Могильщик. Цена покоя (СИ) - Башунов Геннадий Алексеевич - Страница 39

Грест совсем расклеился. Он хныкал и скулил, время от времени истерично всхлипывая, как уревевшийся ребёнок. Велион буквально волок его за собой. У дыры обмотал верёвкой и спустил на первый этаж, сам же сначала повис на краю, потом спрыгнул. Буквально затолкал воришку в подвал, а оттуда — в лаз. Здесь могильщик впервые ощутил запах мочи и дерьма, исходящий от Греста. Они ползли по лазу целую вечность, полную всхлипываний, причитаний и вони, но, в конце концов, выбрались на солнце. Воришка, буквально вывалившись из тайного хода, разрыдался уже в голос.

Едва перевалило за полдень. День был по-весеннему тёплый. Возможно, Грест не успеет простыть, добираясь до трактира с мокрыми портками.

— Выбрались, — сказал Велион немного успокоившемуся воришке.

— Мы едва не погибли, — невнятно пробормотал Грест сквозь слёзы. — Мише умер, а я едва не умер.

Могильщик похлопал его по плечу и, грустно усмехнувшись, произнёс:

— Так бывает. Худшего не произошло.

… «а сон остался сном», — добавил он про себя и помог Гресту подняться на ноги.

— Пошли. Сегодня выпивка за мой счёт.

Интерлюдия. Цена возвращения

Грест совершенно точно знал: он никогда не забудет то поместье. Жуткие мумифицированные тела принесённых в жертву, скелеты, погибший Мише, предлагающий бросить его Карпре. Воришка прежде никогда не испытывал такого ужаса. Даже толпа, собиравшаяся повесить его на суку, не вызвала в нём такого страха, как то, что Грест видел на могильнике.

Возможно, дело было в источнике ужаса. В конце концов, он не раз видел, как кого-то вешают или забивают толпой насмерть. Однажды его, совсем ещё сопляка, едва не убили полдюжины разъярённых мастеровых, у одного из которых он украл кошелёк. В тот раз ему помогли стражники, прикормленные бонзой, на которого Грест тогда работал. В Глазу Окуня его спас Велион.

Но та мощь, которую воришка увидел на могильнике… Неизведанная сила, в один миг превратившая голову Мише в кровавую кашу, размазанную по стенам, пугала его гораздо больше взбесившейся толпы. Велион, на первый взгляд, не допустил ни одной ошибки, а всё обернулось тем, что один из них погиб, а сам Грест едва не оказался погребён под завалами. Одно неверное движение, и вообще все едва не погибли. А от древней магии спасения нет. Кто-то умрёт быстро, как Мише, а кто-то будет гнить на протяжении долгих месяцев, как Карпре. И это цена одной-единственной ошибки. Неверного шага, неаккуратного движения руки, капли пота, набежавшей на глаз.

И так будет на каждом могильнике. Либо ему придётся побираться по самым простым местам, подбирая мелочь, которой побрезговали другие. Мешки с золотом и бриллиантами превратились в медные бляшки от ремней и погнутые латунные блюда.

А кроме того… Грест никогда не забудет того позора. Не забудет себя, стоящего посреди замёрзшей реки с голым задом. Запаха собственного дерьма, которое пришлось выгребать из порток. Холодного дерьма — на улице ведь была зима. Подмёрзшего, но всё равно вонючего. Воняющего всю дорогу назад. Не забудет своих мокрых штанов и холода, впивающегося в задницу и пах всю обратную дорогу.

Воришка плакал, когда стирал нижние штаны. Но именно в этот момент всё встало на свои места.

Грест стал могильщиком не по своей воле. Велион сделал его таким по какой-то из своих прихотей. Винить его в этом нет никакого смысла: Велион — человек идейный. Он никогда не перестанет ходить по мёртвым городам, как вор никогда не перестанет воровать, пьяница — пить, а барыга — обманывать. Такова его жизнь.

Жизнь, которую Грест не хотел. Грест всегда был вором, им и останется. Дерьмовое занятие, но уж куда лучше, чем хождение по мёртвым городам и копание в костях.

