Большие надежды - Диккенс Чарльз - Страница 33

Мне стало любопытно, не подозревает ли его Бидди в причастности к бесчеловечному нападению на мою сестру, о котором та была бессильна что-либо рассказать, и я спросил, почему она его не любит.

– Почему? – Она оглянулась через плечо на медленно бредущую за нами фигуру. – Потому что мне кажется… мне кажется, я ему нравлюсь.

– Он тебе это когда-нибудь говорил? – спросил я возмущенно.

– Нет, – сказала Бидди, снова оглядываясь через плечо, – он никогда этого не говорил; но он так и егозит передо мной, чуть только попадется мне на глаза.

Несмотря на всю новизну и своеобразие такого проявления нежных чувств, я не усомнился, что истолковано оно правильно. И очень разгневался, – как смеет старый Орлик восхищаться Бидди? – так разгневался, словно он мне самому нанес оскорбление.

– Но тебе-то ведь это безразлично, – спокойно сказала Бидди.

– Да, Бидди, мне это безразлично; просто мне это не нравится; я этого не одобряю.

– Я тоже, – сказала Бидди. – Впрочем, тебе и это безразлично.

– Совершенно верно, – подтвердил я, – но позволь сказать тебе, Бидди, что я был бы о тебе очень невысокого мнения, если бы он перед тобой егозил с твоего согласия.

После этого дня я стал следить за Орликом, и всякий раз, как ему представлялась возможность поегозить перед Бидди, вставал между ними, чтобы заслонить от нее это зрелище. Непонятное пристрастие, которое возымела к Орлику моя сестра, упрочило его положение в кузнице, иначе я бы, вероятно, уговорил Джо рассчитать его. Он как нельзя лучше догадывался о моих добрых намерениях и платил мне той же монетой, в чем я впоследствии имел случай убедиться.

И вот, как будто мне мало было путаницы, царившей у меня в голове до сих пор, теперь я запутался еще в десять тысяч раз больше, потому что минутами мне становилось ясно, что Бидди неизмеримо лучше Эстелды и что скромная, честная трудовая жизнь, для которой я рожден, не заключает в себе ничего постыдного, а напротив – дает и чувство собственного достоинства и счастье. В такие минуты я твердо решал, что охлаждение мое к милому, доброму Джо и к кузнице бесследно прошло, что работа мне по душе и в свое время я войду в долю с Джо и женюсь на Бидди; но внезапно какое-нибудь непрошеное воспоминание о днях, прожитых под тенью мисс Хэвишем, поражало меня, подобно смертоносному снаряду, и все мои благие помыслы оказывались развеянными по ветру. Собрать развеянные по ветру помыслы не так-то легко, и часто я не успевал это сделать до того, как они опять разлетались во все стороны от одного шального предположения, что, может быть, мисс Хэвишем все же решила облагодетельствовать меня, когда кончится срок моего ученичества.

Думаю, что, если бы срок этот кончился, недоумения мои все равно остались бы неразрешенными. Но случилось так, что мое учение было неожиданно прервано раньше положенного срока, о чем и будет рассказано в следующей главе.

Глава XVIII

Уже четвертый год я работал подмастерьем у Джо. Однажды в субботу вечером перед камином «Трех Веселых Матросов» собралось несколько человек, которым мистер Уопсл читал вслух газету. Среди них был и я.

В газете писали о нашумевшем убийстве, и мистер Уопсл был с головы до пят обагрен кровью. Он упивался каждым эффектным прилагательным в описании дела и отождествлял себя по очереди со всеми свидетелями, выступавшими на дознании. Он едва слышно стонал: «Я погиб», изображая жертву, и грозно ревел: «Я с тобой расквитаюсь», изображая убийцу. Он давал медицинское заключение, явно передразнивая манеру нашего сельского лекаря; а в роли престарелого сторожа при шлагбауме, который слышал глухие удары, он так хныкал и трясся, что казалось сомнительным, как можно доверять показаниям этого слабоумного паралитика. Следователь в передаче мистера Уопсла становился Тимоном Афинским; судебный пристав – Кориоланом[4]. Мистер Уопсл наслаждался от души, и мы все тоже наслаждались и чувствовали себя как нельзя лучше. Пребывая в таком отдохновительном расположении духа, мы и признали наконец подсудимого виновным в предумышленном убийстве.

