Ледяная могила
(Роман приключений) - Жиффар Пьер - Страница 16

В три часа дня приступили к раздеванию трупов и осмотру вещей. По этим вещам удалось точно установить личности Уильямса, Догерти, Бейли, Чепмена и Грандсона. Оставался неопознанным только один; но это, вполне очевидно, был не кто иной, как Хобби, упомянутый в списке на доске, найденной внутри кэрна.

Тела погибших были после оттаивания тщательно вымыты. Затем, посредством впрыскивания в кровеносные сосуды и ткани, тела пропитали сильным противогнилостным средством. После этого их положили в гробы.

Напоследок собирались заняться телом Джорджа Макдуфа, как вдруг со стороны судна донесся громкий, отчаянный крик, заставивший матросов сломя голову выбежать из барака.

На палубе судна стоял Мендез Лоа и вопил во все горло испанские и английские слова и фразы, призывая Непорочную Деву и всех святых. Он казался обезумевшим. Он знал, что никто из американцев не говорил по-испански и, как умел, кричал по-английски:

— Му dear Quoniam is dead![5]

И он все повторял это слово:

— Dead, dead!

— Как?.. Квоньям умер?!.. — переспрашивали его пораженные матросы. Многие из них тотчас побежали доложить докторам, которые продолжали осторожно снимать одежду с трупа Джорджа Макдуфа. При известии о смерти Квоньяма они прервали свою работу, и Макдуф сказал Свифту:

— Идите туда поскорее, Манфред! Мы потом покончим с этим делом! А теперь идите туда! Я последую за вами!..

Манфред бросился бежать. Макдуф заторопился вслед за ним. В каюте ботаника уже находился капитан судна, и это явно раздосадовало Макдуфа.

— Заприте дверь на замок! — крикнул он своему ассистенту.

Он подошел к койке, приложил к сердцу скончавшегося одно, потом другое ухо и затем, выпрямившись, сказал:

— Умер!.. Освидетельствуйте и вы, Манфред.

Ассистент наклонился, стал выслушивать. Он то и дело сменял одно ухо на другое, словно не доверяя себе. Обследование длилось, длилось без конца. Макдуф стоял в стороне, вперив в ассистента свой хищный взгляд. Его внешность, вся его фигура в эти минуты могла бы испугать самого спокойного наблюдателя. Он чему-то глубоко радовался, он торжествовал, весь трепетал от торжества…

А Свифт все прослушивал, все никак не мог закончить, все, казалось, колебался. Загадочная радость Макдуфа быстро сменилась сильным раздражением.

— Вы что же это, Манфред, — насмешливо обратился он к ассистенту, — не научились до сих пор распознавать, жив человек или умер?

— Мне все кажется… — начал с видимым замешательством Свифт.

— Что же вам кажется? — резко перебил его Макдуф.

— Мне кажется, что можно еще различить слабое биение сердца…

— Вам чудится, Свифт!.. У вас галлюцинации!

— Уверяю вас, доктор! Когда вы выслушивали, наступила, вероятно, временная остановка; а потом…

— Я слушал — сердце молчало; а вы начали слушать — и оно снова затикало?.. — проговорил Макдуф с едкой усмешкой.

Он вновь склонился над телом ботаника, внимательно прослушал его и сказал ассистенту:

— Повторяю вам, что он мертв! Потрудитесь еще раз выслушать и постарайтесь же, наконец, прийти к окончательному мнению. Ведь нас ждут! Надо составить законный акт о смерти.

Манфред Свифт поспешно приник к телу и с минуту слушал с минуту. На сей раз его мнение совпало с мнением учителя. Он больше не сомневался.

Капитан Кимбалл, все время с беспокойством и недоумением следивший за этим странным ученым спором, выслушал окончательное заключение докторов и вышел из каюты. Макдуф снова запер дверь на замок.

— Что с вами? — обратился он к своему ассистенту. — Вы, очевидно, не поняли того, что я толковал вам, о чем сказал с самого начала?..

— Виноват-с, я хорошо понял вас, как мне кажется. Вы говорили, что если тело вашего сына будет найдено в совершенно невредимом состоянии, а под руками будет свежий труп только что скончавшегося человека, мы постараемся пересадить сердце умершего, привить его вашему сыну… Это была гениальная мысль!

