомнишь. Даже не так — почти всех рано или поздно забудешь. Нас надо запереть в герметической комнате и выкачать оттуда воздух. Впрочем, думаю, наши тела найдут выход. Адаптируются. Даже в самой безнадежной ситуации. Я пробовал. Я понимаю, — он замолчал. Пристально посмотрел Мире в глаза. — Всё. До конца. Понимаю. Это очень глубокий и очень чёрный колодец. Но на дне ждёт не смерть, а осознание другого — если бы всё случилось снова, даже зная финал — я всё равно поступил бы так же. И Ллэр тоже.

Да, Ллэр тоже. Мира не сомневалась.

Но выход есть. Их всех необходимо уничтожить — она сумела сказать это, пусть и не произнесла вслух. И понять — она не просто готова, она хочет это сделать. Может. Чтобы научить всех атради ценить каждый миг, каждую долю секунды. Чтобы заставить поверить — конец существует. И что бы сейчас ни говорил Алэй, он заслуживает конца. Настоящего. Как и его сын.

Мира вскочила, вскинула руки, направив заструившийся из раскрытых ладоней фиолетовый свет прямо на Алэя. Зажмурилась, не желая видеть и запоминать последний взгляд, когда он поймёт, что она задумала.

И в этот момент притихшая внутри «вторая Мира» снова проснулась, напомнила о себе раздирающим вены противоречием. Она явно не разделяла намерений убивать. Мира оцепенела, каждой клеточкой ощутив знакомое, покалывающее в крови сопротивление. Казалось, целую вечность пыталась подчинить вторую себе, пока не сдалась — та, что внутри опять оказалась сильнее, опять знала, как. Только не учила, а делала вместо неё.

Мира открыла глаза. Плотная занавеска жалко висела на кончике, в разбитое окно проник солнечный свет. Лизнул горячим языком ладони, отразился, окутывая Алэя в оранжевый, блестящий кокон. Неподвижное тело медленно приподнялось над кроватью и так и застыло.

Она вдохнула, задерживая дыхание. Подчинилась, полностью отдаваясь во власть «второй». Поняла, что должна делать и когда остановиться. В полной тишине опустила руки, посмотрела на Алэя — он уже не парил в воздухе, а стоял на полу. Тело больше не светилось, огненные искрящиеся лучи исчезли.

— Как?.. — Голос принадлежал не ему и прозвучал подобно взрыву. — Что?..

Мира оглянулась. Роми была сама на себя не похожа и наконец-то смогла удивиться. Даже не сразу нашла способ выразить: в округлившихся глазах плескалось изумление пополам со страхом.

Что-то с грохотом возвестило о падении, и Мира снова повернулась к Алэю. Он покачнулся. Вцепился рукой в спинку коляски, но устоял. Роми в миг оказалась рядом, подставила ему плечо.

— Ты… Алэ… Как… Что она?..

— Всё в порядке.

— Чёрта с два! — Роми не слушала. Переводила растерянный взгляд с Миры на Алэя. — Чёрта с два… Сядешь?..

— Рэм! — Алэй повысил голос, но не помогло.

— …нет? Что с тобой?! — теперь Роми глядела вновь на неё.

Мира же не смогла удержаться на ослабевших вдруг ногах и почти рухнула на пол, нелепо цепляясь за покрывало.

— Успокойся, с ним всё будет в порядке, — выдохнула она.

— Я спокойна. Я…

— Ага, заметно, — хмыкнул Алэй, и Роми замолчала. — Нет, всё-таки сесть — хорошая мысль, помоги. — Уже на краю кровати он несколько раз осторожно распрямил и снова согнул ноги в коленях. — Отвык, больно. Только не надо и это лечить, — улыбаясь, Алэй посмотрел на Миру. — Похоже, ты тоже не очень-то веришь в смерть, как выход.

— Верю, но… сложно.

Он покачал головой.

— Когда веры достаточно — нет. Умереть на самом деле легко.

— И эгоистичнее, — буркнула Роми.

— Убить… сложнее, чем умереть… — с трудом, очень тихо, почти шёпотом, проговорила Мира. Закашлялась.

— Кто кого собрался убить? — Роми смотрела на неё сверху вниз.

— Я… его.

Кашель усилился — грудь будто сжали в тиски и проткнули раскалённым железом. Мира сделала над собой усилие, сипло хватая ртом воздух. Опять закашлялась — на этот раз сильнее. Отняла от губ ладонь и ужаснулась — перед слезящимися глазами плясали алые пятна.

Ей показалось, что вновь повисла невероятная, тяжёлая тишина. Потом Алэй медленно, словно через силу, спросил:

— Ты что натворила?..

— Это вирус… Так… — она сглотнула. — Так уже было. Дома.

Так было — Мира помнила. Слабость, неожиданные головокружения, холодный пот крупными каплями на лбу. Потом кашель. И кровь.

В первый раз она испугалась. Потом сумела убедить себя, что всё ерунда. Обычная простуда, пройдёт. И действительно прошло — ненадолго. Кашель и слабость вернулись. В итоге она оказалась в больнице, где, очнувшись в белоснежной палате, увидела над собой синие счастливые глаза и довольную улыбку.

— Всё будет хорошо, — пообещала Таль.

Мира прикусила губу. «Всё будет хорошо» оказалось ложью. Адан прав — она смертельно больна. Она умрёт. Уже умирает — на глазах у опешивших вечных, которые продолжат жить и скоро забудут о ней. Может быть, расскажут Ллэру. А он вряд ли расстроится. И тоже обязательно забудет. Или нет, но его жалость — слишком мало. И слишком унизительно.

Мира попыталась встать — на удивление получилось. Цепляясь за кровать, удалось удержаться на ногах, медленно выпрямиться, посмотреть им в лицо.

— Прощайте.

Глава 20. Самый древний атради

Небольшая комната, где их с Ллэром оставили дожидаться новых данных, не понравилась с первого взгляда. Здесь, как и везде в Институте крови, использовался какой-то особый вид солярной энергии, от соприкосновения с которой вены не зудели так, как в доме у Таль и в собственной квартире. Только это не меняло общего впечатления — слишком много пластика и стекла вокруг, чересчур вычурно, броско. После огромного зала — ещё и тесно.

Прямо над ними нависал невысокий потолок ярко-красного цвета. На длинных чёрных шнурах болтались грязно-белые шары. Видимо, лампы, хотя совершенно не похожие на обычные светодиоды. Прямо на молочные стены чья-то неуёмная фантазия в виде украшения налепила рельефные спирали в той же цветовой гамме: пронзительно белые и невыносимо красные.