Могильщик. Цена покоя (СИ) - Башунов Геннадий Алексеевич - Страница 32

Стражник пару секунд молчал, потом буркнул:

— Шарф хоть сними сначала.

Валлай размотал шарф и приблизил лицо к окошку.

— Первый раз тебя вижу, — проворчал часовой, выглядывая. Рубака заметил, что у него были красные глаза. — Да и хрен с тобой.

Окошко захлопнулось, однако дверь открывать стражник не спешил. Спустя пару мгновений Валлай услышал удаляющиеся шаги и едва заметно выдохнул от облегчения. По крайней мере, прямо сейчас ему в лицо из арбалета стрелять не будут.

Через пару минут окошко вновь открылось и в нём появилось другое лицо. Мрачный бородатый мужик с приметным шрамом на лбу зло уставился на рубаку и буркнул:

— Я Ингур. Чего нужно?

— Передать вот это.

Валлай стянул варежку, вытащил из кошеля пергамент и протянул через решётку, но тот неожиданно свернулся в трубочку. Сразу напахнуло гарью. Посланник отдёрнул руку от окошка и, ухмыльнувшись, процедил:

— Сдаётся мне, ты ни хрена не Ингур.

— Ах ты ж сраное колдуньё, — выругался бородатый, шумно отодвинул засов и распахнул дверь. Пахнуло похлёбкой с копчёностями, свежим хлебом и травяным настоем. Рубака невольно сглотнул слюну. — Заходи. Ингур живёт на четвёртом этаже. Он вообще-то приказывал никого не пускать, но раз тут такая херь, я в это лезть не буду.

Валлай поднялся по каменной лестнице на третий этаж. По его прикидкам в сторожке жило как минимум полдюжины человек, но кроме тех двоих ему на глаза никто не попался. На четвёртый этаж вела опускная лестница. Обшитый железом люк, конечно же, оказался закрыт. Наёмник трижды постучал в него и принялся ждать.

— Кто там? — раздался молодой голос.

— Посланник. Мне нужен Ингур.

После паузы засов отодвинулся, но люк открывать никто не стал. Едва сдержавшись, чтобы не выругаться сквозь зубы, Валлай толкнул люк, весивший, должно быть пару пудов. Петли даже не заскрипели.

Хозяин помещения горбился у придвинутого к стене стола, на котором лежал ворох записей, а у бойницы на треноге стояла подзорная труба такого большого размера, какой Валлай ещё не видел. Кроме стола здесь была кровать, пара сундуков и большой шкаф с книгами. Впрочем, Ингур, в отличие от Настоятеля, не гнушался спать на перине, а его сундуки украшала богатая инкрустация. И Ингур был магом — на его груди висела восьмиконечная звезда. Он выглядел несколько старше Настоятеля — вокруг его глаз и губ уже виднелись пучки морщин, а голову побила седина.

— Впервые тебя вижу, — сказал Ингур, едва повернувшись. — Кто тебя прислал?

Валлай в ответ молча протянул кусок пергамента.

— Что ему нужно? — спросил, вздохнув, маг.

— Настоятель спрашивает, стабилен ли «Гнев Низвергнутого».

— Настоятель? — Ингур повернулся к Валлаю и забрал пергамент. — Он всегда себя обезличивал. Мальчик, Послушник, Жрец, Настоятель. Ему казалось, что человек без личности сделает больше для людей, ведь он не будет ставить свои интересы выше общечеловеческих. Он забирается всё выше, так как считает, что только большой человек сможет помочь большому количеству людей. Я всё думал, какая у него конечная цель? Патриарх? Император? Разве нет в этом толики честолюбия? И разве, заботясь о жизнях большинства, он не будет жертвовать единицами, вроде даже самых верных слуг или, тем паче, простых посланников, от которых так и веет магией смерти? Впрочем, сейчас это неважно. Знаешь, у него осталось не так много таких кусков пергамента. Может, два или три. А у меня ещё достаточно. И я могу дать тебе один со словами «Я отменяю эту просьбу» и второй, сказав: «Больше никогда не задавай этот вопрос». Как думаешь, его это устроит?

— Не мне судить, — пожал плечами Валлай.

— И всё же?

— Думаю, нет. В городе болезнь. Люди начали заживо истекать кровью, и никто не может им помочь.

