Атради (СИ) - Кармон Карин "Karin Carmon" - Страница 47

Перепад светотени не мешает разглядеть ей того, кто заговорил. Он тоже босиком, чёрные брюки закатаны почти до колен, будто он ходил по воде, когда перенёсся сюда. Белая рубашка застёгнута всего на пару пуговиц, рукава — тоже закатаны. Щурится, в отличие от Роми ему свет мешает.

Он делает шаг навстречу. Вверх, пока только на одну ступеньку.

Она помнит — ему интересно. Он думает, что умер, но любопытство берёт верх над любой другой эмоцией, положенной в подобной ситуации.

Роми боковым зрением замечает тень позади себя.

— Покажи мне ещё, — просит Мира. Её голос звучит совсем рядом. Тихий, настойчивый, ему невозможно не подчиниться.

Мира здесь? Внутри её памяти? Обдумывать нет ни сил, ни желания. Противиться тоже не выходит, хотя вспоминать не так легко.

— Он будет много расспрашивать, будет рассказывать сам, — бормочет Роми. — А потом скажет, что раз это не жизнь после смерти, то хотел бы вернуться домой и обо всём забыть. Я подумаю, что он так и не понял ничего из того, что я говорила. Или не поверил. Буду пробовать объяснить, что ничего не получится, что его сила будет вновь и вновь восстанавливать воспоминания, вновь и вновь выбрасывать его в Плешь. Сколько раз ни подправляй память. Но Алэй будет настаивать.

— Хорошо, — шепчет стоящая в центре зала Роми, сдаваясь. — Ты меня уговорил.

Алэй берёт её за руку. Потом — за вторую. Она не ждёт этого, как не ждёт и того, что он посмотрит ей в глаза, сожмёт ладони.

Роми помнит этот взгляд. Её будто обожгло. Алэй в тот момент был счастлив и смог поделиться чувством с ней. Она знала, что не имеет отношения к тому, что с ним творится. Но это потеряло значение. Ничего не умея, никогда не пользуясь данной ему силой — он окунул опешившую атради в тёплые волны чего-то невероятного.

— А потом? — спрашивает Мира. — Что было дальше?

— Дальше? Дальше я могу с уверенностью назвать миг, когда впервые задумалась о смерти. Когда испугалась её.

Роми послушно продолжает показывать.

Тёмный зал рассыпается звёздным небом.

Она наблюдает со стороны. Видит, как Алэй шагает в Плешь прямо с пляжа, что он упал в воду и мог бы захлебнуться, если бы отсутствие сознания заняло больше нескольких секунд реального времени. Роми хочет выйти к нему, помочь, — и плевать, что близость атради гарантированно разбудит приглушённые воспоминания. Гарантировано не позволит Алэю вернуться к оставленной жизни. Но он не один. К нему уже спешат.

Роми остаётся в Надпространстве, так её не заметят, а она не потревожит биополе Алэя. Так она может находиться рядом столько, сколько понадобится, чтобы убедиться — с ним всё будет в порядке.

— Алэй! Господи… ты!.. — Девушка, невысокая, хрупкая, похожая на подростка, выбегает на берег словно вихрь. Падает на колени в воду, пытаясь помочь встать. Роми не уверена, что она справится: Алэй намного крупнее, но вмешаться означает проявить себя. Это не то, чего бы он хотел. — Куда тебя понесло? Мы же договаривались! Ты же обещал!

— Илара? — голос Алэя звучит глухо, растеряно. Роми знает, что сейчас происходит в его голове — он ничего не помнит и не понимает. Пока. Ему кажется, что-то должно быть, что-то ускользает. Но ухватить мысль не получается и не получится. — Что я… Где?..

— Ты сказал, что тебе нужен свежий воздух. Это разве воздух? Зачем ты пошёл к воде?

Илара бормочет что-то ещё.

Роми помнит, она тогда перестала прислушиваться, вникать в слова. Решила, что подправленная память Алэя бунтует, рвётся наружу, и поэтому он растерян, поэтому ему так тяжело встать, что он, опираясь на плечо расстроенной Илары, сначала садится в воде. Шумно дышит, переводит дыхание и снова глубоко, медленно втягивает воздух. Будто пытается сдержать кашель.