Грест действительно не собирался винить Велиона в том, что тот сделал. Но в то же время, с кого ему, вору, взять виру за причинённые неудобства, как не с могильщика? С очень даже небедного могильщика. Богатые не обеднеют, если у них украсть один-единственный кошелёк, а для Греста он — цена жизни. Ну, как минимум нескольких месяцев. Но ведь таковой его жизнь была всегда. Украл, выпил, загремел в подвал на месяц или два. А сейчас… за ним ведь даже уставшие и озлобленные стражники не будут для вида гоняться. Велион всё равно крепко напился сегодня вечером. С ним это происходило всё реже — этот раз был первым за пару недель, — но всё же происходило. И Глейи ушла в гости к кому-то из родственников, да так и не вернулась.

Возможно, другой возможности просто не будет.

Грест покосился на похрапывающего могильщика, тихо перевёл дыхание и взялся за завязки рюкзака. Руки чуть дрожали от волнения, он давно не воровал, но это было возвращением к любимому делу. Перчатки сейчас лежат в его закутке, и он никогда не наденет их ещё раз. А вот щупать богатеев за мошну он будет, ещё как. В конце-то концов, кто из тех, кто ищет его в Ариланте, догадается залезть в эту глушь?

Не было ни звука, ни вспышки. Ничего не было, словно вообще ничего не произошло. Но Грест услышал свой дикий вопль и увидел кровь, хлещущую из обрубков пальцев. Указательного и среднего пальцев на правой руке будто бы не было, от безымянного осталась лишь одна фаланга. На левой — кусочек фаланги от указательного и полторы — от безымянного.

Воришка орал и тупо смотрел, как из ран льётся кровь.

Могильщик проснулся от крика. Резко сел в кровати и обвёл комнату взглядом. Около секунды у него ушло, чтобы осознать увиденное. Лампу, Греста, держащего ладони перед своим лицом, и залитый кровью рюкзак.

Ещё несколько мгновений перед ним стояла та самая картина из сна — безголовый могильщик и Грест, жрущий собственные пальцы. И в этой картине не было ничего от привычного чувства дежавю. Могильщик осознал в этот момент — всё просто встало на свои места. Так и должно было произойти.

— Блядь… — выдохнул Велион и подскочил с кровати.

У Глейи всегда были какие-то тряпки в комнате. Спьяну найти их оказалось довольно тяжело, но могильщик всё же справился. Он быстро замотал двумя правую руку воришки и ещё одной, той, что побольше, — левую. Потом принялся искать свою одежду.

— Мои пальцы! — заорал Грест, и это была его первая связная фраза.

— Ты хотя бы оделся, прежде чем идти на дело, — буркнул Велион. — Подожди меня.

— Велион, мои пальцы! Боги, мои пальцы! Что… что теперь будет со мной?

— Что с тобой будет? Я не знаю. Знают только боги, наверное, а они тебе ни хрена не ответят. А ещё дам тебе совет, хоть он тебе больше и не пригодится: надевай перчатки, прежде чем лезть к другому могильщику в сумку. Всё, я готов. Пошли.

— Куда?

— Куда надо.

Велион схватил окаменевшего воришку в охапку и потащил за собой. Они забрали перчатки Греста и вышли из трактира, едва не сбив с ног заспанного хозяина, выбежавшего на крик. Почти выбежали на дорогу и уже бегом направились к городу.

— Ты убьёшь меня? — прохныкал Грест сквозь всхлипы.

— Ты сам убил себя, ублюдок несчастный.

Грест не помнил, как они оказались у стен города. Очнулся, когда Велион усадил его прямо на землю, а сам принялся ломиться в закрытые ворота. Все мысли вора занимали только его оторванные пальцы, которые сейчас лежат в комнате Глейи. Наверное, она испугается, когда увидит их. И, наверное, у него исчезли самые последние шансы переспать с ней.

— Да кто там уже, ебать вас и ваших матерей в рот и в жопу? — раздался, наконец, полупьяный голос стражника.

— Путники! — рявкнул Велион. — Мой друг серьёзно ранен! Нам срочно нужен знахарь!

— Ворота открываются после рассвета, — позёвывая, ответил стражник, и от этого ответа у Греста внутри всё похолодело.

— Он может не дожить до утра!

— А что с ним? Жопой на дерево упал? А-ха-ха-ха-ха! Косой, ты слышал? Жопой на дерево упал! Жопу-то, небось, порвало?

— Заткнись ты уже, спать всего ничего осталось, — ответил первому стражнику тот самый Косой откуда-то издалека. — И этих горластых шли на хер.