Правила отбора (СИ) - Тимофеев Владимир - Страница 61

Как всё происходило, нам потом рассказал Саня Шпанов. Футбол и атмосфера на стадионе ему не понравились, и он решил уйти раньше. Мы не стали его отговаривать. Чай, не маленький, до общежития доберётся.

Знать бы заранее, что произойдёт под трибунами, никуда бы его не отпустили, а так… попал Саня в самую давку…

Её детонатором стал пустяк — обычная женская туфля. Девушек на игру пришло много. Одной из них кто-то наступил на задник, обувь слетела, дама попробовала её подобрать, толпа немного притормозила, затем качнулась вперёд и… короче, для последующего кошмара этого оказалось достаточно. Человеческий поток превратился в оползень. Потерявших опору несло по лестничному пролёту к запирающим дорогу воротным створкам. Руки и ноги, попадающие между прутьями перил, ломались, как спички. Обезумевшие от боли люди стонали, кричали, пытались вырваться из ловушки… Тщетно. На промежуточной площадке первого этажа часть перил оказалась смята. Те, кого выбрасывало наружу, падали на бетонный пол с пятиметровой высоты. Некоторые разбивались насмерть, другие получали многочисленные переломы и сотрясение мозга, однако оставшиеся на лестнице могли бы им позавидовать. Ведь расшибиться и выжить всё-таки лучше, чем быть раздавленным. Людская волна, докатившаяся до ворот, упёрлась в стальную решётку. Решётка выдержала. Люди — нет.

Шпанову повезло. Он не упал и не оказался раздавленным. На неуловимо короткий миг толпа вдруг отхлынула, и Саня каким-то чудом сумел вывернуться из неё, потом перевалился через перила и спрыгнул вниз, отделавшись переломами четырёх рёбер и ушибом лодыжки. Впрочем, будучи в шоке, он этого не заметил. Сверху снова начали напирать. Милиционеры, не знавшие, что происходит на лестнице и желающие побыстрее очистить трибуны, активно подталкивали болельщиков к выходу, прямо в кровавую мясорубку.

Кто спотыкался и падал, подняться уже не мог. Люди буквально шли по телам, а возле ворот образовался своего рода «слоёный пирог» из лежащих вповалку трупов и тех, кто ещё дышал. Саня и прочие, кто смог прорваться из давки, пытались вытащить из этого кошмарного «пирога» хоть кого-то.

Увы, большинство спасённых уже не подавали признаков жизни. Врачей не было, дежурная скорая подъехала слишком поздно, а вереница новых машин с красными крестами остановилась в районе метро — никто не мог указать, куда надо ехать.

А потом Шпанов потерял сознание и очнулся только на следующий день, в «Склифе». Туда отвезли бо́льшую часть выживших пострадавших. По официальным данным, в ту среду погибли шестьдесят шесть человек, ещё шестьдесят один получили ранения и увечья.

Удивительно, но о том, что творилось на лестнице под трибуной, никто из оставшихся наверху не догадывался. На последних минутах игры Сергей Швецов забил второй гол голландцам, и уже собирающиеся на выход болельщики приветствовали его восторженным рёвом.

Многие, в том числе, я, Костя и Лёха, не стали спешить и принялись ждать, пока толпа рассосётся. Тем более что, как обычно, после окончания матча на информационном табло показывали какой-то немецкий мультфильм об играющих в футбол животных, и, несмотря на мороз, значительная часть болельщиков решила досмотреть его до конца. Затем непонятно от чего суетящиеся стражи порядка открыли пару соседних выходов и начали направлять всех к ним. Туда мы, собственно, и пошли. Спокойно, без суеты, как и положено.

С той лестницы, по которой спускались мы, было видно лишь милицейское оцепление и несколько лежащих на земле человек. Костя даже пошутил по этому поводу:

— Глядите! Кто-то уже отдыхает.

То, что это не шутки, стало понятно только на улице.

Возле соседнего выхода стояла скорая, и к ней «за руки, за ноги» подносили тела.

Подойти ближе и выяснить, что происходит, мы не могли — милиция с удвоенной силой гнала всех прочь, подальше от стадиона.

