Могильщик. Цена покоя (СИ) - Башунов Геннадий Алексеевич - Страница 20

— Ну, — шептала Нилли, тяжело дыша, — скажи, тебе хорошо? Хорошо?

Рот сновидца был занят её соском, поэтому он промычал в ответ что-то невразумительное.

— Думаю, ему хорошо, — раздался голос Аклавии.

Вздрогнув, Эльверст оторвался от груди Нилли и поднял голову. Настоятельница стояла у кровати, на её губах едва виднелась презрительная улыбка.

— Она так стонет, что все соседи знают о твоём пробуждении, — ответила Аклавия на незаданный вопрос.

Её как будто не смущало то, чем они занимаются. Да и Нилли даже не собиралась останавливаться. Кажется, смущён был один Эльверст.

— Дела не ждут, — произнесла настоятельница, усаживаясь табурет, стоящий рядом с кроватью. — Что ты видел в этот раз?

— Могильщик, — быстро сказал Эльверст и захлебнулся собственным дыханием. — Тот самый могильщик убил двух жрецов Единого.

Глаза Аклавии сузились, презрительная улыбка сменилась почти звериным оскалом.

— Опиши жрецов и место, где это произошло.

Сновидец попытался сосредоточиться, чтобы припомнить все подробности, но как тут сосредоточишься как следует… Эти попытки привели совсем не к тому результату — он кончил, а Нилли разочарованно застонала. Пока она слезала с него, Эльверст понял, что в принципе ничего не может рассказать. Один жрец постарше, другой — помоложе, лес, тропа, четвёртый спутник…

Запинаясь от смущения, он рассказал всё, что смог, про себя проклиная послушницу, даже не удосужившуюся прикрыть его наготу. Аклавия смотрела ему только в глаза, но от этого Эльверст ещё сильнее ощущал своё уродство. И, с другой стороны, испытывал ещё большую благодарность Нилли — ей было плевать, какой он, если он мог дать ей то, что ей нужно. Аклавия, казалось бы, делала то же самое: позволила ему жить в храме за его дар. Но настоятельница презирала его, как бы не пыталась этого скрыть, а Нилли — нет.

— Думаю, это они, — сказала Аклавия, выслушав его сбивчивый рассказ, — те самые пропавшие на юге Кайвен и Венле.

— Они…

— Да, они несли то слово Единого, которое я приказала им нести. Проклинали могильщиков. Ничего удивительного, что он захотел их убить. И убил. — Настоятельница на миг задумалась. — Ты уверен, что это был именно он? Уж слишком много неприятностей нам доставляет один и тот же человек. Не мог ты его спутать с кем-то?

Эльверст прикрыл глаза. Картина убийства младшего жреца буквально стояла перед его глазами, будто он сам был там, и с тех пор прошло не больше пяти минут. Багровое лицо послушника, его разинутый рот, закатывающиеся глаза. И перекошенная от злобы рожа могильщика.

— Его нос сросся не совсем ровно, но я уверен, что это именно он.

— Хорошо, я верю тебе. Но, может, ты вспомнишь ещё какие-нибудь подробности? Быть может, они называли его имя?

Сновидец почти не слышал разговора, лишь злобные вопли убийцы, но он честно попытался вспомнить. Тщетно. Оставалось лишь горестно развести культями в разные стороны.

— Ладно. По крайней мере, благодаря твоему сну, я смогу-таки выбить из наших меценатов денег на охрану нашим проповедникам. Что-то еще полезное тебе снилось?

Эльверст собирался уже рассказать про Криона, которого он до этого дня считал лишь легендой, но мотнул головой. Если Выродок и вправду ходил по эту сторону Туманных Гор, с тех пор прошли сотни лет. Аклавию интересуют только последние события. Да и какое Мясник имеет отношение к происходящему?

— Хорошо, — сказала Аклавия. На её губы на миг вернулась презрительная ухмылка. — Будем считать отсутствие плохих новостей хорошей новостью. — Настоятельница поднялась с табурета и направилась к выходу из кельи. Уже в дверях она обернулась и, едва скрывая презрительное отвращение, произнесла: — Нилли, можешь остаться у него ночевать, если захочешь.

— Конечно, моя госпожа, — фыркнула потаскушка своим хрипловатым голосом. Она презрение скрывать даже не пыталась. Когда Аклавия вышла, послушница села рядом со сновидцем, взглянула ему в глаза и ухмыльнулась. — Раз здесь мне разрешают трахать только тебя, в этот раз спать я тебе не дам как можно дольше.