— Ну-с?..

— Я, конечно, ответил вам, что эту дивную операцию испробовать стоит, если представится случай, и что она, вероятно, будет успешна. Но ведь для этого нам был прежде всего нужен свежеумерший человек. Некоторое время я думал, что случай посылает нам зоолога Гардинера. Но он внезапно стал поправляться. Вы сами же так решили… Ну… потом я понял, что зоолога нам заменит ботаник с его любовными напастями. Но ведь надо же дождаться его смерти!.. А он еще жив!..

На лице доктора появилась ироническая и презрительная усмешка.

— Дожидаться, пока он не умрет? — ответил он. — Вот этого-то я и опасался, Манфред. Выходит, что вы меня поняли только наполовину… Что же, позвольте вас спросить, — что же нам делать с сердцем человека, который совсем умер?.. На что оно нам? Ведь мы с вами не собирались повторять жалкие опыты Карреля — брать второстепенный орган у мертвого животного и прививать его живому животному. Поймите, речь идет о человеке, а не о животном, и не о второстепенном органе, а о сердце. Речь идет о безумно смелом опыте пересадки органов, о невероятной операции. Вдобавок, дело сводится к тому, чтобы воскресить умершего. Поймите это: отец собирается воскресить своего погибшего сына! Тут представляются такие трудности, так велика возможность неудачи, что нельзя пренебрегать никакими шансами на успех. Нам нужно не мертвое, а живое сердце! Вы сами понимаете, что, если человек умер, ну, хотя бы всего только двенадцать часов тому назад, то нам нечего и время терять, принимаясь за такую операцию. Она будет наверняка безуспешна! А я хочу, чтобы она была успешна! Я должен быть в этом уверен!.. Да, наш ботаник еще жив, хотя и может быть выдан за мертвого. Это-то и обеспечивает успех задуманного нами!

Ассистент молчал, терзаемый мучительной нерешительностью.

— Теперь подумайте, — продолжал демон-искуситель, — какая же тут разница? Ну хорошо, подождем до завтра; завтра он умрет; но с ним умрут и все наши надежды. Это же мертвый человек; вы сами врач и сами это понимаете. Я и спрашиваю вас: какая разница для него — взять ли сердце сейчас или подождать несколько часов? Его уже нет, сознание не вернется к нему; он труп и теперь. Для нас же в этих нескольких часах вся сила и вся суть, на этом пункте зиждятся все шансы нашей удачи. О чем же нам задумываться, из-за чего колебаться? Речь идет о воскрешении человека и об успехе самой знаменитой операции, о какой хирурги наших дней и мечтать не смели. Вспомните, какую славу мы с вами разделим, если эта операция удастся! В летописях науки не будет более славных имен, нежели наши!

— Учитель, — ясным и твердым голосом прервал его Свифт, — с меня достаточно того, что вы сказали. Я ваш и последую за вами всюду, куда вы меня поведете. Я счастлив и горд тем, что приму участие в таком славном научном подвиге. Я сейчас, при вас, совершил неосторожность, но при вас же и искупил ее. Рассчитывая воскресить вашего сына, вы хотели влить в его жилы вашу кровь. Это не годится, вы человек старый. Я отдаю в ваше распоряжение всю свою кровь.

— Вот это дело! Теперь я вижу перед собой настоящего ученого и горжусь им, поскольку он мой ученик. Не будем же терять время. Позовите капитана.

Вскоре Свифт вернулся в сопровождении Кимбалла. Капитан произнес несколько обычных соболезнующих слов, прибавив, что молодой ботаник пал жертвой сурового климата и злоупотребления морфием.

— Тут было всего понемногу, — отозвался Макдуф, открывая тело покойного, покрытое сотнями точек — маленьких следов иглы шприца. После непродолжительного молчания капитан спросил врачей, пришли ли они к согласию относительно смерти Квоньяма.

— Судите сами, — ответил Свифт, взяв палец Кимбалла и прижав его к руке умершего.

— В самом деле, пульса нет, — сказал Кимбалл. — Эх, бедняга! Исполнилось-таки его желание! Помните, как он вчера говорил, что хотел бы сегодня умереть?.. Ну, что же! Надо составить акт. Мы, конечно, отвезем его тело на родину вместе с прочими.