О случившемся в Лужниках в ту холодную среду газеты не сообщали. Только «Вечерняя Москва» на следующий день напечатала коротенькую заметку: «Вчера в Лужниках после окончания футбольного матча произошёл несчастный случай. Среди болельщиков имеются пострадавшие».

Об истинных масштабах трагедии я узнал лишь через полтора месяца, когда Саню выписали из больницы. «Много. Под сотню», — скупо ответил он на вопрос, сколько погибло. И больше мы к этой теме не возвращались. Ни тогда, ни во времена «перестройки и гласности», когда газеты напропалую соревновались, кто больше нагромоздит трупов на «преступлениях социализма», ни в девяностых-двухтысячных, когда накал поутих… Мы словно бы наложили табу на все разговоры о тех событиях. Однако память — штука своеобразная. Иногда, чтобы выудить из её глубин то, что хотелось забыть навсегда, достаточно одной-единственной фразы:

— Мужики! На футбол поедете?..

Воспоминания, хлынувшие на меня, напоминали потоп. Я будто заново переживал всё случившееся тем страшным вечером. Хотя почему заново? Ведь здесь и сейчас ещё ничего не произошло, и все девчонки, мальчишки, решившие поддержать свой любимый клуб на заснеженном стадионе, ещё живы. Как раз сейчас они собираются на футбол, в радостном предвкушении, полные планов на вечер, на завтра, на послезавтра, на месяц, на год, на будущую несомненно долгую и счастливую жизнь. Кто-то спешит на встречу с друзьями, кого-то сразу после футбола ждёт праздничный ужин, кто-то волнуется, что его не пустят на стадион из-за возраста и, значит, надо обязательно попросить кого-то из старших сказать, что он с ними… Ещё никто ничего не знает и даже не думает, что обыкновенный футбольный матч завершится кровавым кошмаром.

Вопрос: можно ли «отменить» трагедию?

Любой, читавший фантастику про попаданцев, уверенно скажет: «Да. Можно».

Надо лишь снять телефонную трубку и позвонить.

Куда? Ну, например, в милицию, сообщить, что на стадионе заложена бомба. Или ожидаются антисоветские провокации. Или что будет потоп, пожар, землетрясение…

Увы, гарантировать, что правоохранители начала восьмидесятых поведут себя точно так же как их коллеги из будущего, я не мог. Кто знает, может, этот звонок только усугубит проблему, милиция проявит рвение, загонит всех не на две трибуны, а на одну, и в итоге на той злополучной лестнице народу окажется в два раза больше…

Другой вариант — позвонить Смирнову и объяснить ему, что…

А что, собственно, я ему объясню? Что у меня плохие предчувствия? Да и потом — я же не знаю его нынешнего телефона. Так же как номеров Ходырева, Новицкого, Кривошапкина. Не удосужился, блин! Месяц с лишним изображаю из себя графа Монте-Кристо, а элементарную вещь — выяснить, как в случае форс-мажора связаться с товарищами офицерами — забыл…

Поэтому, хочешь не хочешь, а действовать и решать придётся по ходу. Самостоятельно, прямо на стадионе. Иного, увы, не дано…

Как и предполагал, мы попали на ту же трибуну, в тот же сектор, на тот же ярус. И тем же составом. Костик, я, Лёха и Саня.

Последний сидел возле прохода и с любопытством осматривался. Он, действительно, первый раз в жизни попал на футбол, поэтому, несмотря на мороз, всё вокруг было ему интересно. И уходящие вниз ряды, и возвышающаяся за нашими спинами чаша для олимпийского огня, и игровое поле, выделяющееся всё ещё зелёной травой на фоне заснеженных беговых дорожек, гул трибун, огромные прожекторы, заливающие стадион ярким светом …

— А почему одни в шапочках, а другие без? — наивно поинтересовался Шпанов, указывая на футболистов.

— Одни боятся мозги застудить, а другим всё равно, — тут же пошутил Лёха.

— А те, кто в трико, за другое волнуются, — продолжил Костик.

Оба заржали.

— Да ну вас. Я же серьёзно, — обиделся Саня.

— Когда на улице минус, разрешено утепляться по усмотрению, — перестав смеяться, пояснил Трифонов. — Кому-то хватает треников, кому-то перчатки нужны, кому-то шапка. Главное, чтобы поверх всего форма была надета, и шипы на бутсах должны быть стандартные, чтобы никого не травмировать…