Могильщик. Цена покоя (СИ) - Башунов Геннадий Алексеевич - Страница 66

— Лучше? — спросила Свиша, улыбаясь.

— Угу, — промычал Велион.

— Дай посмотрю.

Она отняла от живота могильщика холод.

Велион краснел всё сильней. И всё сильней чувствовал возбуждение. Ему не нравились такие женщины, как Свиша — чуть полноватые, грудастые, с по-деревенски грубоватыми лицами. У неё были мозолистые ладони и сутуловатая от тяжёлой неженской работы спина. Но тело реагировало на неё, как на писаную красавицу. В тот миг он хотел её, но стеснялся этого, не зная, что делать. У него были женщины раньше, но трое из четырёх были проститутками, а первая, владелица постоялого двора, куда он сунулся спустя неделю после побега из Храма, совратившая его в буквальном смысле, была старше его вдвое и мало чем отличалась от проститутки, разве что «давала» бесплатно.

Подняв глаза, Велион понял — Свиша тоже хочет его. Он сглотнул слюну, протянул руку…

Но она всё поняла сама. И сделала тоже всё сама.

Отставила крынку с водой, быстро и уверенно стянула с Велиона штаны, затем через голову сняла с себя платье. Могильщик увидел её полную чуть отвисшую грудь, живот, бёдра. Подался к ней навстречу, положил ладонь на грудь, провёл большим пальцем по соску, поцеловал. Её шершавые руки прошлись по его спине…

А после… После был вечер, ночь… Время блаженства, экстаза и — счастья.

Могильщик, проклятый выродок, и молодая вдова были счастливы. В тот миг они были вместе. И были нужны друг другу.

Они лежали вместе, едва умещаясь на узкой лежанке. Он гладил её голову, лежащую на его груди. На сердце было радостное, опустошающее спокойствие.

С того дня они засыпали и просыпались вместе. Работали в огороде, на небольшом поле, управлялись со скотиной. Время шло быстро, дни мелькали один за другим, закаты с ошеломляющей скоростью сменялись рассветами.

Это длилось две недели.

Глава шестнадцатая. Неотправленное письмо

— Новый хахаль, — повторила бабка. — Тощий, чёрный, как ворона. Ага. То пацанов всё наших да мужиков, тьфу, мать её, бесстыдница себе под юбку пускала, а теперича всё бродяг в постель ташшыть.

— Кого? — переспросила вторая, такая старая на вид, что удивительно было, как дух всё ещё держится в тщедушном теле.

— Наёмников, говорю. В прошлом месяце да ищо в позапрошлом наёмники у неё жили. Один старый уже, а второй молоденький, да только руки у него не было. А теперича бродяга какой-то, я его вчерась в огороде видела. Ой, как глянул на меня, как глянул! Зенки сверкають, харя злющая. Колдун, как пить дать, али оборотень какой. То-то он к ней, потаскухе, и пришёл, самая пара — колдун и потаскуха.

— Кого?

— Да Свиша, говорю тебе…

Велион ушёл, пока бабки его не заметили. Он был зол на себя за то, что остановился, когда в первый раз услышал имя Свиши.

Могильщик ходил за солью в таверну. Да ещё купил немного пива и свежей рыбы. Денег у него было немного, всего пять грошей, он приберёг их для того, чтобы дойти до следующего могильника, но сегодня решил не жаться. Тем более после того, как Свиша достала откуда-то три позеленевших и измятых медяка и сказала, что пойдёт за солью. Тогда он вызвался сходить сам, а вдова его не хотела пускать, несла какую-то околесицу. Но могильщик взял деньги и пошёл сам. Велион бы и раньше их достал, но до этого момента он был уверен: крестьяне живут только за счёт своего труда, и деньги им особо не нужны, ведь даже налоги можно было выплачивать зерном или мясом — в городах частенько не хватало еды. Оказывается, нет. Велион впервые задумался о том, что всё куда сложнее, чем кажется ему… когда-то казалось. Крестьяне живут за счёт своего труда, но кто добывает им соль, делает серпы и мотыги? Велион, идущий в таверну, казался смешным Велиону, из таверны возвращающемуся. Может, он начинал взрослеть?

