Герцог-упрямец - Хантер Мэдлин - Страница 10

– Сэр, это мог быть мой отец. Он получил образование в школе Святого Амвросия в Нью-Касле, но начинал учиться в местной приходской школе.

– Значит, мог быть и он. – Старик пожал плечами. – Но он был младше меня, а я учился там совсем недолго, потом пошел в подмастерья, так что знали мы друг друга очень плохо. Я тебе мало что могу о нем рассказать.

– Сэр, я надеялась узнать хоть что-нибудь о моем дедушке, – сказала Девина.

Мистер Джейкобсон отложил свой инструмент и ненадолго задумался, потом пробормотал:

– Сдается мне, его знавал мой отец, по крайней мере – немного. Думаю, он жил в приемной семье неподалеку. Старая семейная пара… Забыл их фамилию.

– Митчеллы, Гарольд и Кэтрин.

– Ну не знаю… А вообще-то было нехорошо, когда он еще совсем молодым человеком вышел из церкви. Хм… странное дело… Нынче старые воспоминания всплывают быстрее, чем свежие. А запомнил я это потому, что мой отец говорил, мол, некрасиво с его стороны посылать сына в церковную школу, если сам нашу церковь покинул. Может, только поэтому я их семью и запомнил. – Старик помолчал, потом, пожав плечами, добавил: – Ну, по крайней мере это одна из причин…

– А есть и другие?

Сапожник ответил не сразу, и, казалось, погрузился в воспоминания, а затем произнес, словно обращаясь к самому себе:

– Я подумал, что странно так говорить.

– Кому говорить? – спросила Девина.

– Моему отцу, конечно, – тотчас ответил старик. – Когда Маккаллум умер, отец сказал это матери. Довольно странно звучало… Потому слова отца и застряли у меня в голове. «Маккаллум подцепил горячку и умер», – сказал он.

– Не так уж и странно сообщить об этом, если в молодости ваш отец и мой дед посещали одну и ту же церковную школу.

– «Маккаллум подцепил горячку и умер, так что барона больше нет» – вот что сказал мой отец. – Старик ухмыльнулся. – Надо думать, он и впрямь вел себя как барон. Да-да, теперь вспоминаю. Заставлял обратить на себя внимание. Должно быть, ему дали такое прозвище, чтобы подначивать.

– Может, и так… – пробормотала Девина со вздохом.

– Гордец небось был, – продолжал старик. – Что ж, довольно обычный грех. Бывают и хуже. Хотя его и хорошим семьянином трудно было назвать – теперь-то вспоминаю. Отдал своего сына в ту самую школу, а сам время от времени бросал семью и уходил куда-то на чуток. Из-за этого ему все время приходилось искать новую работу. Сдается мне, моей матери было что по этому поводу сказать. Конечно, она такого не одобряла. – Сапожник хохотнул. – Никогда не видел, чтобы мой отец отдыхал от своей работы или от нас, вот что я тебе скажу. Моя мать такого бы не потерпела.

– Немногие из женщин потерпят, – пробормотала Девина. Но куда же дед уходил, когда на время бросал свою семью? И как долго отсутствовал?

А старый сапожник вдруг добавил:

– Я туда возвращался десять лет назад. И никто ни слова о них не сказал. Да и тебя я совсем не помню.

– Мой отец уехал оттуда, когда мне было тринадцать. После смерти матери мы переехали на север.

– А… тогда понятно, – кивнул старик. – А больше я тебе ничего рассказать не могу. Как я и говорил, не так уж хорошо я их знал.

Девина невольно вздохнула. Ох как ей хотелось, чтобы мистер Джейкобсон с ее отцом были добрыми друзьями: тогда бы он многое мог ей рассказать. Но увы…

– Благодарю вас за то, что вы рассказали мне все, что помните, – сказала девушка. – Было приятно услышать о моем дедушке и об отце в дни его молодости.

Сапожник снова взялся за молоток.

– Так ведь это нетрудно. – Он пожал плечами. – И скажи дураку Хьюму: пусть придет и закажет себе сапоги. Те, в которых он ходит, никуда не годятся.

– Передам.

Девина попрощалась и вышла на улицу. Как бы там ни было, но она все-таки нашла хоть какие-то полезные сведения. Возможно, что ее деда называли бароном из-за его манеры держаться, но возможно также и то, что речь шла о его прошлом, известном тем, кто привез его в те места. Это, конечно, не много, но все же гораздо больше, чем она рассчитывала узнать во время этого визита.