— Я знаю об этом, — кивнул маг. — В конце-то концов, в первую очередь люди обращаются за помощью физической, к магам, ведьмам и знахарям, и лишь потом, уже понимая, что им конец, за духовной. Не можешь спасти тело, попытайся спасти хоть душу, ведь так? — Он сделал паузу, чтобы подойти к подзорной трубе и заглянуть в неё. — Я не могу отказать в этой просьбе и не могу лгать. Если я отправлю тебя к моему брату со словами: «Да, туман стабилен» — это будет чистая правда. Он действительно стабилен. Но в какой-то степени чистая правда, вырванная из контекста, становится лишь полуправдой. Той самой полуправдой, которой стараются прикрыть истинную правду или ввести в заблуждение. А истинная правда заключается вот в чём: да, туман стабилен, но он не был стабилен пару недель назад. Произошла утечка. В Бергатте случилось что-то такое, что будто начало выдавливать «Гнев Низвергнутого» наружу, и пятнадцать дней назад произошёл прорыв нашей защитной цепи. Мы это поправили, но, видимо, даже малой части тумана хватило, чтобы вызвать эту… болезнь. Как думаешь, такой ответ удовлетворит моего брата?

Такой ответ не удовлетворял Валлая. У него были вопросы, и много. И не совсем ясно в такой ситуации, его это ума дело или нет. “Гнев Низвергнутого”, о котором он впервые слышал, делишки магов и жрецов, странные болезни — всё это материи, слишком высокие для него. Но, в конце концов, кто гарантирует, что назавтра он не проснётся на тюфяке, мокром от пота?

И всё-таки он не стал ничего спрашивать: маг вряд ли захочет отвечать на его вопросы.

— Думаю, да.

— Хорошо. И… передай ему… Капитул приказал нам… абстрагироваться от происходящего в Новом Бергатте. Это значит…

— Я знаю, что такое “абстрагироваться”.

— Это хорошо. Тогда ступай, человече.

За Валлаем не слишком-то гостеприимно захлопнули дверь, едва он переступил порог. Зато лошадей отвели на конюшню, где хотя бы напоили. Сбрую снимать, к счастью, не стали — понимали, что гость надолго не задержится.

— Спасибо, — сказал рубака неизвестному благодетелю сквозь шарф и вскочил на более свежего скакуна.

Всю обратную дорогу он слушал топот копыт, тяжёлое дыхание лошадей и утробное урчание собственного живота. Уже ближе к Новому Бергатту задул ветер, принёсший снегопад, и Валлай понадеялся, что зараза улетит вместе с метелью дальше на запад.

Как и предполагал, к храму Единого вернулся уже затемно. Ветер стих, да и в городе царила напряжённая тревожная тишина. Валлай, несмотря на темноту, разглядел на усыпанной свежим снегом прихрамовой площади пятна крови, которые придавали тишине могильные нотки. Чувствуя недоброе, рубака постучал в двери. Открыл жрец с красными глазами, утирающий рот окровавленной тряпочкой.

Храм способен был вместить от силы две сотни прихожан да два с половиной десятка послушников и жрецов. Сейчас здесь находились не больше семи десятков человек, но в помещениях всё равно было тесно. Потому что люди, по большей части старичьё, лежали на наспех уложенных на пол циновках, рядом с которыми стояли миски с водой и супом. Почти никто не разговаривал, лишь иногда слышались тяжёлые вздохи и обречённые всхлипывания больных.

— Где Настоятель? — спросил Валлай жреца.

— У себя. Проводить?

— Я знаю, где это.

Наёмный убийца миновал ряды больных, вышел в едва освещённый дугообразный коридор. Те служители Единого, что не ухаживали за больными, сидели по кельям. Вероятно, пытались хоть как-то отдохнуть и отоспаться перед своей очередью. Дверь Настоятеля тоже была закрыта, и Валлай постучал в неё трижды.

— Заходи, — раздался приглушённый голос.

Настоятель сидел на лежаке, забравшись на него с ногами, как ребёнок, и читал толстую книгу, автор которой поленился — или не захотел — ни написать, ни вытеснить на обложке ни названия, ни даже собственного имени.

— Есть новости? — напряжённо спросил жрец.

Валлай пересказал всё, что узнал от Ингура. Когда он закончил рассказ, Настоятель грязно выругался и зашвырнул книгу в угол.

— Это худшее, что можно было бы предположить, — сказал он после долгой паузы.

Настоятель не продолжал, и потому Валлай рискнул задать вопрос:

— Что это такое — «Гнев Низвергнутого»?