А он даже на себя начал примерять роль крестьянина…

Колдун и деревенская потаскуха. Нет, могильщик и деревенская потаскуха, какая пара, а? Выродок без кола и двора и вдова, у которой под юбкой перебывала половина села. Отлично, просто прекрасно. Будь здесь кто-нибудь поумнее местной быдлоты, надорвал бы животик от смеха. Да самому Велиону уже почти хотелось смеяться, уже второй раз за день. Смеяться… сквозь слёзы. Это тоже этап взросления. Он ведь понимал, что здоровая женщина не сможет прожить без мужика. Не только в физическом плане. Это же деревня. Ей требуется мужская рука, ведь есть вещи, которые она сделать просто не в состоянии. На бескорыстную помощь в наше время рассчитывать нельзя, прошли послевоенные времена, когда каждый был готов помочь почти каждому, благодаря чему человечество выжило и почти восстановило прежний уровень жизни. Теперь за всё надо платить. А чем могла заплатить Свиша?

Ну нахрена он сам пошёл в деревню?

Нет-нет, это не было его первой встречей с деревенскими, могильщик видел нескольких раньше, но в саму деревню зашёл впервые. И теперь жалел об этом. Умом-то он понимал — всё когда-нибудь вскрылось бы, правда имеет обыкновение выскальзывать шилом из мешка в самый неподходящий момент. Но всё его естество твердило о том, что если бы он не пошёл сюда, всё было бы хорошо. Всё было бы хорошо. Здесь и сейчас. А что случилось бы после — плевать. Хотя, может быть, всё было бы куда хуже… а куда хуже?

Бы… бы… бы… Халки говорил, что история не знает слова «бы».

Велион брёл по узкой пыльной дороге, глядя себе под ноги. Ему казалось, будто все жители деревни сейчас смотрят на него из окон своих домов, из-за плетней и кустов малины и смородины. Смотрят и смеются, презирая.

На дороге, около самого большого дома в деревне, стояли трое мужиков. Они что-то яростно обсуждали. Когда могильщик приблизился к ним, они, замолчав, начали пристально его изучать.

«Меня обсуждали, — мелькнула в голове злая и горькая мысль. — А когда я пройду мимо, продолжат. Будут смеяться надо мной, хихикать, подшучивая над тем, как я ночую с подстилкой. Если бы у меня сейчас был меч, я бы заткнул им глотки, да так, чтобы они никогда больше не смогли…»

Он ужаснулся своей мысли. Ужаснулся… и понял, что убийство действительно погасило бы злость в нём. На время, но… Нет, никого убивать он не собирался. Этого просто нельзя было допустить. Прошло то время, когда убийство не значило для него ничего. Он заставил себя измениться и не собирался возвращаться в те мрачные и кровавые дни.

Когда Велион поравнялся с мужиками, один из них, высокий, седобородый, окликнул его.

— Что? — угрюмо спросил Велион, приостанавливаясь.

— Я Гаран, голова этой деревни, — произнёс седобородый, подходя к могильщику поближе. — А тебя как звать, милсдарь? — По его виду он хотел произнести «сопляк», но всё же выдавил из себя вежливое обращение.

— Велион.

— Мы здесь, — прокашлявшись, начал говорить голова, — обсуждали случай, произошедший две недели тому. Какой-то могильщик убил двух и покалечил несколько человек в деревне неподалёку. Они забрасывали его камнями, но он продолжал идти, как бы и не реагируя на всё это. И тогда один из них, мальчишка, зашвырнул в могильщика дерьмом. Ну а чем кончилось, я уже сказал. Вот мы и думали, ты… милсдарь, человек бродячий, может чего слышал? Или бывал в той деревне?

— Ага! — раздражённо вставил один из стоящих невдалеке собеседников головы. — А тамошний староста даже погоню не выслал. Вот если бы ты чего видел, уж мы бы…

— Заткнись, — холодно оборвал его Гаран. — Хотя это правда. Тамошний староста действительно не стал высылать за могильщиком погоню, хотя многие требовали расплаты за содеянное бродягой.

— Староста сказал, — снова вмешался тот же собеседник Гарана (второй помалкивал, ковыряя носком сапога кучу коровьего дерьма с видом человека, которому всё до фени), — что сами виноваты. Мол, хватит ему жертв.

— Заткнись. Действительно, тамошний голова так и сказал, присовокупив к этому то, что дети не пострадали, только порядком наелись из той же кучи, из которой брали дерьмо, чтобы кидать в могильщика.