Дождь в моем сердце (СИ) - Лебедева Ива - Страница 12

— Ага, она врага сначала вылечит, а потом с чистой совестью придушит где-нибудь в темном углу. Ну, в целом мне такой подход даже нравится. Как она ему шишку в рот пихала, я думал, в горло забьет. По самые… кхм.

— Решительная, довольно неглупая, с принципами. Не размазня. Я считаю, на этот раз мы не промахнулись. Может, и получится…

— Думаешь? В любом случае попробовать стоит. Дай ей каплю знания, и пусть идет. Первое испытание пройдено!

Я так и не поняла, что это были за голоса — один женский, другой мужской. А эта их капля знания обрушилась мне на голову из тумана целым ведром холодной воды, так неожиданно, что я вскрикнула и чуть не захлебнулась. Вода была самая настоящая и леденющая! А я в одном балахоне посреди… нет. Уже не посреди, уже просто перед знакомой дверью, которая открылась сама собой обратно в солнечный двор с терпеливо ждущими зрителями.

Глава 14

— С-с-сволочи, а не боги! — прошипела я хоть и вполголоса, но зато с чувством. — Чтоб вам самим так знание каждый раз на голову выливали, заразы божественные! — Кое-какие знания с волос уже протекли мне в голову, и я уже знала, кто мне так удружил. Но осмыслить все еще не успела.

Пока я отплевывалась, протирала глаза и пыталась хоть как-то отжать волосы, во дворе стояла мертвая тишина. А потом кто-то тихо хихикнул в стороне, и я, повернувшись, поняла, что это оставшийся под деревом изверг едва сдерживает ехидный смех.

Я так живо увидела себя со стороны, словно смотрела в этот момент его глазами. М-да… даже на мокрую курицу и то не тяну, скорее на мокрого цыпленка. Оборванный выше колен балахон, такой широкий, что ножки кажутся тонкими, как соломинки, а ручки торчат палочками, как у огородного пугала. И в довершение картины — волосы обвисли сосульками вдоль лица, оставляя мокрые следы на белой ткани. Красотка.

Только я успела все это осознать, как с десяток воинов в белом рванули к дереву с самыми кровожадными намерениями, это у них прямо поперек лица большими иероглифами было написано. Похоже, они собирались покарать святотатца за неуместный смех надо мной.

А меня такое зло взяло. Да сколько можно?!

— Стоять! — рявкнула я голосом бабушки, когда та была в плохом настроении. У нее даже мухи на лету застывали, помнится. — Он мой! Все остальные руки прочь!

Воины замерли, словно я в них бросила заклинанием оцепенения. Стоп. Чем бросила?! Откуда я такие слова вообще знаю? Ладно, некогда. Потом разберусь.

— Я так и думала, что тебя одарят щедро, — раздался голос Маирис. — Теперь тебе надо хорошо поесть и лечь спать до завтра, чтобы божественные знания впитались. Шадаг! — Она повернулась к дереву, под которым Лильрин уже не сидел, а стоял в обманчиво расслабленной позе готового к драке воителя. Ага, собирался дорого продать свою жизнь, понятно. — Твоя госпожа удостоена чести великого знания и дара. Эта ноша тяжела. Отныне и навек тебе хранить ее тело и душу в покое и безопасности. Иди и отнеси ее в комнату, а потом спустись в кухню и возьми приготовленный обед, чтобы накормить свою госпожу. Живо!

Не знаю, кто больше удивился, я или Лильрин. Но глаза у нас, похоже, стали сначала одинаково круглые, а потом прищуренные. Я еще успела подумать, зачем меня куда-то нести, я что, вещь? Сама прекрасно дойду… Попыталась сделать шаг и чуть не упала носом в каменную кладку двора.

Очнулась я на кровати и сразу почувствовала, что мне как-то не по себе. Пара мгновений ушла на то, чтобы понять: причина в пристальном взгляде, который я ощущала кожей. Даже угадывать не надо было, чтобы уяснить, кто это смотрит.

— За что ты получила эту силу? — спросил сидящий в ногах кровати Лильрин, не отрывая взгляда от моего лица. — Почему именно ты? Я в жизни не встречал никого менее подходящего. Что в тебе такого? Или просто дело в том, что в мире нет справедливости и дары даются тем, кто их не заслуживает?

