Сборник Новогодних сказок от «Призрачных Миров» (СИ) - Черная Ева Л. "Черная Ева" - Страница 7

      А Танюшка-то рыжая что удумала, и сказать страшно! Поняла девка, что кто-то блазнится в лесах ее жениху несостоявшемуся, что не по своей воле он в горы уходит, а словно что-то очаровало его, словно манит его нечисть какая. И решила упрямица – спасу Степку. Да только вот его спросить забыла – нужно ли ему это спасение…

      Долго брела девушка по лесу, все тропку в невидимый мир искала, да только самый обычный лес шумел вокруг нее кронами, даря сумрак и прохладу в жаркий солнечный день. Упала Таня возле урочища совсем без сил. Глядит, чернотал да березы сухостойные стоят на усеянной сухими листьями земле, а голые ветви дрожат сиротливо на ветру, и ни единого листика на них нет. Мхом да трутом деревья обросли, трухлявиться да дуплиться стали. Гиблых деревьев в лесах полно, но эти казались сумрачными призраками другого мира, для людей невидимого. Да и поблазнилось тут девушке, словно в дупле ближнего к ней корявого ствола шевелится что-то. Потом оттуда, их чернильного мрака, уставилась на Таню мохнатая рожа с зелеными огоньками огромных глазищ.

      - Гы, - утробно проурчал нечистый, - ты не той тропкой идешь, красавица, будешь теперь по урочищу плясать да своей кровушкой комаров кормить.

      У Тани и захолодело все внутри, мурашки по спине пробежали, но постаралась и виду она не подать, что испугалась.

      - Может, и попляшу я в лесах ваших когда, да теперича некогда мне. Ты вот лучше что скажи – где мне сыскать блазня, что жениха уводит моего?

      Мохнатый опять загыкал.

      - Ты к блазню этому через дупло мое попасть можешь, да только оттуда не выпущу. И от Хранительницы Синегорья будет твоя жизнь и свобода зависеть. Захочет она – возвернешься к людям, нет – каменной станешь, али в горах сгинешь. Не блазня встретил в горах Степан, знай это, девка. С лесной царицей тягаться – себе дороже!

      Поднялась Танюшка с земли, отряхнула сарафан от листьев и травинок сухих, ничего не ответила мохнатому. Догадывалась она, что Степку ее обморочили, но уверена была - никакой призрак не сможет украсть ее жениха. Подошла к дереву и в дупло полезла. Мох-натый посторонился, пропуская девку. Молча сидел, комочком махоньким, только глазки светились ярко-ярко.

      По дуплу Татьяна спустилась под землю, притерпелась к темноте и увидела вскоре, что где-то вдалеке вроде огоньки - то горят, то гаснут. Ближе подошла, а это каменья разные самоцветные грудами лежат среди гранитных стен. Не тронула камни девка, мимо пошла. Вскоре скалистая гора выпустила из недр своих Таню, и она пошла дальше по заросшей узкой тропе, что вилась по густому сосновому бору, Ароматы смолы и ягод легко кружили в воздухе, свежем и чистом. Шумели на каменных перекатах воды реки, и могучие хребты, окружавшие лес, из века в век хранили суровое молчание.

      И вот Таня увидела, что к ней приближается чудо-девица, вся в соболях и парче, украшенная каменьями-самоцветами. Зеленым малахитом горят на бледном лице огромные лучистые глаза, а темные обсидиановые волосы украшены аметистовым венцом.

      - Отдай мне Степу подобру-поздорову! – грозно прозвучало в тиши.

      Строптивая Таня вспыхнула от негодования:

      - Не бывать тому. Не погляжу, что ты повелительница невидимого мира Синегорья! Не боюсь я тебя. И сердце у тебя каменное, не знаешь ты любви!

      И тут платье Танино крестьянское шелковым стало, и украшено оно было алмазами, перед которыми мерк белый день. А на плечах девушки богатая шуба песцовая оказалась.

      - Озолочу тебя, в самоцветах ходить будешь, на золотой карете разъезжать, в тереме богатом жить, только скажи мне, отколь обо мне узнала? – вкрадчиво спросила Хозяйка Урала, прищурившись. – Неужто Степан проболтался?

      - А с чего молчать ему? – не моргнув глазом, соврала Татьяна. – Ходил в тайгу за змеевиком да другими самоцветами, всегда с богатыми дарами ко мне возвращался, да все похвалялся, что девка лесная еще даст. Мол, имечко он ее знает, так что скоро заберет все сокровища Азов-горы!