Не сдерживает, и Роми видит кровь.

Песчаный берег исчез. Она снова в Тмиоре.

— Я сбежала. А потом долго не могла заснуть, — тихо поясняет Роми невидимой Мире.

— Покажи ещё, — требует она.

И память обрушивается на Роми с новой силой.

Ночь. Обе Луны прячутся за горизонтом. Так бывает крайне редко — ведь большая слишком огромна, чтобы полностью исчезнуть с небосвода, но сейчас, разве что долго присматриваясь, можно разглядеть куцый бочок над самой листвой.

Темно.

Роми сидит, обхватив колени руками, на не таком уж и широком парапете, на самой верхней террасе. Стоит пошатнуться, и можно весело спикировать вниз, переломать руки-ноги и потом долго и скучно зализывать раны. Её трясет.

Атради нет необходимости понимать биологические процессы в организмах людей. Но для того, чтобы понять, насколько всё плохо, не нужно быть специалистом.

Роми пытается разобраться в собственных мыслях, навалившихся неожиданных эмоциях. Прячется за простой вопрос: как кто-то, кому отмерено так мало, может отказаться от того, чтобы обмануть смерть? Но единственный результат всех размышлений — иррациональный страх не за себя.

— Я объявила остальным Смотрителям, что какое-то время буду следить за Плешью сама, — рассказывает Роми невидимой Мире. — Возражающих не нашлось. Через три дня Алэй снова стоял передо мной. Он вспомнил всё и опять попросил вернуть его домой. Я опять попыталась его отговорить.

Они сидят на ступеньках, ведущих к пыльному трону. В центре всё того же гигантского зала — Плешь Алэя так и будет представать в одном и том же виде, раз за разом.

— Ты была права.

— Я знала, что говорю. Ты силён.

— И от этого не избавиться?

— Предпочтёшь умереть?

Алэй долго смотрит на неё. Будто спрашивает — что ей известно. Роми молчит в ответ. Она так и не сказала ему, что пошла следом, потому что тогда пришлось бы признаться, что сбежала. Что испугалась. Что никогда ещё не верила в смерть так, как в тот день.

— Ты не понимаешь, Ромиль. Я в любом случае умру. Будь ты Ангелом, Встречающей, Смертью во плоти или бессмертной из другого мира — это всего лишь семантика. Суть не меняется. Ты — вестник, что меняет жизнь. Одна заканчивается, другая начинается. Иная. Бесконечная. Что это как не смерть?

— Но ведь ты остаёшься самим собой!

— Нет. Новым. Другим. Моя у меня будет только память. И вернуться к тому, что оставлю, к своей семье, своей жизни, я не смогу.

— Сможешь.

— Не стану, — Алэй качает головой.

— Это другое дело.

— Но тем не менее — тоже смерть. И это больно. Больнее, чем по-настоящему. Для них.

Он не знает, что известно Роми, но, видимо, предполагает, что гораздо больше, чем она говорит. Роми же не спешит признаваться, что уже выяснила всё об Иларе, девушке, на которой он женился чуть ли не сразу после школы. О его книгах, о брошенных увлечениях. Нет, конечно, не всё, только факты, которые почему-то кажутся не главным — и подобные мысли тоже непривычны.

— Значит, лучше совсем ничего?

— Я этого не говорил. Ты дашь мне время?

— Ты не послушалась? Неужели украла его у Илары и приволокла в Тмиор? — Осуждающие нотки в голосе Миры мигом превратили образ Алэя в разноцветное конфетти. — А потом повторила то же самое с Ллэром?

— Я не крала… Я не… Что?

Мир, воссозданный из памяти, пропал. Роми снова сидела в комнате на пуфе рядом с Мирой. Но её частичка всё ещё была там, в воспоминаниях. На берегу и в Плеши. Всё ещё заново переживала то, что случилось века назад, всё ещё испытывала сбивающие с толку чувства, эмоции.

Она не крала его. Того, что случилось, она никогда не хотела, не просила, не могла представить, что так будет. Не смогла отказаться. Не понимала — почему должна?