Мысленно улыбнувшись, Девина зашагала в сторону дома.

Окликнув Эрика, Страттон галопом пустил коня по парковой дорожке. Эрик остановился и, поджидая приятеля, вдруг заметил, что следом за ним скачет Лэнгфорд.

– Странно видеть тебя тут в такую рань, – сказал Страттон. Его конь фыркнул и негромко заржал. – Я думал, ты застрянешь на одной из своих встреч.

– Денек холодный, но ясный, а мне необходимо проехаться верхом, чтобы прочистить мозги, – ответил Эрик, повернув на соседнюю дорожку, когда их догнал Лэнгфорд.

Пристроившись справа, Страттон сказал:

– Если мы с Лэнгфордом отрываем тебя от важных размышлений…

– Прочистить мозги – это значит хотя бы на время забыть о важных размышлениях, – перебил Эрик.

Он отправился на верховую прогулку, чтобы не думать о шотландской женщине, пытавшейся завладеть его землей.

– А я-то думал, тебя одолевают столь важные мысли, что ты просто не можешь забыть о них, – заметил Страттон.

– Нет у меня таких проблем, – пробурчал Эрик.

– Неужели? – улыбнулся Лэнгфорд.

Эрик взглянул на него и снова повернулся к Страттону. Оба держались слишком уж непринужденно – явно умышленно. «Будь я проклят, если поделюсь с ними своими мыслями», – подумал Эрик.

Через некоторое время все трое повернули к небольшому озеру. И Страттон вновь заговорил:

– Мы не видели тебя последние несколько дней, но Клара сказала, что ты приходил к ней с визитом. Значит, в отшельника не играешь.

– Я никогда не изображал отшельника, – проворчал Эрик.

Отшельничество означало полный уход от людей, а также – самоотречение. Он не стремился ни к тому ни к другому, хотя случалось, что ему не очень-то хотелось общения.

– Ну да, в те времена, когда мы были намного моложе, – заметил Лэнгфорд.

Эрик никак не отреагировал на его слова. Но почему Лэнгфорд упомянул об этом? И снова нахлынули воспоминания… Да, верно, тогда он вовсе не был отшельником, просто оказался втянут… Проклятье! Огонь! Безумие! Непостижимая потеря контроля… Усилием воли Эрик заставил себя отгородиться от ужасных воспоминаний.

– В любом случае очень мило с твоей стороны, что навестил Клару, – сказал Страттон.

– Почему это?

– После этого начались разговоры о ней и о журнале. То есть ты дал понять, что по-прежнему высоко ее ценишь.

– Жена рассказывала тебе о моем визите?

– Только то, что ты заходил.

– И теперь ты гадаешь, зачем?

– Вовсе нет. И если ты решил навестить мою жену, когда меня нет дома, то я ничего против не имею.

– Просто Страттон не думает, что у тебя на нее виды, – вмешался ехавший с другой стороны Лэнгфорд. – Он никогда ничего подобного не подозревал. Верно, Страттон?

– Разумеется, не подозревал.

– Думаю, она все же рассказала тебе, зачем я приходил. Что именно она сказала?

Страттон пожал плечами.

– Сказала только, что это имеет какое-то отношение к журналу. Поэтому я благодарен тебе за поддержку.

Эрик надолго задумался. Было совершенно очевидно: рано или поздно проблема с мисс Маккаллум все равно станет известна. Ведь если об этом знает королевский двор, то узнает и весь Лондон. Кроме того… Станет ли Хьюм держать язык за зубами? Возможно, нет, если учует в разглашении некую выгоду для себя.

– Это дело не касается журнала, но касается мисс Маккаллум, – проговорил наконец Эрик.

– Ну, что я тебе сказал? – Лэнгфорд взглянул на Страттона. – Как только ты упомянул журнал, я сразу подумал: «А кто пишет для этого журнала?» Теперь понял? Брентворт ею очарован.

Эрик решил не обращать на Лэнгфорда внимания. Иначе пришлось бы его поколотить. Конечно, соблазн был велик, но все же они находились в центре парка.

– Никто не очарован, – буркнул Эрик. – Только немного зол. И на твою жену, Страттон, – тоже.

– Надеюсь, ты посетил Клару не для того, чтобы отругать? Я подобного не потерплю.