      Про имечко-то Таня сейчас только вспомнила - в детстве еще слыхала предание это от мастерового одного, друга отцова. Тот все выхвалялся, что знает имечко царицы лесной, и что скоро все каменья и злато Камня-гор его будут. Да не довелось ему озолотиться - сгинул в горах, сколько ни искали – даже косточек не нашли. И, вспоминая то, боялась Танюшка свого милого потерять, вот и плела все, что на язык приходит. Не понимала – уже потеряла, не возвернется к ней пленник гор.

      Звенящая тишина некоторые время царила среди древних деревьев, тихо-тихо было, даже птицы смолкли. Так тихо бывает только перед грозой, когда природа умолкает, готовясь разразиться сметающей все на своем пути бурей…

      Пронзительный крик пронесся по лесу, отдаваясь эхом от ближних скал. Крик, полный отчаянья и боли. Затрясло Идель от злости, взмахнула она рукой, и груда золотого песка рассыпалась перед Таней, смело глядящей на беснующуюся лесную царицу.

      - Бери, заслужила… - Глухо сказала Хозяйка Синегорья и исчезла.

      А Татьяна сбросила с плеч меха богатые, оборвала алмазы с переливающейся ткани платья, бросила их на груду золотого песка и, не оглянувшись, пошла в сторону поселка. Поняла – отпускает ее дух лесной. Уверена была, что теперь Степа лесной девке не интересен станет.

      - Готов ли ты уйти со мной, сокол ясный? - вкрадчиво спросила Идель, когда явился в ее лес несчастный парень. Хищно улыбнулась. Выгнулась змеей возле Степана, глядя на него немигающим взглядом.

      - Не уверен я, что готов бросить все, чтобы навеки с тобой быть, - тихо ответил Степа, и отвернулся. Не заметил, что в глазах ее отразился гнев и смятение. – Понимаешь, мать моя одна тогда на земле останется. Кроме меня, нет никого у старой…

      - Озолочу матушку, - твердо сказала лесная царица. – В шелках ходить будет, с золотой посуды есть и в богатом дворце жить.

      - Не переживет она, если я исчезну, - покачал головой Степан. – Знаешь, Идель, иногда я даже жалею, что ты меня нашла в лесах таежных в тот день, когда заплутал я…

      - Я не искала тебя, - горько рассмеялась Идель. – Ты сам ко мне пришел!

      Упрекает он ее, что ли? Не хочет покидать мир людей? Да и обманул он ее, с человеческой девкой над ней посмеялся. Лесная дева почувствовала странную боль в груди, словно кто-то вставил в нее нож и провернул несколько раз. И древняя ярость всколыхнулась в ее раненом сердце.

      - Это была случайность. Я всего лишь заблудился в бору.

      - В моем мире случайностей не бывает…

      Идель выпрямилась. Чудно – глаза ее сверкнули, словно и на самом деле это были изумруды. А в их сумрачной глубине отразилось суровое уральское небо, они приобрели серый скалистый оттенок, и словно в омуты нырнул в них Степан. Но тут же его безжалостно вытолкнули из того мира грез, куда он так хотел попасть.

      - Зачем ты рассказал обо мне людям? Ведь я предупреждала тебя, чтобы не смел ты, - тихо пронеслось над горами и лесами. Порыв студеного ветра растрепал черную косу лесной царицы, и сарафан облепил ее тело, словно вторая кожа. Она медленно повернулась к Степе спиной и поплыла по воздуху в сторону дальнего леса.

       – Выслушай меня. Не так поняла ты все! – крикнул он вслед удаляющейся Идель. Отчаяние и боль захлестнули его, не давая дышать. – Я хотел, чтобы ты к людям со мной ушла!

       Но ответа не было. Словно Степан больше не существовал для женщины-духа.

       – Не имеешь права так со мной обращаться! – Прокричал парень, падая на колени и с силой впечатывая кулак в скалу. – Я заставлю тебя слушать!

      И – веря в то, что лесная дева не оставит его – ринулся со скалы следом за ней.

      Только не стал воздух держать его, как держал лесную царицу, и крик замер в горле, когда, падая, увидел он приближающуюся землю, усеянную камнями…

      Идель, не оглядываясь, ступила на следующую скалу. Ей показалось, что она услышала тяжелый звук упавшего тела, но только тонкая морщинка прорезала ее чело, и поникли плечи. Она оглянулась на речную пойму, заросшую густыми кустами хмеля, и внимательно прислушалась, но решила, что ей это все почудилось. Лесная дева уже покинула мир людей, и не могла видеть распростертого на камнях Степана.