Эльверст закрыл глаза и улыбнулся. Кажется, с ней он впервые за всю жизнь не возжелал, чтобы сон, где у него были руки и ноги, пришёл к нему как можно скорей. Правильно это или нет, ему плевать. Он считал это честной ценой за те сведения, что приносили его сны. Эльверст всего лишь человек и тоже хочет крупицу тепла и ласки наяву. И Нилли — единственная, кто даст ему эту ласку не за тот дар, которым его наделили боги, а за то, что он мужчина.

Арка вторая. Проклятие зимы. Глава шестая. Новая жизнь

Снег заливала кровь. Грест стоял, оперевшись на стену полуразрушенного дома, и задумчиво смотрел на свои ладони. На правой не хватало указательного и среднего пальца. Он перевёл взгляд на Велиона и улыбнулся. В этот же миг из его рта хлынула густая чёрная кровь, она залила его подбородок и начала капать на куртку.

Всё ещё улыбаясь, Грест широко раскрыл рот и вцепился окровавленными зубами в безымянный палец. Раздался мерзкий хруст, по подбородку воришки хлынул новый поток крови. Сухожилия порвались с неестественно громким звуком, и во рту Греста остались две фаланги, которые он с аппетитом принялся пережёвывать. Прожевав, с трудом проглотил и выставил руку вперёд, глядя сквозь откушенные пальцы на Велиона.

— Вкусно, — улыбаясь, произнёс он. — Хочешь?

Велион мотнул головой и отступил, но уткнулся спиной в кого-то, стоящего позади. Обернувшись, он увидел залитого кровью до пояса безголового человека. Безголовый поднял правую руку, положил её на плечо могильщику, а левой указал на Греста. Велиону хотелось закричать, но рот будто был залит застывшим сургучом.

Могильщик отшатнулся от безголового и вновь повернулся к Гресту. Тот задумчиво изучал правую ладонь, последние капли крови стекали из уголков его рта.

— Как хочешь, — сказал Грест, не глядя на Велиона, и вцепился зубами в указательный палец левой руки.

Раздался треск ломающейся кости. Часть третьей фаланги — всё, что осталось от пальца. Воришка быстро проглотил откушенный палец и жадно впился в средний. У этого он откусил полторы фаланги и принялся, чавкая, пережёвывать. Свежая кровь текла из его рта, не останавливаясь.

— Это ведь ты виноват, Велион, — сказал Грест, жуя. — Да, да. Именно ты. Где перчатки, которые спасли бы меня от этого? — Он помахал руками. — Куда они делись?

Велион хотел ответить ему. Сказать, что так сложилось, ведь он просто не мог пройти мимо умирающего знакомого, пусть и знал его недолго. Что, не вмешайся он, и парень бы погиб. Что он, когда-то отказавшись от судьбы наёмного убийцы, за последние несколько месяцев или убил, или послужил одной из причин смерти стольких людей, сколько, возможно, не убил бы за годы, оставаясь скважечником. Что он и сам толком не понимал в тот момент, почему отдал бывшему воришке перчатки и приказал их надеть, но в то же время чётко осознавал — это было и справедливо, и несправедливо одновременно.

В конце концов, хотел сказать, как он боится одиночества после смерти Элаги. Но его рот словно запечатали сургучом.

— Ты виноват, — сказал Грест, и по его окровавленным щекам побежали первые слёзы. — Ты…

Воришка уселся прямо на снег и разрыдался.

— Я убью тебя, — произнёс он сквозь слёзы.

На этот раз могильщик сумел разлепить губы:

— Попробуй, но если не получится, я убью тебя.

Велион проснулся. Какое-то время он тупо смотрел в потолок, вспоминая детали кошмарного сна, но постепенно они вымывались из его памяти, как это обычно и бывало со снами.

А ведь после гибели Элаги ему вообще ничего не снилось…

Разболелась голова. Учитывая, сколько могильщик вчера выпил, в этом не было ничего удивительного. Попробовал повернуть голову на правый бок, но в виске выстрелила такая вспышка боли, что Велион едва не застонал. Тихонько выругавшись, он опустил с лежака руку, надеясь найти недопитую бутылку, кружку, бурдюк или из чего он там вчера пил. Рука наткнулась на что-то, стоящее рядом. Кажется, деревянное, как минимум шершавое. Велион принялся ощупывать эту вещь. Нащупал кружку и лежащую на боку бутыль. Это вселяло умеренный оптимизм…