— Пф-ф-ф… Справедливость? — Злость меня взбодрила, и я села в постели, машинально отметив, что меня переодели из драного балахона в другую одежду — рубашку и штаны, похожие на те, в которых я была в день побега. Интересно, кто переодевал? А также сушил и расчесывал мои волосы? Надеюсь, не Лильрин. — Что ты вообще знаешь о справедливости, золотой мальчик, первый сын и наследник? Тебе самому все досталось за просто так — и дальше падало бы с неба лишь за то, что у тебя есть мужские… признаки. Скажешь, нет?

— Ты! — Кулаки у Лильрина сжались, но он почти мгновенно взял себя в руки и вернул на место маску холодного безразличия. — Что прикажете, госпожа? Мне велено сообщить вам, что после того, как вы проснетесь, вам надлежит принять ванну и поесть. А также, если будете в силах, посетить общую залу. Я обязан вам прислуживать.

— Да век бы тебя не видеть, — искренне сказала я, окончательно сбрасывая одеяло и спуская ноги с кровати. — Почему ты все еще голый? В одном покрывале?

— Потому что никого не волнует какой-то шадаг. — Он сказал это по-прежнему спокойно и безразлично, словно разом растерял всю свою злость. — К тому же есть светлые, которым это даже нравится, и они не разрешают своим… рабам одеваться. Получают удовольствие от чужого унижения. — Вот тут он уже не сумел удержаться от эмоций, но они мелькнули и пропали под маской.

— Глупости. — Я встала и покачнулась, оказалось, что у меня кружится голова. — Сейчас пойдем и найдем твою одежду. Мне не нравится глазеть на голого мужика у себя же в спальне, понятно?

— Ты свою одежду сначала найди…те, госпожа. Помочь вам облачиться? Или, может, принести ночной горшок?

— Чтобы я разбила его о твою голову? Ну разве только.

— Как будет угодно госпоже.

— Пошел вон. В смысле — сядь и сиди. Вон, у печки. — Я ткнула пальцем в угол. — И дай мне одеяло, что ли, замотаюсь. Сама пойду и найду нужное.

— Нет необходимости, госпожа. — Похоже, Лильрин решил поиграть в идеального слугу. Такого, каким он описывался в кодексах богатых семей: безэмоционального, услужливого, сообразительного и почти невидимого, пока его не призовут хозяева. — Ваше платье прислали еще утром, и я успел его приготовить. Но сначала я советовал бы вам совершить омовение. В этой крепости есть сад с теплыми источниками, и, если позволите, я провожу вас туда и помогу… отмыться. Насколько это вообще возможно.

Ну вот, на последней фразе опять сорвался в ядовитый сарказм и грязные намеки. Ну и сам дурак.

— Сама разберусь. Считай, что ты недостоин видеть мою наготу, — ехидно выдала я, упрямо замоталась в покрывало поверх сорочки, схватила с деревянной распорки какие-то белые одежды и, как была, босиком, выскочила в коридор. И дверь за собой захлопнула с грохотом.

Молодец, короче. Поставила зарвавшегося гада на место. Чтобы не воображал о себе много. Если сейчас еще и сама соображу, в какую сторону мне двигаться, чтобы не щеголять по крепости чучелом за просто так, а прийти куда нужно — к купальням, вообще буду собой гордиться.

Направо? Или налево? Нет, я скорее обойду как есть, босая, всю крепость, чем вернусь в комнату и о чем-то попрошу этого сволочугу. Ладно.

«Цапля-цапля-два-крыла-куда-показала-туда-пошла!»

Детская считалочка разрешила проблему выбора, и я бодро двинулась влево по коридору. Еще и припомнила, что, именно когда я выходила во двор, мне надо было двигаться направо, а обеденный зал и общие помещения — это там, куда я иду сейчас. Логично, что и купальни где-то там. И есть шанс повстречать какую-нибудь милую здешнюю девушку помоложе, наверняка она сможет мне помочь и скажет, куда идти.

Босиком по холодному каменному полу идти было неприятно, я невольно ускоряла шаги, пока почти не побежала и на очередном повороте не врезалась в грудь рослого незнакомого мужчины.

Чуть не упала и уронила одежду, которую несла в руках, зато успела поймать покрывало.

— Ой!

— Светлая эсса. — Мужчина улыбнулся, слегка поклонился мне, и волшебного, нереального цвета золотые волосы скользнули по его плечам.