Тогда-то, и только тогда, я заметил незнакомого джентльмена, который стоял напротив меня, облокотившись о спинку скамьи. Лицо его выражало презрение, и он покусывал толстый указательный палец, внимательно наблюдая за нами.

– Итак, – обратился незнакомец к мистеру Уопслу, когда тот закончил чтение, – вы, по-видимому, все рассудили к полному своему удовольствию?

Все вздрогнули и подняли головы, как будто сам убийца появился в комнате. Джентльмен оглядел нас холодно и насмешливо.

– Значит, виновен? – сказал он. – Ну? Говорите.

– Сэр, – отвечал мистер Уопсл, – не имея чести быть с вами знакомым, я все же полагаю: да, виновен. – И все мы, расхрабрившись, пробормотали что-то в подтверждение его слов.

– Я знаю, что вы так полагаете, – проговорил незнакомец. – Я это знал заранее. Я так и сказал. Но теперь я задам вам один вопрос. Известно ли вам, что по английскому закону человек считается невиновным до тех пор, пока его виновность не доказана, понимаете – не доказана?

– Сэр, – начал мистер Уопсл, – будучи сам англичанином, я…

– Э, нет! – сказал незнакомец, кусая палец и не сводя глаз с мистера Уопсла. – Не уклоняйтесь в сторону. Либо это вам известно, либо неизвестно. Решайте: то или другое?

Нагнув голову набок и сам изогнувшись в грозно-вопросительной позе, он ткнул пальцем в мистера Уопсла, точно хотел пригвоздить его к скамье, а затем снова впился в палец зубами.

– Ну? – сказал он. – Известно это вам или неизвестно?

– Разумеется, известно, – отвечал мистер Уопсл.

– Разумеется, известно. Так почему же вы сразу не сказали? А теперь я задам вам другой вопрос. – Он завладел мистером Уопслом, словно имел на него особые права. – Известно ли вам, что ни один из свидетелей еще не был допрошен защитой?

Мистер Уопсл начал было: – Я могу только сказать… – но незнакомец перебил его:

– Что? Вы отказываетесь ответить на вопрос? Да или нет? Я вас еще раз спрашиваю. – Он опять ткнул в него пальцем. – Слушайте меня внимательно. Знаете вы или не знаете, что ни один из свидетелей еще не был допрошен зашитой? Мне нужно от вас всего одно слово. Да или нет?

Мистер Уопсл колебался, и от этого наше восхищение им пошло на убыль.

– Ну что ж! – сказал незнакомец. – Я вам помогу. Вы не заслуживаете помощи, но я вам помогу. Посмотрите на лист бумаги, который вы держите в руке. Что это такое?

– Что это такое? – переспросил мистер Уопсл, растерянно поглядывая на газету.

– Может быть, это, – продолжал незнакомец весьма язвительным и недоверчивым тоном, – тот самый печатный отчет, который вы только что читали?

– Безусловно.

– Безусловно. Теперь загляните в него и скажите мне, написано ли там черным по белому, что обвиняемый, следуя указаниям своих адвокатов, предпочел воздержаться от защиты до заседания суда?[5]

– Да я только что это прочел, – взмолился мистер Уопсл.

– Неважно, что именно вы только что прочли, сэр. По мне, читайте хоть «Отче наш» задом наперед, – возможно, с вами это и раньше бывало. Обратитесь к газете. Нет, нет, нет, друг мой; не на верху страницы; как же вам не стыдно; смотрите ниже, ниже. (У всех нас мелькнула мысль, что мистер Уопсл лукав и изворотлив.) Ну? Нашли?

– Вот оно, – сказал мистер Уопсл.

– Теперь посмотрите это место и скажите мне, написано ли там, черным по белому, что обвиняемый особо подчеркнул указание своих адвокатов – всецело воздержаться от зашиты до заседания суда? Ну же!

– В точности таких слов здесь нет.

– В точности таких слов! – презрительно повторил незнакомый джентльмен. – А в точности такой смысл здесь есть?

– Да, – сказал мистер Уопсл.

– Да, – повторил незнакомец, окидывая взглядом всех собравшихся и протянув правую руку в сторону свидетеля – Уопсла. – А теперь я вас спрашиваю, что сказать о совести человека, который, имея перед глазами эту страницу, может спать спокойно после того, как он признал своего ближнего виновным, даже не выслушав его?